Крейсер «Аврора»

В третьем классе учительница пения ушла в декрет, а на ее место прислали нового преподавателя. Звали его Александр Михайлович. Он был совсем молоденький и походил на Арамиса из фильма «Три мушкетера» ровно настолько, чтобы все девочки с первого по десятый класс немедленно влюбились. Поэтому, когда решено было организовать в младших классах хор для участия в городских конкурсах, все обрадовались ужасно. Кроме мальчишек, конечно. Им-то пение было до лампочки. А Арамис? Что Арамис! Если бы он физкультуру вел, тогда еще ладно.

В пятницу к трем часам дня под дверью актового зала, где назначено было проверять слух и записываться в хор, собрались почти все девчонки из первых – третьих классов. Даже из четвертого кое-кто явился, хотя их не звали. Пришла и Маринка. По такому случаю она надела самую красивую юбку с карманами и попросила маму повязать бант, насколько волос хватит. Белое облако смешно колыхалось на макушке как бы отдельно от головы и совершенно не вязалось с мальчишечьей Маринкиной стрижкой, но всё-таки бант Маринке нравился. Она даже решила больше стричься не ходить, хоть мама дерись, а косички отращивать.

У окна в конце коридора уже стояла в окружении подружек красивая Ленка из параллельного класса. Она была маленькая и беленькая, словно дорогая импортная кукла, голубоглазая, золотоволосая, с толстой косой ниже лопаток. Маринке сразу захотелось спрятаться, но, увы, девчонки ее заметили.

– Смотрите! Очкастая! – объявила красивая Ленка на весь коридор. – Надо же, и она припёрлась!

И девчонки хором проскандировали:

– У кого четыре глаза, тот похож на водолаза!

– Это еще что такое?! – спросил грозный голос у Маринки за спиной.

Это пришел Александр Михайлович. Он открыл дверь и пригласил всех в зал. Маринка попыталась улизнуть и затиснуться в самый дальний угол, но не тут-то было – Ленка с подружками уселись за спиной и стали исподтишка, шёпотом дразниться.

– Косая петь захотела! Ой, умора! – шептала красивая Ленка девчонкам громко, чтобы Маринка слышала.

– И голос у нее, наверное, скрипучий! – вторили подружки.

– Нет же! У нее, наверное, бас! Вон какая жиртрестина, у толстых всегда бас!

– Точно, вот такой…

И кто-то из девчонок запел вполголоса баском, промахиваясь мимо нот: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла…»

– В заднем ряду! Давайте-ка потише! Вы мешаете! – пригрозил Александр Михайлович.

Девчонки примолкли, но ненадолго. Вскоре они зашептались снова и обзываться стали еще обиднее. Маринка терпела. Она сидела, не оборачиваясь, даже почти не шевелясь, и покорно ждала своей очереди. Как назло, все одноклассницы (которые, конечно, тоже дразнили Маринку, но с меньшим энтузиазмом, потому что давно к ней привыкли) оказались в противоположном конце зала; дать достойный отпор «бэшкам» в одиночку было невозможно.

Девочек по очереди вызывали к пианино и просили спеть любую песенку, какая больше нравится. Потом их заставляли еще искать нужную клавишу и повторять ритм, хлопая в ладоши. После этого девочка либо отправлялась на сцену актового зала, где двумя отдельными кучками толпились первые и вторые голоса, либо, увы, Александр Михайлович предлагал ей вернуться на место.

Двух щупленьких, почти одинаковых первоклашек назначили в солистки, и они теперь сидели в первом ряду, гордо вертя маленькими стрижеными головками. В зале стоял неравномерный гул, слышались отдельные смешки.

Маринка сидела тихо-тихо, точно ее не было, и старалась изо всех сил не обращать внимания на шепот за спиной. Должно быть, красивую Ленку и ее подружек это злило. Потому что, не добившись от Маринки никакой реакции самыми гадкими обзывательствами, они начали потихонечку пощипывать ее и толкать в спину.

Маринка не оборачивалась. Она уже не слышала и не видела, что происходит в зале, – единственная мысль была о том, чтобы не обернуться. Спина затекла, руки, ровно лежащие на коленях, сделались неподъемно тяжелыми; она смотрела на спинку стула перед собой не мигая и не отводя глаз, словно это была точка опоры, за которую держишься, чтобы сохранить равновесие. Кто-то больно вцепился ей в волосы и сорвал бант. На макушке торчал теперь глупый мышиный хохолок, на котором повисли две черные заколки-невидимки. Было больно, очень-очень. Но даже тут Маринке хватило духу не повернуть головы. Только по щекам против воли поползли слезы.

Петь Маринка любила. И ей казалось, что у нее это неплохо выходит. Но она решила не прослушиваться. Вот посидит-посидит да и уйдет потихонечку со всеми вместе. И не надо ей никакого хора, если они такие! Ну и пусть, пусть!

Подошла очередь Ленки. Она вышла к пианино и, приняв эффектную позу, довольно бойко оттарабанила первый куплет «Крейсера “Авроры”». Потом ее заставили немного похлопать в ладоши и отправили ко вторым голосам. Девчонки за спиной немного поутихли, лишившись своего лидера, но слезы всё еще текли по Маринкиным щекам, не желая останавливаться, а лезть в карман за носовым платком было стыдно.

Время шло. Прослушивание близилось к концу. Уже все девочки выходили к пианино. На сцене стояло человек, наверное, двадцать пять. Остальные тихонько сидели в зале, ужасно расстроенные, что их не взяли в хор, и тихо шептались между собой.

– Ну, кого я еще забыл? – улыбнулся Александр Михайлович, глядя в зал. Он приставил ладонь ко лбу и всматривался в девчачьи лица, точно пиратский капитан с корабельного мостика.

– А косая сдрейфила! – громко объявила красивая Ленка и тут же спряталась за спины вторых голосов, так что учитель, оглянувшись, не понял, откуда эта реплика.

Он снова стал смотреть в зал, но уже не в шутку, и отыскал глазами Маринку. Как всегда после слез, очки ее слегка запотели, и она теперь сидела, низко опустив голову, и старательно протирала стекла подолом юбки. Она очень надеялась, что учитель ее не заметит.

Но он ее заметил. И вызвал к пианино.

И тут Маринку взяла злость. На уродливую пластмассовую оправу, на мышиный хвостик вместо банта, на девчонок, которые вечно издеваются. Она гордо, ни на кого не глядя вышла к инструменту и запела:

 

Дремлет притихший северный город,

Низкое небо над головой…

 

Маринка зажмурила глаза и представила, будто находится дома одна и никто в целом мире не слышит ее – от этого голос сделался легким и послушным. Вообще-то она, когда шла записываться в хор, собиралась спеть «У дороги чибис», веселую песенку, но уж так захотелось утереть нос выскочке Ленке!

Учитель явно заинтересовался.

– А выше можешь?

– Могу. – Маринка пожала плечами и взяла выше.

– А еще?

– И еще могу…

Учитель стал ей потихонечку подыгрывать, забираясь в более высокую тональность, и Маринка свободно следовала за мелодией. Если честно, петь тонким голосом ей было даже легче. Басом? Ха! Это у них у самих бас! Девчонки притихли от неожиданности, и теперь в зале, который внезапно сделался гулким и объемным, было слышно только Маринку и пианино. Голос у нее был чистый, звонкий. Он летел к самому потоку.

– Что ж, молодец! – сказал Александр Михайлович. – Первое сопрано. И диапазон – очень даже! Ты пока тут постой.

Маринка стояла, боясь повернуть голову к сцене, где была сейчас красивая Ленка.

– Девочки, вы можете быть свободны, – обратился учитель к залу. – Встретимся с вами на уроках. А тех, кто на сцене, я прошу остаться. Нужно решить некоторые организационные вопросы. И ты, конечно, тоже остаешься, – обратился он лично к Маринке, которая под шумок собралась было сбежать. – Как тебя зовут?

– Марина.

– Вот, Марина. Очень хорошо. Марина тоже будет нашей солисткой.

– Как же так?! Очкастую – солисткой?! – громким шепотом возмутился кто-то в группе вторых голосов.

Маринка сразу узнала красивую Ленку. На этот раз Ленка вовсе не старалась быть услышанной, но нет, учитель прекрасно понял ее. Он обернулся ко вторым голосам и строго сказал:

– А разве это проблема?

Девочки молчали, насупившись.

– Нет, барышни, не проблема! И, кстати, чтобы петь, очки не нужны. – А потом обернулся к Маринке и с улыбкой потрепал ее по плечу: – Мы знаешь что сделаем? Мы очки на время выступления будем снимать и в карман прятать. И все дела!