Глава одиннадцатая
1972 год. Операция «Гнев Божий». Рим — Париж

После первых двух Арабо-израильских войн 1947 и 1967 годов тысячи палестинцев по разным причинам вынуждены были оставить свои дома и искать лучшей жизни в странах Ближнего Востока, Северной Африки, а затем и Западной Европы. Одни бежали от войны, другие — следуя указаниям своих лидеров, рассчитывая вернуться через пару-тройку недель, уходили, чтобы расчистить поле для стремительного, как они полагали, наступления арабских армий. Однако «временный» уход стал для многих палестинских семей дорогой в один конец. Объединенные арабские армии потерпели сокрушительное поражение в первых двух войнах, а временное переселение палестинцев превратилось в вынужденное оседлое пребывание на чужой территории.

Отношение к палестинским беженцам, особенно в арабских странах, порой было хуже, чем к бездомным собакам. Во многом это объяснялось тем, что палестинцы были пришлыми людьми с бóльшим интеллектуальным потенциалом, чем у коренного населения. Уровень образования у палестинцев был намного выше, чем во всех арабских странах. Традиционно палестинцы составляли более семидесяти процентов индустриально-промышленных кадров Ближнего и Среднего Востока. Во многом это было связано с британским влиянием и соседством еврейского населения, которому палестинская элита не хотела ни в чем уступать. В то время как в Шхеме и других городах плотного проживания палестинцев уже действовали университеты, в соседних арабских странах лишь в немногих деревнях были начальные школы.

Палестинский национализм, порожденный агрессивным окружением, нередко способствовал сплоченности этого народа, создавая не только конкуренцию за рабочие места, но и реальную физическую угрозу новым соседям. Многие палестинцы жаловались, что жизнь при израильской администрации была намного лучше, чем в странах у собратьев-арабов. Стараясь любой ценой выжить, беженцы брались за любую самую грязную и низкооплачиваемую работу. В арабских странах Ближнего и Среднего Востока беженцам намеренно не давали полноценно интегрироваться в местное общество.

Исключение составляла лишь Иордания благодаря осторожной политике, проводимой королем Хусейном, желавшим избежать социального взрыва. В Хашимитском королевстве палестинцам были предоставлены многие права, о которых они даже помыслить не могли в соседних арабских странах.

Наиболее тяжелая ситуация сложилась в Ливане, где палестинские беженцы не только не имели удостоверений личности, их детям запрещалось посещать школы, беженцам отказывали в медицинском обслуживании. Немногочисленные благотворительные медицинские центры, укомплектованные иностранными волонтерами, не могли удовлетворить потребности всех нуждающихся. Такая ситуация умышленно создавалась арабскими правящими элитами, чтобы искусственно поддерживать «проблему палестинских беженцев» — главный рычаг международного политического давления на Израиль.

Благотворительные организации, стараясь облегчить жизнь палестинцев, переправляли в лагеря беженцев потоки гуманитарной помощи и переводили огромные суммы денег, почти полностью оседавшие на счетах ООП. Желая вырваться из непроглядной нищеты, палестинцы стремились дать своим детям образование. В каждом новом лагере беженцев наряду с пунктом выдачи гуманитарной помощи создавались импровизированные начальные школы. Но лагеря беженцев и так называемые палестинские анклавы были также «питательным бульоном» для взращивания терроризма. Искусно поставленная пропаганда, промывавшая мозги с самого раннего детства, и беспросветное существование в скотских условиях делали свою работу — террористические организации никогда не испытывали недостатка в молодых рекрутах. Сами палестинские лидеры не оставляли им другого выбора.

Но среди палестинских беженцев были и семейные кланы, находившиеся на гораздо более высоком социальном уровне, нежели остальная часть палестинского населения. Имея немалые сбережения, зарубежные связи и ремесло, которое обеспечило бы им безбедное существование в других странах, они первыми уезжали из насиженных мест. Как яркий пример можно привести историю Ваэля Аделя Звайтера — видного палестинского интеллектуала, писателя, переводчика и общественного деятеля, покинувшего родной город вместе с родителями еще в первую волну эмиграции. Он родился в городе Наблус (Шхем) 2 января 1934 года в подмандатной Палестине на территории Центральной Самарии, находившейся под управлением Палестинской национальной администрации. Он был третьим сыном шейха Аделя Звайтера, человека, очень уважаемого в городе, историка и пропагандиста арабской культуры, преподавателя и общественно-политического деятеля. Фамильный клан Звайтеров был самым влиятельным в Наблусе, их известность распространялась далеко за пределы подмандатной Палестины. Это была настоящая интеллектуальная аристократия, представители которой на протяжении несколько поколений были успешными адвокатами, переводчиками, писателями, философами-мыслителями и политическими деятелями. Родной дядя Ваэля Звайтера Акрам Звайтер был весьма влиятельным палестино-иорданским политическим деятелем и дипломатом, долгое время занимавшим пост посла Иордании в Ливане. Сестра Нейла окончила Национальный университет «Ан-Наджа», получив докторскую степень по арабской классической литературе. Даже после бегства его семьи в Иорданию вокруг Ваэля ничего не изменилось. Он жил в атмосфере любви и спокойствия среди интеллектуальной элиты, не отягощаясь тяжелым трудом, наслаждаясь классической музыкой и литературой. Отцовский дом даже на чужбине оставался островком безмятежности. Ваэль Звайтер рос нежным, ласковым, чувствительным мальчиком, страстно увлекавщимся изящными искусствами и западноевропейской культурой. К 16 годам он перечитал практически всю арабскую классическую литературу, свободно владел английским, итальянским и французским языками. К радости родителей, Ваэль подавал большие надежды. Когда в Ираке в 1957 году открылся Багдадский университет, а в 1964 году в его состав был включен Университет Мунтасрия, в котором упор делался на изучении права и литературы, Ваэль Звайтер стал одним из первых его студентов. Приятный, открытый для общения молодой палестинец быстро завел дружбу со многими иракскими студентами, ставшими впоследствии влиятельными общественными и государственными деятелями. Но Ваэль Звайтер не испытывал ни малейшего желания оставаться в Ираке, стране, подверженной постоянным восстаниям, межэтническим смутам и диктаторским переворотам. Иордания и Ливан также мало привлекали его. После окончания Багдадского университета Ваэль Звайтер переехал в соседний Кувейт. Быстро развивающаяся ближневосточная нефтяная страна, испытывающая недостаток собственных национальных образованных кадров, сулила молодым палестинским специалистам большие перспективы. Устроившись преподавателем в Эль-Кувейте, Ваэль Звайтер неплохо зарабатывал и за несколько лет мог бы собрать приличное для молодого человека состояние. Но в «пустыне с нефтяными вышками» Ваэль Звайтер также очень быстро разочаровался. Деньги не приносили ему удовлетворения, «культурный голод» и отсутствие интеллектуального общения в скором времени привели его в ливийский Триполи, а затем и на другую сторону Средиземноморья, в итальянскую столицу.

Наконец-то он оказался в Риме — городе своей мечты, колыбели европейской цивилизации, утопавшей в изящных искусствах, музыке и литературе. Каждая площадь, каждая улочка и кафе Рима были пропитаны лирикой и беззаботной доброжелательностью. Беженцы, войны и межэтнические смуты остались где-то далеко, на другом краю света, в другой жизни. Но благотворительности здесь было ждать неоткуда. Заработанные в Кувейте деньги исчезали, как вода в пустыне, воспитание Ваэля не позволяло ему обратиться к состоятельным родственникам за помощью. В северной части Рима, на площади Пьяцца Аннибалиано, Ваэль снял дешевую квартирку в многоэтажном доме. Чтобы как-то сводить концы с концами, он давал частные уроки английского языка и подрабатывал в местных политических газетах левого толка, время от времени делая переводы политических статей с арабского на итальянский. Вскоре Ваэль Звайтер смог устроиться штатным переводчиком в ливийское посольство в Риме. Работать приходилось много. В редкие свободные вечера он любил уединиться в своем маленьком мире и немного почитать, наслаждаясь классической музыкой. Когда удавалось достать билет, посещал Римский оперный театр. За несколько лет пребывания в Риме он перевел десятки политических статей и эссе, написал бесчисленное количество рецензий. Но главным его достижением стал «труд всей его жизни» — перевод на итальянский язык ярчайшего произведения классики арабской литературы, «Тысячи и одной ночи».

Достаточно быстро Ваэль Звайтер получил широкую известность интеллектуала и тонкого ценителя европейской и арабской культуры. Он был завсегдатаем многочисленных светских приемов, устраиваемых итальянской богемой. Вскоре он стал неотъемлемой ее частью. Он поддерживал товарищеские и дружеские контакты со знаменитыми европейскими писателями, музыкантами, театральными деятелями и левыми политиками. Среди его друзей были итальянский писатель-романист и журналист еврейского происхождения Альберто Моравиа, писатель и драматург Жан Жене, итальянский художник Эннио Калабрия, австрийская художница Джаннет Венн-Браун, итальянский политик Джорджио Ла Пира, историк Максим Родинсон, журналисты Эннио Полито, Бернардо Вилли, Антонио Гамбино. Его друзья, не только палестинцы, но и европейцы, утверждали, что Ваэль Звайтер был убежденным пацифистом, интеллектуалом, никогда не имевшим никакого отношения к какой-либо вооруженной группе или фракции.

Но мало кто из них знал или, что будет более верно, хотел видеть другую, не выставленную напоказ, сторону жизни Ваэля Звайтера. Наивно было бы полагать, что выходец из известного клана палестинских интеллектуалов был полностью равнодушен к проблемам своего народа. Разговоры о палестинском национально-освободительном движении он постоянно слышал в своем доме с раннего детства. Еще в 13-летнем возрасте, несмотря на болезненную застенчивость, Ваэль Звайтер присоединился к школьным товарищам, участвовавшим в массовой демонстрации 1947 года против голосования в ООН за раздел Палестины. После окончания Шестидневной войны (1967) Ваэль Звайтер решил перейти от разговоров к делу, поначалу создавая свою сеть симпатизирующих палестинцам политиков, журналистов и интеллектуалов. Своей сестре Нейле он писал в те дни: «…Сионистское движение хочет сделать с палестинцами то, что сделали американцы с индейцами и австралийскими аборигенами. Каждый палестинец должен бороться против израильской оккупации, не позволить Израилю уничтожить арабскую Палестину…»

Его карьера палестинского активиста быстро набирала рост. К концу 1968 года он уже был представителем ФАТХ в Риме. Будучи негласным представителем этой организации, а также ООП, он объединил свои усилия с другими палестинскими активистами, проживавшими в Италии. Ваэль Звайтер был активным участником различных палестинских конференций и частных закрытых приемов, на которых велись отнюдь не только интеллектуальные разговоры, но и яростные политические споры. Со своими друзьями Звайтер организовывал итальянские комитеты солидарности с палестинской борьбой, наладил тесные контакты с итальянскими коммунистами и социалистами, в которых он видел естественных союзников в борьбе с сионистами. В начале 1970-х годов Ваэль Звайтер стал одним из организаторов 20-тысячной студенческой манифестации, на которой выступил один из ближайших соратников Арафата. По мнению «Моссада», в отличие от своего безобидного окружения, Ваэль Звайтер был негласно, но напрямую замешан в террористической деятельности, и за ним, как считали в управлении «Цомет», давно тянулся отчетливый кровавый след. Таким, как Ваэль Звайтер, Голда Меир дала четкое определение: «засекреченные резиденты террористических группировок».

Впервые Ваэль Звайтер попал в поле зрения израильских разведслужб еще в конце 1960-х годов. Его отнесли к категории так называемых палестинских агентов влияния, или просто «активистов», не принимавших участия в насильственных действиях. Всё изменилось, когда управление «Цомет» получило распоряжение Цви Замира приступить к розыску и разработке возможных организаторов мюнхенского теракта и их пособников. Нет точных данных, когда именно Звайтер возглавил римское отделение «Черного сентября». Возможно, после его посещения Аммана в самый разгар гражданской войны в Иордании 1970 года. Очередным сигналом послужил его арест итальянской полицией в начале августа 1972 года. Он был допрошен по подозрению в организации взрыва на нефтяном терминале в Триесте, ответственность за который взял на себя «Черный сентябрь». Очередной раз Звайтер был арестован римской полицией уже спустя две недели, в августе 1972 года, по подозрению в организации взрыва на борту израильского пассажирского самолета авиакомпании EL AL.

16 августа 1972 года через несколько минут после взлета с международного аэропорта Рим-Фьюмичино имени Леонардо да Винчи, в багажном отсеке пассажирского самолета EL AL прогремел взрыв. Заряд в несколько килограммов в тротиловом эквиваленте был спрятан внутри антикварного патефона. Но бронированные стенки, незадолго до этого установленные в багажном отсеке, приняли на себя взрывную волну, сохранив неповрежденным корпус самолета. Командир экипажа, отреагировавший на тревожную лампочку, смог совершить аварийную посадку в римском аэропорту через 6 минут после взрыва. Лишь благодаря удачному стечению обстоятельств и опыту израильского экипажа удалось предотвратить страшную авиакатастрофу. Ответственность за теракт вновь взял на себя «Черный сентябрь».

В свете мюнхенских событий деятельность Ваэля Звайтера приобрела совершенно иной оттенок. Прежде чем вынести его личное дело на обсуждение закрытого суда, «Моссад» стал вновь просматривать и анализировать всю имеющуюся в его распоряжении информацию. Многие данные было чрезвычайно сложно перепроверить ввиду сжатых сроков. Но уже той информации, что имелась в распоряжении израильских спецслужб, было достаточно, чтобы сделать выводы о высокой вероятности причастности Ваэля Звайтера к террористической деятельности «Черного сентября». Его младший брат после трагических событий на ХХ летней Олимпиаде в Мюнхене был выслан из Западной Германии по подозрению в связях с террористическими организациями. Двое других братьев, судя по информации, поступившей из ливанских источников, были убиты в Южном Ливане во время рейда израильской армии. Старшая сестра Нейла Звайтер была палестинской активисткой на Западном берегу реки Иордан и находилась под негласным надзором ШАБАК. Перехваченная переписка с сестрой носила откровенно подстрекательский характер. Учитывая, что Ваэль Звайтер был официальным представителем ФАТХ в Риме, в «Моссаде» сделали заключение о его связях с «Черным сентябрем» и возможном участии в подготовке мюнхенского теракта. В любом случае он попадал под категорию «засекреченных резидентов террористических организаций», которую «Моссаду» было поручено выявлять и обезвреживать.

В «обвинительном заключении» говорилось, что Ваэль Адель Звайтер был одним из наиболее активных функционеров «Черного сентября» на территории Италии, также Звайтер, будучи представителем ФАТХ и «Черного сентября» в Риме, принимал активное участие на ранних этапах подготовки мюнхенского теракта. В конце сентября, взвесив все предоставленные «Моссадом» факты, кабинет безопасности вынес ему смертный приговор, который был утвержден премьер-министром Израиля Голдой Меир. Таким образом, Ваэль Звайтер стал первым в списке приговоренных к смерти.

В первых числах октября 1972 года в Рим вылетел Майк Харари, офицеры его штаба и 15 бойцов «Кейсарии». Операция по уничтожению Звайтера проходила под личным контролем директора «Моссада» Цви Замира, также прибывшего в Италию.

Более двух недель люди Майка Харари неотступно следовали за Ваэлем Звайтером. Каждое его перемещение проходило под контролем «Кейсарии». Утром наружное наблюдение встречало его у многоквартирного дома № 4 на площади Пьяцца Аннибалиано и сопровождало в течение всего дня, изучая его привычки, контакты и пути перемещения. Другая группа оперативников собирала о нём любую доступную информацию, которая могла бы дополнить общую картину его жизни в Риме. Через пару недель «Моссад» знал о Звайтере практически всё. В отличие от большинства функционеров ООП и ФАТХ, Ваэль Звайтер вел очень скромный образ жизни. Жил один, редко приглашал к себе гостей. Круг его друзей включал членов итальянской коммунистической партии, поэтов, писателей и политических деятелей. Ввиду хронического безденежья он всегда запаздывал с оплатой коммунальных счетов. Его домашний телефон часто отключали за неуплату. Двухнедельная слежка привела к очень простому и надежному плану покушения. Звайтер, продолжавший работу в ливийском посольстве, был очень легкой мишенью. В его поведении не было ни малейшей настороженности. Он не был вооружен, перемещался по городу без охраны. Выходил из дома каждое утро в один и тот же час. Обычно он возвращался домой поздно вечером, когда уже начинало темнеть. Проще всего было расстрелять Ваэля Звайтера вечером в его же подъезде, в час, когда улицы пустеют и «киллеры» смогут беспрепятственно, без лишних свидетелей покинуть место покушения.

Операцию решено было провести вечером 16 октября. Голда Меир была заранее поставлена в известность директором «Моссада», что бойцы «Кейсарии» готовы «вычеркнуть из списка» первое имя. Не в силах сдержать переполнявшие ее эмоции, Голда Меир чуть не совершила чудовищную ошибку, утром 16 октября на очередном, 4-м заседании Кнессета сделав краткое заявление: «…Я сейчас говорю от имени всего правительства… У нас нет иного выбора, как наносить удары по террористическим организациям в любом месте, куда только дотянутся наши руки… Израиль приложит все силы и способности, которыми наделен наш народ, чтобы настичь террористов, где бы они ни находились… Это долг перед нами самими и перед миром. Мы выполним этот долг любой ценой…»

Если бы «Черный сентябрь» занимался серьезным мониторингом всех заявлений израильского правительства, слова премьер-министра могли бы стать индикацией к тому, что «Моссад» приступил от угроз к действию.

Майк Харари вместе с директором «Моссада» и офицерами штаба сидели в напряженном ожидании на конспиративной квартире в нескольких кварталах от дома Звайтера. Если всё пройдет удачно, этим же вечером они должны были покинуть Италию. Наружное наблюдение, как обычно, с самого утра, вело Звайтера. Двое «киллеров», командир группы «Кидон» и водитель машины, на которой они должны были скрыться с места покушения, ожидали свою цель в квартале от шестиэтажного дома, в котором снимал квартиру Звайтер. Около 21:30 Майк Харари получил сообщение от наружного наблюдения «Кейсарии»: «Объект вышел из квартиры своей подруги и направляется к автобусной остановке». Харари предположил, что меньше чем через час завершится операция, длившаяся более двух недель.

В последний вечер Ваэль Звайтер навестил свою подругу, австрийскую художницу Джаннет Венн-Браун, вместе с которой он искал библиографические ссылки для написания статьи о «Тысяче и одной ночи». Он намеревался закончить статью тем же вечером. Когда Звайтер вышел из квартиры подруги, командир группы наружного наблюдения передал сообщение на конспиративную квартиру Майку Харари. Бойцы «Кейсарии» дышали ему в спину, ведя обратный отсчет для группы ликвидаторов. Ваэль Звайтер, одетый в черную дождевую куртку, просторную рубашку и серый блейзер, несмотря на сырую ветреную погоду, решил прогуляться и пройти несколько кварталов пешком. Остановившись в небольшой уличной продуктовой лавке, он купил несколько булочек, бутылку дешевого вина и газету. Затем, сев в автобус, он проехал несколько остановок до площади Пьяцца Аннибалиано. Около 22:30 Звайтер вышел из автобуса и направился в бар «Триаста» рядом с его домом. Он поговорил с кем-то по телефону и через несколько минут вновь вышел на улицу, направившись к своему подъезду. Бойцы Майка Харари уже ожидали его. Наблюдатели сообщили, что улица перед домом Звайтера свободна от случайных прохожих и объект входит в подъезд.

В течение последней недели Ваэль Звайтер интуитивно чувствовал угрозу. Несмотря на внешнее спокойствие, он всё же опасался, что ему грозила смерть. Незадолго до покушения он сказал своему другу: «Если я останусь, они убьют меня». Но в последний момент Ваэль сообщил в секретариат ФАТХ: «Я думал покинуть Рим, но после того как услышал, что Голда Меир угрожает палестинцам повсюду, я из принципа решил остаться».

Вероятно, если бы Звайтер, прислушавшись к внутреннему голосу, покинул Италию и затерялся бы на год где-нибудь на Ближнем Востоке, то наверняка пережил бы волну ликвидаций «Гнева Божьего». Но он решил поступить иначе и поплатился жизнью. Звайтер вошел в темный подъезд и поднялся на пол-пролета к лифту, возле которого уже стояли двое молодых людей. Один из них спросил на итальянском: «Извините, вы Ваэль Звайтер?» Получив утвердительный ответ, они открыли по нему огонь из пистолетов с глушителями Beretta калибра 0.22. Девять пуль скосили жертву. Еще четыре контрольных выстрела не оставили Ваэлю Звайтеру никаких шансов.

Оставив тело на полу у лифта в расплывшейся луже крови, бойцы «Кидона» спокойно вышли на улицу. Командир группы следовал за ними в нескольких шагах, прикрывая отход. Они свернули на внутреннюю улицу, где их ожидала машина, припаркованная таким образом, чтобы иметь возможность выехать в двух противоположных направлениях. Fiat 125, на котором скрылись ликвидаторы, был арендован накануне покушения бойцом «Кейсарии», выдавшим себя за канадского туриста. Автомобиль бросили в нескольких кварталах от площади Пьяцца Аннибалиано.

Спустя несколько минут командир группы «Кидон» сообщил Майку Харари об успешном завершении миссии. В течение четырех часов были собраны все документы, упаковано оборудование, в конспиративной квартире наведен порядок, не оставивший местным криминалистам ни единой зацепки. В ту же ночь все сотрудники «Моссада» покинули Италию. Часть из них пересекла границу на машинах, другая часть вылетела в разных направлениях из аэропорта Рим-Фьюмичино.

Уголовное дело, открытое в полиции Рима по факту убийства сотрудника ливийского посольства иорданца палестинского происхождения Ваэля Аделя Звайтера, не закрыто по сегодняшний день. Единственная улика, которую смогли добыть римские детективы, была машина Fiat 125, на которой предположительно скрылись убийцы. На месте покушения не было обнаружено ни одной гильзы, хотя и это вряд ли к чему-то привело римских следователей. Осмотр конспиративной квартиры «Моссада» также не дал никаких результатов. Не было ни одного подозреваемого, не было произведено ни одного ареста. Следствие зашло в тупик. Единственная версия, которую могли высказать в римской полиции, была связана с политическим убийством, совершенным группой израильтян.

Спустя 21 год после убийства Ваэля Звайтера Аарон Ярив, бывший советник Голды Меир по борьбе с терроризмом, дал интервью агентству ВВС, в котором подверг сомнению причастность Звайтера к деятельности «Черного сентября». По словам Ярива, Звайтер не был связан напрямую с убийством израильских спортсменов в Мюнхене. Сомнительно было также, что Звайтер косвенно был связан с этим терактом даже как пособник. Информация «Моссада», что Звайтер был частью нелегальной сети «Черного сентября» в Риме, не была должным образом проверена. Безусловно, Звайтер был сторонником палестинского террора, потому и был внесен в список на уничтожение. Но по большому счету, полагал Аарон Ярив, ликвидация Звайтера была большой ошибкой. В сентябре 1972 года никто не решился оспорить мнение директора «Моссада», что руки Звайтера по локти в крови. Решение провести ликвидацию было вызвано желанием любым способом внести смятение в ряды лидеров палестинского террора. На месте Звайтера мог оказаться любой публичный палестинский политик, оправдывавший террор.

Однако сами палестинцы разделились во мнении относительно причастности Ваэля Звайтера к террору, или, как они говорят, «вооруженной борьбе». Абу Ияд, главный вдохновитель и организатор теракта на Олимпиаде в Мюнхене, утверждал, что «Звайтер радикально выступал против любых актов насилия и был совершенно чужд любому террористическому акту». Однако на следующий день после ликвидации Звайтера официальная радиостанция ФАТХ, вещавшая из Багдада, сделала заявление:

«…Палестинское освободительное движение потеряло одного из наиболее важных товарищей — лидера, бойца, шахида и героя Ваэля Аделя Звайтера, представителя ФАТХ в Италии, убитого израильской разведкой вчера в 22:45 во время его возвращения домой в Риме.

…Движение ФАТХ просит обратить внимание всего мира, что факт покушения на жизнь героя Ваэля Звайтера — это часть сионистского террора, ведущегося врагом по всему миру. ФАТХ акцентирует вновь, что преследование наших бойцов и их ликвидация только усилит нашу мотивацию к борьбе и революции.

Революция до победы!»

К началу зимы 1972 года управление «Кейсария» Майка Харари имело в своем распоряжении уже три отдельных подразделения для выполнения специальных миссий возмездия в рамках операции «Гнев Божий». Каждое подразделение состояло из трех групп общей численностью 12–13 человек, кроме офицеров штаба. Это число варьировалось в зависимости от условий той или иной миссии.

«Группа логистики» занималась арендой конспиративных квартир, транспортом, проездными документами, обеспечением связи и всеми другими вопросами логистики, которые могли возникнуть в процессе выполнения миссии. Каждый член «группы логистики» обязан был свободно владеть несколькими языками.

«Группа наружного наблюдения», как правило, самая многочисленная, обязательно включала в свой состав нескольких женщин. Для выполнения своей функции этой группе необходимо было в кратчайшие сроки изучить район операции, «адаптироваться» и максимально «слиться с местным населением». Она не должна была выделяться из общей массы. Каждый член «группы наружного наблюдения» прекрасно владел искусством перевоплощения, используя самый обычный набор трюков: переодевание, солнцезащитные очки, головные уборы, парики, накладные бороды и усы.

«Группа ликвидаторов», ставившая последнюю точку в операции, была укомплектована из ветеранов элитных спецподразделений Армии обороны Израиля. Эти бойцы всегда работали парами. Их так и называли: «номер 1» и «номер 2».

Все сотрудники трех особых подразделений «Кейсарии», сформированных Майком Харари осенью 1972 года, вели тайную, двойную жизнь даже внутри «Моссада». Лишь единицы в израильской разведке знали, кто входил в группу Харари. Это было наиболее засекреченное подразделение во всей системе безопасности Израиля. Каждый боец «Кейсарии» знал и был убежден в том, что выполняет прямой приказ главы правительства, задание государственной важности.

В конце ноября 1972 года группа Майка Харари получила новое задание, ее вывели на очередную цель — официального представителя ФАТХ, пресс-секретаря ООП в Париже доктора Махмуда эль-Хамшари. В отличие от Ваэля Звайтера, причастность эль-Хамшари к террористической деятельности ни у кого не вызывала сомнения. Вообще, в те дни израильские спецслужбы рассматривали каждого представителя ООП как звено в террористической сети, поскольку в их домах и офисах планировались новые теракты. Так называемые дипломаты ФАТХ и других палестинских организаций, входивших в ООП, оказывали террористам всевозможные услуги: тайно перевозили крупные суммы денег, почту и оружие, предназначавшиеся местным террористическим ячейкам, давали консультации и собирали информацию. Но доктор эль-Хамшари, будучи одним из основателей ФАТХ, был гораздо деятельнее и масштабнее других палестинских «дипломатов». В европейских спецслужбах, как и в «Моссаде», имелись серьезные основания полагать, что он в качестве европейского координатора был причастен к целому ряду террористических актов. Наиболее громким из них стал взрыв пассажирского самолета швейцарской авиакомпании Swissair, совершавшего 21 февраля 1970 года плановый рейс по маршруту Цюрих — Тель-Авив. При крушении самолета в окрестностях Цюриха погибли 47 пассажиров и членов экипажа. Доктор эль-Хамшари также был замешан в неудавшемся покушении на Давида Бен-Гуриона во время визита бывшего израильского премьера в Данию в мае того же года. Оперативная информация, поступающая в Тель-Авив из агентурных источников, свидетельствовала, что время от времени его парижская квартира использовалась как склад для хранения оружия «Черного сентября». Он методично собирал информацию о потенциальных иорданских и израильских объектах, которые могли служить удобной мишенью для террористических атак. Уничтожение эль-Хамшари стало бы не только справедливым подведением итогов его террористической деятельности, но и нанесло бы серьезный удар по ФАТХ и «Черному сентябрю».

Как и большинство лидеров палестинских террористических организаций, доктор Махмуд эль-Хамшари был человеком культурным и высокообразованным. Но в отличие от Ваэля Звайтера, имевшего счастье родиться и расти в среде интеллектуальной элиты, эль-Хамшари пробивался с самых низов, от простого сезонного мальчишки-чернорабочего до доктора истории и одного из лидеров ФАТХ. Махмуд эль-Хамшари родился 1 января 1938 года в бедной крестьянской семье из маленькой деревни Умм Халед на территории современной Нетании . В 1948 году семья эль-Хамшари вместе с другими жителями деревни покинула свой дом и бежала от войны в Тулькарем , по итогам первой Арабо-израильской войны (1947–1949) попавший под иорданское правление. Спустя несколько лет Махмуд эль-Хамшари, как и многие молодые палестинцы, нашел работу в Кувейте, где началась его стремительная политическая карьера. Во второй половине 1950-х годов он одним из первых присоединился к созданному в Кувейте Ясиром Арафатом и Халилем эль-Вазиром Абу Джихадом новому палестинскому движению ФАТХ. В 1962 году Махмуд эль-Хамшари переехал в Алжир, где стал одним из руководителей местного филиала ФАТХ. После образования Организации освобождения Палестины в 1965 году он был назначен на пост директора Управления алжирского отделения ООП. В алжирский период Махмуд эль-Хамшари успел окончить университет и получил докторскую степень по истории. А в 1969 году, после того как Ясир Арафат был избран председателем ООП, Махмуд эль-Хамшари получил новое назначение и переехал во Францию, сменив Мохаммеда Абу Хатема на посту пресс-атташе ООП в Париже, став также полномочным представителем ФАТХ.

ООП арендовала для доктора Махмуда эль-Хамшари просторную многокомнатную квартиру на втором этаже в доме № 175 по улице д’Алезия. Доктор быстро освоился на новом месте и даже навел европейский лоск. Он блистал на дипломатических и светских приемах. В отличие от Ваэля Звайтера, державшегося в тени, пресс-секретарь ООП любил находиться в центре всеобщего внимания.

Неплохо складывалась и его личная жизнь. Через год у Махмуда эль-Хамшари и его французской жены Мари-Клод, с которой он познакомился в Париже в 1970 году, родилась дочь Амина. Мари-Клод даже подумать не могла, что ее муж ведет двойную жизнь. Для нее и всех окружающих доктор Махмуд эль-Хамшари был интеллектуалом, ученым-историком, пресс-атташе ООП и активным пропагандистом «палестинского дела», не имевшим никакого отношения к вооруженной борьбе. Трудно было поверить, что этот начинающий лысеть полноватый молодой мужчина, немного нескладный и рассеянный, принимал активное участие в деятельности европейской сети «Черного сентября».

В Алжире он прекрасно выучил французский язык, но говорил медленно, аккуратно подбирая слова, словно взвешивая каждую сказанную им фразу. Он продолжал думать по-арабски, и ему нужны были паузы, чтобы подобрать грамотный перевод. Но на собеседников его растянутая речь оказывала магическое воздействие. Доктор эль-Хамшари был обаятельным человеком, очень эрудированным, способным поддержать разговор с любым человеком, на любую тему. Он очень тонко чувствовал собеседника и умел произвести приятное впечатление. Широкие знакомства с французскими политиками и журналистами позволяли ему активно влиять на общественное мнение, создавая неофициальное «палестинское лобби». Он неоднократно организовывал поездки французских общественных и политических деятелей в лагеря палестинских беженцев в странах Ближнего Востока, аккуратно избегая показывать, как живет руководство ООП . После мюнхенского теракта и ликвидации Ваэля Звайтера, с которым эль-Хамшари, по всей видимости, был знаком еще со времен своего пребывания в Кувейте, доктор в одном из интервью сказал, что не боится за свою жизнь, но и «не станет искушать судьбу». Несмотря на эти слова, он продолжал вести обычный для него размеренный образ жизни, не задумываясь о мерах предосторожности. У него не было охраны, не было привычки осматриваться по сторонам и избегать темных проулков. В то время как все европейские представители ООП серьезно опасались за свою жизнь после убийства Ваэля Звайтера, доктор эль-Хамшари был уверен, что находился под прикрытием дипломатической неприкосновенности и ему ничего не могло угрожать. Он не скрывал свои взгляды, открыто их высказывал и готов был встречаться с каждым, кто хотел обсудить палестинскую проблему. Этим и решил воспользоваться Майк Харари.

Эль-Хамшари недолго раздумывал, когда ему пришло приглашение от итальянского журналиста встретиться за чашечкой кофе. Вскоре они уже мило беседовали в небольшом уютном кафе. Журналист задавал очень удобные вопросы, проявляя живой интерес и сочувствие к делу палестинской борьбы. Покончив с «формальной частью» интервью, итальянец плавно перевел разговор на общие темы. Доктор увлеченно рассказывал интересному собеседнику о своей жизни и семье, делился впечатлениями о Париже и Алжире. Они много шутили и смеялись, расставшись почти друзьями спустя пару часов. Перед тем как выйти из кафе, Махмуд эль-Хамшари передал журналисту свою визитку на случай, если у нового знакомого возникнут дополнительные вопросы.

Доктор эль-Хамшари, конечно, не знал, что обаятельным итальянским журналистом был один из людей Майка Харари, который встретился с ним только для того, чтобы удостовериться в личности «объекта», выяснить его домашний адрес и собрать первую оперативную информацию. Так доктор Махмуд эль-Хамшари в непринужденной обстановке за чашечкой кофе передал «Моссаду» все необходимые сведения для подготовки собственного устранения.

Следить за ним было не особенно трудно. Были, конечно, некоторые затруднения, связанные с сезонными условиями. На холоде, в снежной слякоти невозможно долго стоять на улице, не привлекая внимания окружающих, а одни и те же машины, припаркованные у дома «объекта», еще больше бросались в глаза. Доктор был человеком публичным, но именно это обстоятельство создавало дополнительную сложность. Двухнедельная слежка не дала почти никаких результатов. Харари и офицерам его штаба никак не удавалось выстроить надежную схему покушения. У эль-Хамшари не было постоянного распорядка дня. Работал он у себя на квартире, где располагался его личный офис. Его выезды предугадать было крайне сложно. Домой он возвращался засветло, когда улицы Парижа полны прохожих. Единственным местом, где можно было совершить покушение, была его квартира. Но тут возникала другая проблема — семья. Одним из обязательных условий проведения операции была безопасность случайных гражданских лиц, в том числе членов семьи. Во время ликвидации ни в коем случае не должны были пострадать жена и годовалая дочь эль-Хамшари.

Майк Харари прекрасно понимал, что в силу целого ряда объективных причин, время, отведенное на ликвидацию весьма ограничено. В свете последних событий Махмуд эль-Хамшари мог испугаться и почувствовать, что им заинтересовался израильский «Моссад», и тогда миссия наверняка была бы провалена. Харари вынужден был запросить подкрепление, благо директор «Моссада» находился рядом с ним на конспиративной квартире, лично контролируя все этапы операции.

Цви Замир дал распоряжение усилить «Кейсарию» сотрудниками управления «Кешет» . Кроме основной своей специализации, электронного шпионажа и нелегального прослушивания, сотрудники этого подразделения занимались тайным проникновением в квартиры, номера отелей и охраняемые объекты. Они могли взломать любую электронную систему, свободно вскрыть самый сложный сейф. Подразделение «Кешет» было очень немногочисленным. Во главе его стоял легендарный израильский разведчик, мастер перевоплощения и боевых искусств Цви Мальхин, который 12 лет назад лично захватил нацистского преступника Адольфа Эйхмана на улице Гарибальди в Буэнос-Айресе и тайно доставил его на суд в Израиль.

Утром 7 декабря «итальянский журналист» договорился с доктором Махмудом о новом интервью. Они встретились в небольшом бистро в другом конце Парижа, напротив штаб-квартиры Лиги арабских государств. Пока «журналист» беседовал с эль-Хамшари, группа наружного наблюдения и сотрудники «Кешет» ждали, когда его жена с дочерью покинут квартиру. После того как Мари-Клод с дочерью вышла на улицу, за ней было установлено плотное наблюдение. Лишь только женщина с ребенком удалились на «безопасное» расстояние, сотрудники «Кешет» аккуратно вскрыли входную дверь.

Это было уже второе проникновение в квартиру Махмуда эль-Хамшари. За несколько дней до этого они таким же образом вошли внутрь, сфотографировав все комнаты под разными углами. Внимательно изучив фотоматериалы, Майк Харари решил, что оптимальным средством для ликвидации будет небольшое взрывное устройство направленного действия. Из снимков квартиры сделали вывод, что доктор Махмуд эль-Хамшари работал в самой дальней комнате за письменным столом, рядом с которым стояла легкая телефонная тумбочка.

Проникнув в квартиру, сотрудники «Кешет» заложили небольшой заряд пластиковой взрывчатки под телефонной тумбочкой. Смертельный заряд приводился в действие кодированным электронным сигналом, подаваемым с расстояния 500 метров. Необходимо было только услышать голос доктора эль-Хамшари в телефонной трубке, чтобы наверняка знать, что он находился рядом с взрывным устройством.

На следующий день, в пятницу 8 декабря 1972 года, около 8:00 жена доктора Мари-Клод вместе с дочерью вышли из квартиры. Проводив их до двери, эль-Хамшари вернулся в постель. В это утро он не принимал посетителей, и в квартире царила полная тишина. В 8:50 «итальянский журналист» набрал номер. В трубке раздались три гудка, прежде чем хозяин квартиры подошел к телефону.

— Алло, — заспанным голосом произнес он.

— Можно ли пригласить к телефону доктора Махмуда эль-Хамшари? — спросил «итальянский журналист».

— Он говорит, — ответил доктор эль-Хамшари.

«Итальянец» подал условный знак. Его напарник нажал на кнопку дистанционного пульта. Взрыв нарушил утренний покой парижан. Доктор Махмуд эль-Хамшари получил ожог более восьмидесяти процентов тела, тяжелейшие ранения в левое бедро и нижнюю часть живота. Он был срочно доставлен в одну из парижских клиник. Ему пришлось сразу ампутировать левую ногу, однако все усилия французских медиков были бесполезны. Доктор скончался в страшных мучениях спустя месяц, 9 января 1973 года. В больнице он успел рассказать парижским следователям об «итальянском журналисте», который позвонил к нему на домашний телефон за несколько секунд до взрыва. Он также добавил, что у него нет сомнения, что это дело рук израильского «Моссада». Так был приведен в исполнение второй смертный приговор.

Многие в те дни склонялись к тому, что, ликвидируя эль-Хамшари, израильский «Моссад» проводил показательную акцию устрашения, чтобы продемонстрировать палестинским террористам свои неограниченные возможности. На самом деле всё обстояло несколько иначе. Если бы была возможность устранить его ракетой с расстояния 50 километров, никто не стал бы подвергать своих сотрудников риску. В операциях подобного рода всегда имеет значение лишь оптимальный результат, а не каким образом он достигается. Важно наиболее коротким и простым путем достигнуть поставленной цели — «предотвратить» и «упредить».

Высокопоставленные функционеры ООП в Европе стали еще более опасаться за свою жизнь. Ликвидации в Риме и Париже способствовали нагнетанию страха. Лидеры палестинских террористических организаций в Европе были больше обеспокоены собственным выживанием, чем подготовкой новых терактов. Паника охватила и арабских дипломатов. Сразу после покушения на Махмуда эль-Хамшари арабские дипломаты в Париже выступили с совместным официальным обращением к французским властям, потребовав обеспечить им безопасность.

В полдень 8 декабря 1972 года в квартире вдовы Андре Шпицера, Энки Шпицер, раздался телефонный звонок.

— Слушайте вечерние новости.

— Кто это? — поинтересовалась женщина.

— Не важно… Это за Андре.

После каждой ликвидации в квартиры семей погибших израильских спортсменов звонил один и тот же «голос». «Слушайте новости. Это за…»