– Обе эти версии весьма убедительны, – начал констебль Дункан, – однако очень запутанны и сложны. У меня даже голова закружилась. Неужели сэр Максвелл Джеймисон действительно считает, что столь хитроумный план можно придумать за три четверти часа?

– Да, но это приблизительное время, – возразил тот. – Если учесть, что Стрэчен попал в Фолбе еще затемно – иначе не свалился бы в шахту, – то уже не так важно, в котором часу он туда отправился.

– Ничего, ничего, – произнес прокурор, видя, что констебль Дункан смутился, – если у вас есть более простая и более правдоподобная версия, мы с удовольствием выслушаем ее. Пожалуйста, говорите.

– Мне вот что пришло в голову… Прошу прощения, доктор Кэмерон. А если Кэмпбелла убили не в тот день, когда его обнаружили? Возможно ли вообще такое? Вы не обиделись, доктор?

– Ничуть, – ответил Кэмерон. – Прошу вас, выскажите свои сомнения, молодой человек. Определить точное время смерти не так просто, как может показаться при чтении детективных романов. По опыту я знаю, что чем дольше работает медик, тем менее охотно делает официальные заявления. У природы существуют способы опровергать прописные истины.

– Да, – кивнул Дункан. – Я как раз читаю сейчас книжечку по этой теме. Ее подарил мне отец на прошлый день рождения. Для своего положения в обществе он довольно неплохо образован и всегда повторял мне, что ученье – путь к успеху.

Констебль положил на стол большой квадратный сверток и медленно развязал стягивавшую его бечевку.

– Вот, – произнес он, распутав последний узел и сняв оберточную бумагу с «книжечки», которая оказалась внушительным томом размером девять на шесть дюймов. – Это «Судебная медицина и токсикология» Диксона Манна. Здесь содержится множество полезной информации для представителей нашей профессии. В этой книге я вычитал кое-что, и теперь хочу узнать ваше мнение, доктор. Я даже заложил это место бумажкой. Вот тут, на странице тридцать семь. Речь в этой главе идет о том, что происходит с телом через некоторое время после смерти.

– То есть о трупном окоченении.

– Да, именно о нем. Только в книге это называется очень мудрено. Не выговорить. Однако ученый – авторитетный человек, и мой бедный отец отдал за его книгу огромную сумму денег. Вот что он пишет: «В обычных условиях скелетные мышцы начинают коченеть в течение четырех – десяти часов после смерти». От четырех до десяти часов. Это приводит нас к шестичасовой погрешности в определении времени смерти. Не так ли, доктор?

– Ну, в целом да.

– А вот еще: «Оно полностью развивается – окоченение то есть – за два – три часа». Еще один разброс во времени.

– Э… да.

– «Это состояние сохраняется от нескольких часов до шести – восьми дней». А вот это уже огромная погрешность, доктор!

– Вы совершенно правы, – еле заметно улыбнувшись, произнес Кэмерон. – Но кроме трупного окоченения, нужно принимать во внимание и другие обстоятельства. Вы же не хотите сказать, что возраст нашего трупа был шесть – восемь дней?

– Нет-нет, доктор. Но в книге говорится: «Средняя длительность окоченения составляет от двадцати четырех до сорока восьми часов». То есть речь в работе этого ученого идет вовсе не о двух-трех часах. А теперь, доктор, ответьте, когда вы обнаружили труп в три часа дня, насколько сильно развилось трупное окоченение?

– Достаточно, – произнес Кэмерон. – То есть, выражаясь языком вашего авторитетного ученого, трупное окоченение полностью развилось. Отсюда можно сделать вывод, что человек был мертв не менее шести часов. А принимая во внимание появление трупных пятен и еще кое-какие признаки – значительно дольше. Если взять за основу для диагностики утверждение мистера Диксона Манна, то можно допустить, что смерть наступила тринадцатью часами ранее. Десять часов с начала процесса трупного окоченения плюс три часа на то, чтобы оно развилось полностью. Иными словами, если смерть наступила в промежутке времени между полуночью и девятью часами утра, то к трем часам дня труп уже полностью окоченел. Если, конечно, на процесс окоченения не повлияли какие-то не учтенные нами аномальные факторы.

– Да, но… – поспешил вставить Макферсон.

– Да, это как раз то, о чем я хотел… – пробормотал Дункан.

– Минуту! – прервал обоих доктор. – Сейчас я не оговорил возможность того, что трупное окоченение полностью развилось еще до того, как я осмотрел тело. Допустим, оно развивалось медленно и полностью развилось, например, к часу дня. Таким образом, можно допустить, что смерть наступила в двадцать два часа предыдущего дня. Собственно, я уже упомянул о том, что подобное не исключено.

Макферсон кивнул.

– Кэмпбелл обладал завидным здоровьем, – продолжил Кэмерон, – и умер от внезапного удара. Если вы обратитесь к работе вашего авторитетного ученого, Дункан, то прочитаете его суждение о том, что при таких обстоятельствах трупное окоченение скорее всего будет развиваться медленнее, чем обычно.

– Да, доктор, но вы также можете там прочитать и то, что если человек изнурен и подавлен, то окоченение наступает очень быстро. У Кэмпбелла явно выдалась тяжелая ночь. Он подрался с мистером Уотерсом около девяти часов вечера, а позднее – с мистером Гоуэном. К тому же Кэмпбелл изрядно накачался виски, что уже само по себе оказывает на человека расслабляющий эффект. Впрочем, – поспешно добавил констебль, заметив слабую улыбку на лице Уимзи, – его действие могло и ослабеть. Утром он ушел из дому голодным – вскрытие ведь показало, что Кэмпбелл не завтракал, – а потом ехал за рулем двадцать семь миль. Разве он не был достаточно измотан на момент убийства?

– Судя по всему, вы детально все продумали, Дункан, – заметил доктор. – Вижу, с вами нужно держать ухо востро, а не то попадешь впросак. Средняя продолжительность трупного окоченения варьируется от двадцати четырех до сорока восьми часов. Тело Кэмпбелла полностью окоченело, когда я увидел его во вторник в три часа дня. Окоченение также наблюдалось и в среду вечером, когда его клали в гроб. В четверг вечером, когда я вскрывал тело в присутствии некоторых из вас, джентльмены, окоченение полностью прошло, что вполне соответствует его средней продолжительности. Обычно быстрое развитие окоченения сопровождается его более коротким течением. И наоборот, медленное развитие – более длительным. В нашем случае очень похоже, что окоченение развивалось медленно. Именно поэтому я пришел к заключению, что смерть потерпевшего наступила около полуночи. Это подтверждает внешний вид тела и кровоподтеков.

– А как насчет содержимого желудка? – спросил сэр Максвелл.

– Желудок потерпевшего содержал виски, – сухо промолвил доктор. – Однако я не скажу, в котором часу вечера понедельника покойный его употреблял.

– Но, – произнес Дункан, – если предположить, что смерть Кэмпбелла наступила не раньше девяти часов утра вторника, то продолжительность окоченения сокращается.

– Естественно. Если до утра вторника он был жив, то продолжительность окоченения ограничивается примерно тридцатью шестью часами. И все же я могу с уверенностью говорить лишь о периоде времени между тремя часами дня вторника и семью часами вечера среды, когда я передал тело похоронному агенту.

– Что же получается? – сказал прокурор. – Все указывает на то, что смерть наступила около полуночи. И все же, несмотря на это, существует погрешность в час или два в ту или иную сторону.

– Именно так.

– А может эта погрешность увеличиться до восьми-девяти часов?

– Мне бы не хотелось так думать. Однако я не стану утверждать, что это исключено. В природе вообще почти нет ничего невозможного, так что ошибки в диагнозе вполне вероятны.

– Так-так… – протянул сержант Дэлзиел, с неприязнью взирая на констебля. – Вы же слышали, что сказал доктор. Он признал, что ошибки вполне возможны, а вы продолжаете ставить под сомнение его опыт со своим трупным окоченением, стариком отцом и своей книжонкой. Остается лишь надеяться, что для подобной дерзости имеется веская причина. Простите великодушно моего подчиненного, доктор. Дункан – хороший парень, но чересчур уж усердный.

Решив, что ему разрешено продолжить, и вспыхнув до корней волос, констебль снова заговорил:

– Я начал свои рассуждения с того, что фактически только мистер Грэм находился рядом с тем местом, где обнаружили труп. Местонахождение остальных подозреваемых так и не было установлено точно, однако у нас есть показания, что во вторник утром мистера Грэма видели в Багреннане. И он сам это подтверждает.

– Это факт, – кивнул прокурор. – В отчете написано, что некий Браун видел Грэма, бредущего по берегу Кри недалеко от Багреннана в половине двенадцатого утра вторника. Свидетель утверждает, что Грэм шел вверх по течению реки, а когда заметил его, поспешно спустился с берега вниз, словно не желал быть узнанным. Данное обстоятельство выглядит довольно подозрительно.

– Именно! – взволнованно воскликнул Дункан. – Что пояснил Грэм на допросе? Сначала он вообще отказывался признаваться, где провел ночь понедельника. И это еще до того, как смерть Кэмпбелла была признана убийством. А когда в газетах сообщили об убийстве, у него сразу возникло фальшивое алиби. Да и то только на ночь понедельника.

– Подождите, Дункан, – перебил молодого человека сэр Максвелл. – Если, как вы предполагаете, Грэм не совершал убийство до утра вторника, зачем ему было предоставлять алиби на ночь понедельника? Он же понимал, что оно ему никак не поможет.

– Собственно, так и есть, – ответил констебль. – Алиби ему составила дама, но почему? Стало известно, что преступление было совершено в понедельник ночью. Далее эта самая дама, знающая, что Грэм виновен в преступлении, но не посвященная в подробности, попала в расставленные для нее силки. Она произнесла такую фразу: «Он не мог этого сделать, потому что находился со мной». Тогда сержант Дэлзиел неожиданно спросил: «Как долго Грэм пробыл у вас в доме?» И она ответила: «До девяти часов», – прекрасно понимая, что если она ответит «до двенадцати», то следующий вопрос будет, не видел ли кто-нибудь, как мистер Грэм уходил от нее. В это время дня народу на улице немало, так что остаться незамеченным не представляется возможным. Узнав о ее визите в полицию, Грэм сказал себе: «Нужно придумать что-нибудь получше. Меня наверняка узнал тот парень на берегу. Поэтому скажу-ка я, что два дня и две ночи рыбачил в Багреннане с Джимми Флемингом. И Джимми, конечно, подтвердит мои слова». После этого мистер Грэм пришел в полицию и озвучил еще одно алиби.

– Насколько я могу судить из отчета, Джимми Флеминг полностью подтвердил показания мистера Грэма, – заметил прокурор, перебирая лежавшие на столе бумаги.

– Разумеется, – кивнул Дункан. – Ведь Джимми Флеминг – самый отъявленный лжец в нашей округе. Кроме того, эта шайка браконьеров Грэма просто обожает. Каждый из них поклянется в чем угодно, лишь бы защитить его.

– Это верно, – сказал Макферсон. – К тому же им, наверное, и не потребовалось лгать. Они полночи удили рыбу, а потом полдня отсыпались. Что могло помешать Грэму потихоньку улизнуть от них, совершить убийство и нарисовать картину? Они бы даже не заметили его отсутствия. А если бы и заметили, он объяснил бы, что пошел прогуляться.

– Итак, Дункан, в котором часу, по вашему мнению, Кэмпбелл приехал в Миннох?

– Ну, это ясно, – вступил в разговор Уимзи. – Нужно воспользоваться хронологической таблицей Фергюсона, поскольку нет причины сомневаться в ней. Если Кэмпбелл выехал из дома в половине восьмого и двигался с привычной скоростью, то преодолел двадцать семь миль примерно за час и, скажем, прибыл на место в половине девятого, установил мольберт и разложил рисовальные принадлежности. Без четверти девять в Миннохе появляется вышедший на прогулку Грэм. Они ссорятся. Кэмпбелл падает с обрыва и разбивается. Сейчас лето, солнце встает рано. Грэм начал рисовать картину в девять часов. На это у него ушло полтора часа. Мы знаем это, поскольку я лично засекал время на эксперименте. Следовательно, закончил он в половине одиннадцатого. Однако нам известно, что в начале двенадцатого Грэм все еще находился в Миннохе. Скорее всего написание картины заняло у него больше времени. Когда я проводил эксперимент, он справился с задачей чуть быстрее, чем когда рисовал оригинал. Продолжаю свои рассуждения. После того как картина была завершена и дорога очистилась от нежелательных свидетелей, Грэм вернулся к своим спящим друзьям, которые впоследствии поклялись, что двое суток не спускали с него глаз. Такую версию вы собирались изложить, Дункан?

– Да.

– Что ж, версия весьма недурна. В известной степени, – продолжил его светлость с видом человека, смакующего выдержанный портвейн. – Меня в ней смутили три детали, но, вероятно, эти мои сомнения можно развеять. Доктор мог ошибиться в расчетах. Если он сам это признает, то мы и подавно. Далее. Кто съел завтрак Кэмпбелла? Можно предположить, что, изрядно набравшись накануне вечером, он все же самоотверженно пожарил яичницу с беконом. Но ему почему-то не понравился вид приготовленного блюда, и он его выбросил в мусорное ведро. Или же завтрак съела миссис Грин и постеснялась в этом признаться. Есть еще вариант. Завтрак съел сам Кэмпбелл, но его стошнило, и он решил залить пустоту очередной порцией виски. Какие-нибудь из моих предположений противоречат состоянию тела на момент его обнаружения, а, доктор? И потом, эти масляные пятна в «моррисе» Кэмпбелла. Мы предположили, что их оставили велосипедные шины. Но ведь они могли появиться по какой-то другой причине. Я сам первым делом обратил на них внимание, но не стал бы фанатично отстаивать первоначальное объяснение их возникновения. Эти пятна не настолько важны, чтобы рушить из-за них всю версию.

Но более всего в тщательно продуманной версии Дункана меня смущает свидетель, видевший, как в девять тридцать пять машина проезжала поворот на Нью-Галловей. Однако опять можно предположить, что он обознался. Если мог ошибиться доктор, то и этот честный рабочий тоже. Он же не видел номера автомобиля. Так что по дороге вполне мог проехать какой-то другой «моррис».

– А как быть с кучей каких-то вещей, прикрытой ковриком на заднем сиденье, – напомнил начальник полиции, – и бросавшимся в глаза плащом водителя? Это факты. И никуда вы от них не денетесь.

– Неужели? – вскинул брови Уимзи. – Вы меня плохо знаете. Я легко могу выбраться из несущейся во весь опор пожарной машины. Вы дали объявление об автомобиле с багажом на заднем сиденье, управляемым человеком в ярком плаще, не так ли? Знаете, что происходит, когда появляются подобные объявления? Человек видит какую-то деталь, подходящую под описание, и сразу домысливает остальное. Вероятно, в то утро по дороге из Касл-Дугласа в Странрар проехало двадцать «моррисов», и в половине из них лежал на заднем сиденье какой-то багаж. За рулем нескольких из них сидели водители в бросавшейся в глаза одежде. У вашего свидетеля в тот момент не было причины обращать особое внимание на эту машину, разве что она выскочила неожиданно из-за угла и едва его не сбила. Не исключено, что он сам ехал неосторожно. А тут на пути возник автомобиль, вызвав его раздражение. Но даже если бы он убедил себя, что встретился с мошенником, убегавшим от правосудия, то и тогда не придумал бы деталей, которых не было и в помине. Просто есть люди, всегда готовые припомнить то, чего вовсе не видели.

– Что верно, то верно, как это ни прискорбно, – вздохнул Макферсон.

– А я скажу, что мне понравилось в вашей версии, Дункан, – подбодрил констебля прокурор. – Убийство выглядит непреднамеренным. Грэм встретился с Кэмпбеллом случайно. Поссорился с ним и столкнул его с берега. Эта история мне представляется более правдоподобной, чем сложный и запутанный план по перемещению мертвого тела Кэмпбелла в совершенно неудобное место.

– Место, где обнаружили труп, было, по сути, навязано преступнику. Ведь многие слышали, как Кэмпбелл рассказывал о своем намерении отправиться туда на этюды.

– Но он мог изменить свое решение, сэр Максвелл!

– Для невиновного человека, – резко возразил Макферсон, – это не представляло бы проблемы. А вот преступник должен действовать скрупулезно, даже если излишняя правдоподобность грозит разрушить его планы.

– Итак, инспектор, – решил подвести итог начальник полиции, – я вижу, вас не удовлетворяет ни одна из вышеизложенных версий. Что ж, в таком случае давайте выслушаем вашу собственную.

Лицо Макферсона просветело. Вот он – час триумфа. Он был твердо убежден, что никто, кроме него, не сумел вычислить истинного убийцу, и был благодарен Дэлзиелу, сэру Максвеллу и Дункану за то, что их версии оказались совсем никудышными.

– Сержант недавно упомянул, – начал Макферсон, – что Джимми Флеминг считается в округе самым отъявленным лжецом. Но я знаю трех еще более изворотливых лжецов. Это Гоуэн и его английские слуги. Они же подтвердили это собственными поступками, если не принимать в расчет Стрэчена с его нелепой историей про мяч для игры в гольф. Я считаю, что Гоуэн прикончил Кэмпбелла во время встречи на дороге, и не верю ни единому слову в его рассказе про бороду. Я записал хронологию событий такой, какой она представляется мне, и сейчас прошу вас, господин прокурор, зачитать данный документ, поскольку, в отличие от меня, у вас есть опыт публичных выступлений.

Инспектор передал прокурору исписанный аккуратным почерком листок бумаги, который достал из нагрудного кармана, а затем откинулся на стуле с робкой улыбкой поэта, приготовившегося слушать собственное произведение.

Прокурор поправил очки на носу, откашлялся и начал читать.

– А нельзя проследить этот телефонный звонок из Керкубри? – перебил читавшего текст прокурора начальник полиции.

– Нет-нет, – вставил Уимзи. – Хаммонд наверняка получил указание ждать звонка в другом месте. Столь отчаянный человек, как Гоуэн, вряд ли позволил бы такой мелочи, как телефонный звонок, поставить под угрозу срыва все мероприятие, верно, Макферсон?

– Да, – кивнул инспектор. – Именно так я и подумал.

– Тогда почему он не проинструктировал Хаммонда заранее, чтобы вообще не связываться с телефоном? – не унимался сэр Максвелл.

– У него еще не было плана, – ответил Уимзи. – Какие же вы все капризные! Дайте человеку время на размышления. «Нужно убрать труп с дороги, по которой, как известно многим, проезжал я. Необходимо отвезти его куда-нибудь. Но куда? Я все обдумаю, а завтра позвоню тебе в восемь часов утра. Поезжай в Лористон или Твинхолм (на Камчатку или в Тимбукту – в общем, куда тебе удобнее добраться), и я тебе позвоню». В конце концов, надо как-то объяснить задержку в дороге. Фергюсон лжет. Стрэчен провалился в шахту. Фаррен… Дайте-ка подумать… Ах да, Фаррен плохо водит машину, а Гоуэн звонил слуге. Пожалуйста, продолжайте чтение, господин прокурор.

– Все изобретательнее и изобретательнее, – усмехнулся Уимзи. – Слишком много деталей требует подтверждения, но в целом версия весьма неплохая. Ну что за ужасное сборище жуликов эти английские слуги! Даже убийство не заставило их утратить феодальной преданности хозяину, который им платит!

Инспектор вспыхнул до корней волос.

– Вы пытаетесь поднять мои рассуждения на смех, милорд, – укоризненно произнес он.

– Вовсе нет, – возразил его светлость. – Один момент в вашем рассказе мне понравился, а именно ваша смелая попытка объяснить происхождение велосипеда, обнаруженного на вокзале в Юстоне. Все остальные робко о нем умолчали.

В этот момент констебль Росс громко откашлялся, и присутствующие воззрились на него.

– Насколько я понимаю, Росс, – произнес Уимзи, – этот велосипед не дает покоя и вам. С разрешения этих достопочтенных джентльменов, я с удовольствием выслушаю вашу точку зрения.

Взглянув на начальника полиции и получив его молчаливое одобрение, констебль начал свой рассказ:

– А у меня не выходит из головы Уотерс. У него ненадежное алиби, которое никто не может подтвердить. Мы так и не сумели связаться с его другом Друитом на яхте…

– Одну минуту, Росс! – перебил подчиненного начальник полиции. – Сегодня утром мы получили от него телеграмму из Арисейга. Не успели перехватить его в Олбане. Он телеграфировал: «Уотерс присоединился к нам в Дуне в восемь тридцать вторника. Покинул яхту в Гуроке в субботу». Насколько я понял, мистер Друит оставил соответствующее заявление в полиции.

– Ну да, – кивнул Росс, ничуть не смутившись. – Только ведь мы не знаем, что за человек этот самый Друит. По-моему, он в любом случае поддержал бы Уотерса. Он может до посинения утверждать, что Уотерс поднялся на палубу его яхты в Дуне, но факт остается фактом: никто этого не видел. А велосипед вообще исчез. Я считаю, что его следует искать на дне между Эрраном и Странраром. И мы увидим велосипед лишь в том случае, если его вынесет на берег в день Страшного суда. Или раньше, если воспользуемся для поисков глубоководным оборудованием.

– Так в чем же состоит ваша идея, Росс?

– Идея моя, сэр Максвелл, простая и ясная. Изрядно набравшись, Кэмпбелл двинулся на поиски приключений. Он повздорил с Уотерсом и не пожелал этим ограничиться. Кэмпбелл направляется в Гейтхаус, встречает по дороге Гоуэна и мнет ему бока. «Отлично, – думает он, – сегодня моя ночь». Кэмпбелл приезжает домой, выпивает еще и размышляет: «А если вытащить этого ублюдка Уотерса (прошу прощения) из постели и покончить с ним раз и навсегда?» Он снова садится в машину и отправляется в путь. Сосед Фергюсон крепко спит. Он сам признался, что не слышал, как появился Стрэчен. Так с чего бы ему услышать, как уезжал Кэмпбелл? Итак, Кэмпбелл едет в Керкубри и начинает бросать камешки в окно спальни Уотерса. Тот выглядывает на улицу, видит Кэмпбелла и думает: «Не станем же мы драться на улице». Уотерс впускает Кэмпбелла в дом, и они беседуют. Потом один из них предлагает: «Давай спустимся в студию и все выясним». Так они и поступают. В процессе разборки Кэмпбелл погибает.

Уотерс в панике, не знает, что делать. Он выходит из студии и встречает своего друга – того самого Друита, приехавшего на арендованной машине. «Друит, – говорит он. – Я попал в ужасную неприятность: убил человека. Это была честная драка, но меня наверняка повесят за убийство». Приятели обдумывают сложившуюся ситуацию и замысливают хитроумный план. Друит переодевается для миссис Маклеод своим другом Уотерсом. Не забывайте, – с нажимом произнес констебль Росс, – что миссис Маклеод больше не видела своего жильца с тех самых пор, как он вышел из дома после полуночи. Она лишь слышала, как он поднимался наверх, а потом спускался вниз. Когда же она вернулась в дом, завтрак был съеден, а сам Уотерс ушел.

– Однако Друит сильно рисковал, – заметил Макферсон.

– Да, убийцам приходится идти на риск, – ответил Росс. – Пока Друит заходил в дом, Уотерс убыл на машине Кэмпбелла, в которой спрятан велосипед. Затем он сделал то же, что и другие подозреваемые. А именно – отъехал от дома Кэмпбелла в семь тридцать утра вместе с его телом. Полагаю, он выбрал старую дорогу, ведущую к железнодорожной станции в Гейтхаусе. По пути у машины забарахлил мотор или лопнула шина, которую пришлось заменить. Эта старая дорога вся в рытвинах и ухабах. В общем, Уотерс минует поворот на Нью-Галловей в девять тридцать пять и в десять прибывает в Миннох. Он рисует картину, бросает труп в реку и уезжает на велосипеде. У него много времени, ведь он все равно не мог осуществить оставшую часть плана до наступления темноты. Уотерс прячется в холмах и проклинает себя за то, что не прихватил с собой сэндвичи. Те самые, что позднее обнаружились в сумке Кэмпбелла. До наступления ночи ему не грозит ничего, кроме голода. После того как сгустились сумерки, Уотерс садится на велосипед и едет к месту встречи с Друитом.

Тем временем Друит шел на яхте вдоль берега. Это он, а не Уотерс, поднимался на борт яхты в Дуне. А дальше яхта двигалась в соотвествии с рассказом Уотерса. Ночью она пересекла залив Леди-Бей и направилась к Финнарт-Бей, чтобы подобрать на берегу Уотерса, приехавшего со стороны Пинвери. Они подняли велосипед на борт и вернулись в Леди-Бей. После этого им оставлось лишь придерживаться первоначально намеченного маршрута, а потом высадить Уотерса в Гуроке, предварительно затопив велосипед там, где его нельзя будет найти. Господи, это же ясно, как день!

– Но… – произнес констебль.

– Но… – повторил за ним инспектор.

– Но… – подхватил сержант.

– Но… – попытался возразить Дункан.

– Хм-м, – задумчиво протянул прокурор. – Все ваши версии весьма интересны, джентльмены. Однако они основаны на предположениях. Благодарю вас за проделанную работу, но определить, какая из этих версий наиболее предпочтительна, так же сложно, как сделать выбор между шкатулками Порции. По-моему, все они достойны того, чтобы продолжать следствие в этом направлении. Следующим шагом будет поиск улик, подтверждающих или опровергающих правдивость данных версий. Передвижения машин по окрестным дорогам в течение интересующего нас периода времени должны быть отслежены с максимальной тщательностью. Владельца яхты Друита следует подробно допросить. Людей, живущих рядом с заливами Леди-Бей и Финнарт-Бей также необходимо опросить на предмет каких-либо подозрительных передвижений яхты. По крайней мере, мы можем быть уверенными, что одна из представленных нам версий окажется в итоге верной. И это обнадеживает. Вы так не думаете, лорд Питер?

– Да, Уимзи, – присоединился к прокурору начальник полиции. – Недавно вы заявили инспектору, что уже отгадали загадку. Вы готовы озвучить свое предположение? Кто же из наших подозреваемых убийца?