Рвань пятая, гештальт

Лондон

В первый и единственный раз я была в Лондоне в двадцать один, двенадцать лет назад.

Я познакомилась с Виктором на Мамбе. Удивительно, даже помню его фамилию. Он был первым, кто сказал мне слово «инвестиции», носил смешные галстуки Эрмес с совами, имел синий украинский паспорт, очки в красивой выдержанной оправе и чуть более тридцати земных лет. Виктор, кстати, был классный парень. И он будто бы ухаживал. Но почему-то дальше нескольких ужинов в Москве и этой спонтанной двухдневной поездки в Лондон (в которой, кстати, тоже ничего не случилось) не зашло. Виктор уже был там на каком-то слете инвестиционных людей. Вдруг позвонил, спросил, есть ли у меня английская виза. Я сказала, что нет. Он спросил, занята ли я завтра. И я опять сказала, что нет. Тогда он прислал курьера за паспортом, потом с паспортом и билетом в один конец бизнес-класса Аэрофлота, и завтра я улетела. За два дня мы сходили на мюзикл «Чикаго» в Сохо, поужинали в каком-то индийском невкусном модном ресторане и поспали рядом как брат с сестрой. Мы все время были в группе его инвестиционных людей, и тогда меня это очень расстраивало, даже обижало. Еще меня обидело, что на паспортном контроле по прилету офицер спросил меня, зачем я прилетела. Мне пришлось неприятно напрячь слух и самообладание, чтобы распознать его простой вопрос с типично британским акцентом (хотя это у остального мира акцент, конечно). Обидело, что черный лондонский кэб долго ехал до «Савоя»… В общем, Лондон мне не понравился.

Мой сегодняшний рейс Москва – Лондон в одиннадцать утра. Сейчас семь тридцать, уже начались пробки, Убер не заказывается. С огромным чемоданом и в светло-серых кедах бегу к метро. Ноябрьская грязь летит во все стороны. Парень с суконным рюкзаком обгоняет и придерживает дверь. Рюкзак темный, надпись красно-синяя – «LONDON».

Лондон светло-золотой, богатый до всего и солнечно холодный. Я прилетела двадцать первого ноября и уже спустя неделю слегла с простудой. Город, напичканный до нельзя галереями и ресторанами, идеальными до того, что их стыдно описывать. Город, привязавший идеальных незнакомцев со всего мира. Кто-то красив и молод, сильный до того, чтобы держать тебя на весу и двигаться. Кто-то элегантен и богат. Кто-то и красив, и молод, и богат, с клубным кольцом-печаткой на мизинце – но никак не хочет в тебя влюбиться. Великолепная подборка Тиндер-незнакомцев давно убедила тотально перевести свой профиль на английский. После всех путешествий последних месяцев на бесформенные отечественные лица всех возрастов невозможно смотреть.

Игра затягивает. Уже затянула. Столько лиц и историй, испытующих взглядов «Ты на один раз?», бестолковых рук, идущих ва-банк, и без сожаления проигрывающих. Женатых, разведенных, обманутых и скрываемых, что обмануты.

Считается, что разного рода одержимость инстинктивно интересна, а потому обладает большей творческой потенцией. Дали встречал гостей голым и кормил их живыми жабами. Ван Гог резал ухо и страдал по путанам. Уальд вообще был свой парень в доску и не позволял себе выиграть ни у одной слабости. Надеюсь, это правда, и моя простая, банальная до скрипа, по-русски бабья одержимость будет иметь что-то подобное в побочках.

Я должна была придумать другой сюжет для этой истории. Более захватывающий, жизнеутверждающий, реванше– / хэппи-эндо– содержащий (а ведь правда, реванш и хэппи-энд рядом до невозможного). Я по-честному пыталась начаровать этот финал в жизни. Но это не вышло. И я передумала врать, поняв, что, возможно, именно в этой неприглядной на первый взгляд честности и заключается главное приобретение после прочтения этой книги.

Если вас не любят, то вас не полюбят чуть позже.

Не будут искать встречи в разных столицах, не будут присылать приглашения без подписи, не станут звонить спустя несколько месяцев. Вероятность, что вы случайно встретите этого человека, примерно равна тому, что этот промысел слезливого бога сможет что-то изменить. Я не хочу врать. Вообще-то вранье такого рода и было бы самой вредоносной книжной ампулой.

Я оказалась в Лондоне случайно и очень намеренно. Полгода мысль о нем не оставляла меня в покое: в каждой встрече я слышала его отголоски, Дубай называла не иначе, как Новый Лондон, охотней ходила на свидания с англичанами, в довершении ко всему англичанки стали казаться мне изрядно симпатичными. Все это время я была одержима мужчиной, который сделал мне вызов, не влюбившись в меня в июне. И все, что его окружало, автоматически сделало мне вызов также. Лондон, чертово современное искусство, чертовы поджатые губы с жестко очерченным подбородком.

Когда в начале ноября, подогретый дубайскими снимками в моем едва живом Инстаграме Джастин Вайн (Большой театр в Москве, помните?) начал активные комплименты моей художественной эрудиции, я уже знала, чем это закончится. До конца года – Лондон. С мужчиной. Красивым. Всячески богатым. По крови, а не завезенным.

Джастин организовал нам поездку, но накануне не сошелся со мной во мнении, кто платит за продление для меня отеля еще на три дня. Я прилетела одна и поселилась на втором этаже белоснежного викторианского дома в Ноттинг Хилл. Бесплатно, через Коучсерфинг. Хозяин дома – Эндрю – пятидесятилетний, с по-британски длинноватыми седыми волосами, всегда в костюмах биспок и идеально белых сорочках с золотыми винтажными запонками, – время от времени зачем-то выделяет путешественникам комнату дочери. Комната с огромным окном, лепниной, вся в старых книгах и столетних сундуках. Зато в ней своя ванная.

Надо сказать, я невероятно везучая. С первой попытки найти в приложении для поиска бесплатного жилья для туристов-рюкзачников владельца особняка в снобистском районе центрального Лондона – немыслимо. Чтобы он выделил тебе, незнакомой русской, этаж, выдал ключи, приносил яблоки и не настаивал на общении? Невообразимо.

Только у меня аллергия от книжной пыли, платья пришлось развесить в гардеробе в ванной комнате, чтобы не подхватить с ними книжную моль домой. Но это уже детали.

Со второго раза, но впервые я попала в город, где могла бы жить. Каждая галерея, в которой оказываешься, требует повторного посещения, каждый район удивляет своей уникальной кучей опавших листьев и россыпью баров. Много солнца и чистоты. Много свободного холода. В Гайд-парк изредка встречаются высокие девушки в леггинсах, часто – красивые мужчины в шортах и спортивном поту. В любое время дня здесь гуляют люди. Они говорят по телефонам, и языки доносятся самые разные. Сумевший стать разношерстным, мультикультурным, приветливым, но, в отличие от того же Нью-Йорка или Парижа, оставшийся элегантным.

Тэйт Модерн (Tate Modern) – огромная, из двух чокнутых зданий с именами, галерея современного искусства. Но просится назвать иначе. Галерея свободной дури. Все понимать невозможно, да и как оценивать африканский город из кус-куса. Нам, людям, привыкшим кругом искать пользу и обесценивать свои идеи, потому что нас так били по пальцам в школе, сложновато понять, что искусство – это мы. То, что мы чувствуем в момент встречи с ним. И что каждая версия, каждая интерпретация – правильная. Все музеи и галереи в Лондоне бесплатные, во многих есть бесплатные экскурсии. И это же не про деньги, правда?

Почти каждый день прихожу в Национальную галерею на площади Пикадилли сидеть у картин с ноутбуком. В двух кашемировых свитерах и ещё одном, намотанном вокруг воспалённой шеи вместо шарфа, пальто, шапке и лаковых перчатках.

Есть колоссальное отличие между британскими музеями и музеями другими. Здесь это, в общем-то, не особое дело – прийти в музей. Поэтому можно ходить в одежде. Любой. Можно весь день сидеть напротив одной отрубленной головы середины шестнадцатого века на кожаном диване СО спинкой. Можно пытаться срисовать эту голову. Можно приходить больным и уставшим и получать, а не отдавать, отдыхать, а не работать. Можно, наоборот, приходить работать и, например, писать. Здесь свет приглушенный, и это вообще моё любимое.

D: sent geolocation (* «отправила местоположение»)

Andy: «Ты в Лондоне?! Немыслимо! Я пятнадцать минут назад проходил это место! У меня сейчас бизнес-встреча в Ритце, но я выйду и добегу до тебя! Стой там!»

Энди, полтора месяца назад, Москва, Покровка, Beer&Brut, ЮАР, бриллианты, печатка на мизинце.

Я остановилась на углу галереи аукционного дома Филлипс в Мэйфейр. Поймала бесплатный вай-фай соседней ливанской забегаловки. Набрела случайно, а оказалось, что это главный аукционный дом современного искусства в мире. Как Кристис или Содбис, только среди сумасшедших, живых и дорогущих авторов. Немного жаль, что я в джинсах, не накрашена и у меня насморк. Зато голова в кожаном модном берете Диор. Даже лучше. Поймет, что я не собиралась с ним встречаться, не старалась. Энди-Энди.

– Привееет! Не могу поверить! – Энди стремительно врывается в только что пустовавшее место напротив моего лица, вглядывается в него и обнимает. – Ты здесь! В моем городе! Как так?»

– Да, это странно. Как будто вокруг нас просто сменили декорации. Привет!

Энди в здоровой парке цвета хаки, будто не со встречи, а с охоты.

– Пойдем зайдем во «Франко» на чай. Черт, только я так спешил, что оставил бумажник в машине на парковке. Придется тебе меня угостить.

Он говорит это как ни в чем не бывало, и я сразу вспоминаю, почему не ответила на пару его последних сообщений.

– Как ты здесь оказалась, Даша? Рад тебя видеть!

Когда Энди не открывает девушке дверь, не помогает снять пальто в гардеробе, не подливает чай в ее чашку, не платит за этот чай – он абсолютно естественен. Похоже, он живет в мире, где это норма, а не исключительно меня оскорбляет таким незамысловатым обращением. Мне немного легче от того, что он так со всеми. Но ненадолго.

– Да просто так. Спонтанно прилетела. Как и с Испанией, Исландией тогда, помнишь? Вот хожу в галереи, простываю. Мне нравится, погода такая хорошая.

– Я порекомендую тебе галереи. Обязательно сходи в Уайт Куб Гэлэри (White Cube Gallery), она здесь, в Мэйфейр, недалеко. И в Курто Гэлэри (Courtauld Gallery) в Ковент Гарден. Галерея Серпантин в Гайд-парке. Тэйт модерн.

– Спасибо! Да, Тэйт Модерн отличная, я сегодня была. Сможешь мне в сообщении прислать названия? Я не запомню.

Такие рекомендации задевают больше, чем платить за чай. Он мне как другу советует что ли? Советует, а должен бы приглашать.

Он мне все равно нравится, электризует. Как статное, нужное мне в хозяйстве животное. Как прекрасная идея прекрасного мужчины, который мог бы сделать мою жизнь еще интересней. Кого можно гордо показывать и кому позволять иногда брать себя за шею.

Беда в том, что реальный Энди каждый раз не совпадает с макетом того Энди, что оказался бы мне приятен.

– Я, к сожалению, очень занят. Еще три дня в Лондоне, а потом уезжаю на сезонную охоту в предместье.

– Хорошо, спасибо!

– Сколько ты будешь?

– Две недели наверно.

В этот раз у меня есть обратный билет. Но говоря «наверно» применительно к дате путешествия, мне приятней.

– Все, мне пора бежать. Так был рад тебе!

Что это было вообще?

– Простите, какой у вас пароль от вайфай?

– «ФРАНКО2017» все большими буквами.

– Спасибо! И можно ручку на время?

Официантка достает из кармана фартука черное с колпачком и улыбается:

– Если не сложно, не забудьте вернуть, пожалуйста.

– Конечно! Спасибо!

Открываю приложение Билайн, запрашиваю распечатку звонков за четвертое – восьмое июня. Через тридцать секунд в джимейл падает письмо с экселевской таблицей.

Вот его британский номер. Звонил, когда не мог найти меня в порту. А вот и питерский. Удалила оба полтора месяца назад, когда на предложение встретиться он согласился, но предупредил, что завел девушку. «Девушка хорошая, и понимает, что мужчины и девушки разные в плане моногамности…» – удачная находка, Вадим, как раз по тебе.

Записываю на безликой визитке кафе «Франко» и тут же отправляю в воцапе фото из галереи Филлипс. Моментально.

VV: «Знакомое место»

VV: «Ты надолго?»

Ненавижу его, что ответил. Ненавижу его, что ответил так. Ненавижу это «VV», слепну от его радиоактивного излучения с экрана телефона.

Сжимаюсь от одной мысли, что, возможно, как и Энди, Вадим где-то в соседнем здании.

D: «Не решила, но пятого декабря нужно быть в другом месте»

Нигде мне не нужно быть. У меня вообще давно закончилось слово «нужно». Зачем ты так мудрено отвечаешь?

VV: «Я спрашиваю, потому что сам не в Лондоне сейчас просто. Но до пятого точно должны успеть»

Что успеть? Он так пишет, будто только вышел из комнаты.

Зачем ты опять лезешь в это? Очевидно же, по этой паре смс уже очевидно, что ты снова не выиграешь.

Удаляю ветку сообщений. Удаляю номер.

Если в городе слишком приторно, он определённо не может стать вашим домом. Это как идеальные незнакомцы, с которыми не снять под столом туфли, не стереть тушь перед телевизором. Здравая доля ненависти украсит любые отношения. Здесь холодно, но солнечно. Многолюдно. Прохожие секундно разглядывают друг друга и думают: так вот, что надо бы надеть настоящему лондонцу. А настоящий лондонец – только Эндрю, в доме которого я живу, и он надевает двубортные пиджаки и высокие неопрятные ботинки.

Он, похоже, и правда немного исторически богат. Как и все здесь, во что-то инвестирует, и помогает женам олигархов находить деньги мужей во время бракоразводных процессов. Такой Шерлок Холмс-пристав. Его дом в Ноттинг Хилле, белый, с входными колоннами и с бездонными окнами, полон дорогущего антиквариата и удивительно запущен. Запущен до запаха умирающих где-то книг и пирующей моли. Домработница Белла, пожилая крохотная афроамериканка, приходит три раза в неделю, чтобы держать его спальню с цветными носками в идеальном состоянии. За остальное Эндрю ей, конечно, безбожно переплачивает.

Если бы я увидела Эндрю с его идеальными костюмами, накрахмаленными сорочками и продуманными очками где-то в Мэйфэйр, представляла бы его дом похожим на стерильную операционную. Если бы встретилась с ним и его густым циничным юмором просто за ланчем, никогда бы не разглядела в нем человека с нуждой помогать другим.

– А у тебя есть квартира в Москве?

– Да, есть, Эндрю. Но я пытаюсь продать ее сейчас. Мало бываю дома.

– Ты могла бы сдавать ее, пока путешествуешь.

– Могла бы… А почему ты решил присоединится к Коучсерфинг? Ты не очень похож на человека, которому нужно общение и чужие люди. Да и твой дом явно не для рюкзачников в уродских сандалиях.

Вечерами, когда мы совпадаем в гостиной – я после ужинов и свиданий, он после ужинов, и, наверно, тоже свиданий – мы курим его крепкие сигареты (в этом доме не курить не имеет смысла). Он пьет вино или шампанское (не виски почему-то). Я почему-то побаиваюсь пить, зато иногда запекаю дольки яблока в микроволновке. Но, как правило, Эндрю появляется в доме позже меня, под утро даже, вот уж неожиданно.

– Когда я путешествую, а я очень много путешествую, меня все время приглашают остановиться в своих домах мои влиятельные друзья или клиенты. Комо, Биарриц, Рим, Санкт-Петербург…

– Но они тебя знают!

– Так было не всегда. Когда я был ребенком, я уезжал в путешествие по Европе со стопкой бабушкиных писем. Приезжал в Венецию, стучался в дверь самого роскошного палаццо и просил пригласить княгиню. Княгиня появлялась, я отдавал ей письмо бабушки со словами «Я ваш троюродный племянник из Лондона», она говорила: «Ах, да, Хэлен писала мне о вас. Сколько вы у нас пробудете?»

– Все равно не то же самое. Но в целом я поняла. Приезжать в гости и приглашать в гости было в традициях вашей семьи. И в традициях Европы вообще. В России это было так же до революции.

– Верно. У меня большой дом, я часто в отъезде. Но даже когда я в нем, я не пользуюсь и третью. Дочь просит держать за ней ее спальню, но приезжает редко… Домработница ведь кошмар – правда?

– Да, похоже, она приводит в порядок только твою спальню. В моей комнате… комнате твоей дочери она даже не знала, как открыть окно.

– Напиши все замечания, что она должна сделать. Это будет твоя арендная плата.

– Хорошо, конечно. Но лучше найми украинку. Не русскую – они ленивые. Украинку. Я могу поспрашивать своих знакомых здесь о рекомендациях.

– Да, пожалуйста. Хочешь дорожку кокаина? – Эндрю встает со своего антикварного, внушительно деревянного и явно неудобного стула и направляется к трюмо. Он так и не произносит слово «делиться», когда говорит, как пускает незнакомцев в свой дом жить бесплатно. Но с радостью делится остальным. На трюмо стоят два бокала, из которых он пил красное вино на этой неделе. По всей гостиной его чашки допитого кофе и полные пепельницы. Конечно, он не просил меня об том, но время от времени я собираю это все в посудомойку.

– Нет, спасибо.

– Ты можешь быть здесь до тринадцатого. Потом я лечу в Рим.

– Спасибо, Эндрю.

– Кстати, ты ужинала?

– Да, в «Уму».

«Уму» – известный японский ресторан в Мэйфейр с тремя звездами Мишлена. Мы с Эндрю уже обсуждали Шанель и Бордель (*британский бренд эксклюзивного женского белья, дороже белья пока не придумали). Можно не опасаться, что, узнав все это, он попросит с меня арендную плату.

– Ателье приносит тебе какие-то деньги?

– Ха-ха, если ты про ресторан, – не собираюсь притворятся, что когда-нибудь плачу за себя сама. Хотя всегда могу и готова, если что. Но пока такого не случалось.

– Русские…

– Ну, достоверно знаю, что британкам хочется того же. У меня есть знакомая здесь, Эмма. Моего возраста. Из состоятельной Уэльской семьи. Блондинка. Симпатичная. Даже красивая по здешним меркам. Все время спрашивает меня, как мне удается находить среди европейцев таких джентльменов. Здесь же вопрос не в деньгах – у нее есть деньги. И платить за себя для нее не большое дело. Но женщине приятней не платить. Как видишь, не только русской.

– Месяц назад я был в Риме с подружкой. Тоже русская. Очень красивая. Мы жили в одном из самых дорогих отелей, ходили в лучшие рестораны, пили лучшие вина. Я, конечно, за все платил.

– Конечно. Это нормально.

– Я согласен. Это нормально. Но в последний день перед выездом из отеля она специально позвонила мне из СПА и попросила прийти и купить ей дорогой крем для тела. – Эндрю задвигал ладонями с боков к центру, изображая человека загребущего. – Это скучно.

– Согласна. Никому не понравится, чтобы его использовали. Еще и по мелочам.

– За день до этого я предложил прогуляться от Испанской лестницы до Пьяцца-дель-Пополо. Она зачем-то была на каблуках, и я купил ей балетки в Шанель.

– Нормально. Правила игры, Эндрю. Давай не будем претворяться, что кто-то из нас их не знает. И потом, ты же видел все это с самого начала, не так ли? И, вероятно, именно этими каблуками она тебе и приглянулась? Мне кажется, ты довольно взрослый, чтобы разобраться, что к чему.

– Ха-ха, несомненно. Ты прямо заставила меня сомневаться, может напрасно не звоню бедной девочке две недели. Да ерунда все это. Тиндер.

Джошуа напоминает мне прозвище Христа из «Мастера и Маргариты». Иешуа же? Джошуа – как Дима в России. Или что-то подобное. Популярное, незамысловатое, но гордое этнической принадлежностью.

Joshua: «Боюсь, тебе придется учить меня русскому»

Joshua: «Кириллица – сложнейший язык, я думаю, вроде Мандарина или чешского!»

Joshua: «Должен сказать, что я фанат твоих интересов… Кроме стейков прожарки blue (*самые сырые). Rare – максимум, на что я способен… Иначе, мне кажется, можно услышать коровье «муу»

Joshua: «Что привело тебя в Лондон?»

Dasha: «Не думаю, что тебе уже нужен русский»

Dasha: «Ты излишне чувствителен с коровами… Думаю, наоборот, их «муу» добавило бы красок. Но ты по-настоящему меня рассмешил!)))»

Joshua: «Ха-ха, откуда ты из России? Москва или что-то более первозданное?»

Joshua: «Не пойми меня неправильно с коровами… Они мне нравятся, но чуть более приготовленными, чем тебе, ха-ха»

Joshua: «Что делаешь на этой неделе?»

Dasha: «Я из Москвы»

Dasha: «Я недавно прилетела, и мой план галереи, прогулки, коровы)»

Joshua: «А, ну тогда ты не можешь пропустить хорошую галерею. Национальная галерея – моя любимая. Если тебе нравится история, то Британский музей тоже придется по вкусу»

Joshua: «Возможно, ты хотела бы кого-то местного в гиды…;)»

Joshua: «И после съедим здоровый запас свежей коровы))»

Dasha: «Я очень хочу местного гида! Начинаем завтра в 11!»

Джошуа двадцать шесть. Он светло-русый, соломенный, типичный британец, с длинной челкой, серыми большими глазами. Ну и, конечно, мой любимый подбородок. Очерченный, жесткий, красиво и сильно выдающий вперед гордость и самолюбие. Судя по фотографиям на Тиндере, он не вылезает из спортзала. Идеальное тело, живот, дорожки внизу живота. При этом, неожиданно для портрета, он закончил Оксфордский университет. Пишет, как я на русском. Фразы короткие, но как конструктор Лего для старшего возраста.

После он предлагает пойти в Winter Wonderland – сезонный кочевой цирк в Гайд-парке. Двадцатишестилетняя милота. Мне больше хочется в каблуки и в рестораны, поэтому мы встречаемся не с первого раза. Однажды я даже отменяю его цирк в последний момент, потому что совсем не хочу уходить на холод с другого свидания с мидиями. Удивительно, но Джошуа не обижается, и спустя пару дней, наконец, ведет меня в музей.

Мы бродим по залам Национальной галереи, он, не замолкая, блещет эрудицией и витиеватыми британскими остротами. Я пытаюсь молчать со значением, потому что понимаю через раз. Его речь чистая, с кристальным британским акцентом, без малейшего намека на снисхождение человеку, чей родной язык – не английский.

Он очень юный. Еще мягкие щеки, широкие русые брови, в которых можно различить направление волосков. Очень люблю такие брови у женщин. У меня самой почти такие же, только жестче и темнее. Он в синем джемпере с V-образным вырезом поверх клетчатой рубашки, аккуратных джинсах, начищенных, но, к счастью, коричневых ботинках, сверху пуховик с меховым капюшоном. Гимназист. Гимназист-отличник. В том числе отличник по поведению. Но с высоким и, даже сквозь всю эту школьную одежду, заметно крепким телом и сжатыми тонкими губами…

– Мне очень понравилось, как ты умничаешь, Джошуа. И понравилась твоя лошадь, – последней он показал свою любимую картину, конечно же, британского художника. Огромный, на всю стену, коричневый лоснящийся скакун, неинтересный из-за своей натуралистичности и прямоты. – Скажу честно, я не все понимаю, когда ты так стараешься мне понравиться.

– Вот так новости, Даша! А я уже было стал так доволен собой! – гимназист смущается и старается еще больше. – Сразу после лошади пойдем есть мясо коровы тогда?

– Самое время!

Мы смеемся и рады друг другу. Я ему как неведома зверушка. Русская, странная, с дорогой сумкой, непривычно высокая, с непривычными скулами. Он мне примерно так же. Плюс эти губы сжатые, знакомые, и будто предлагающие потренироваться… Как эти губы могли оказаться на таком мальчишке в джемпере поверх рубашки?

Национальная галерея на площади Пикадилли. Все заведения по соседству простые, сетевые или туристические. Мы заходим в Steak&Co – незамысловатый демократичный стейк-хаус, но мясо все равно приносят на горячем камне.

На мне синие скинни из Исландии (моя длина, наконец!), неизменные Голденгусы и бежевый свитер грубой вязки. Только одно в этом луке говорит, что это все же я – коричневый парусиновый ремень, рисующий у свитера талию. Что это не будет мишленовским свиданием было ясно с самого начала. Ну и прекрасно, можно расслабиться.

Джошуа рассказывает о своих братьях, сестрах, карьере и, конечно, университете. Он очень гордится своим Оксфордом. Здесь вообще принято гордится полученным образованием. Уместно гордится хоть до тридцати. Он, как и большинство, работает в частном инвестиционном фонде, обладает пространными амбициями и мечтает о собаке. Он не очень путешествует, не очень размышляет об отношениях и смыслах, не очень флиртует. Он даже выпить не заказывает. В общем, к сожалению, мне с ним скучно. И немного тяжело, потому что, чтобы понимать, приходится стараться. Здесь нет текилы, и я заказываю бокал Совиньон-блан.

– Ты пьешь белое под стейк?

– Ага, а красное под рыбу. Или наоборот. В общем, что хочу, то с тем и пью.

– А тебе нравится эспрессо мартини? Я его обожаю!

– Я не пробовала. Но я не в восторге от эспрессо и от мартини по отдельности.

– Не может быть! Ты должна непременно попробовать! Это невероятно! Простите, у вас есть Эспрессо мартини? Нет? Тогда мне тоже бокал белого.

Не могу скрыть добродушную усмешку.

– Джошуа, под стейк?

Он ребячливо закатывает глаза и смахивает челку. Такой еще пробор у него сбоку. Рассказывая что-то, он в основном широко улыбается белейшим рядом идеальных зубов, и растягивая свои тонкие, но с цветом, не бескровные, губы. Он красиво и не глупо румяный. Воротничок клетчатой рубашки, что под синим джемпером, застегнут до верхней пуговицы.

– А у тебя есть девушка?

Может, таки достанем что-нибудь интересное.

– Ха-ха, Даша, как такое возможно? Я же в Тиндере. Конечно, сейчас я свободен!

– А когда была? – я, не отрываясь, бесстрастно терзаю мясо, время от времени тщательно посыпая кровяные кусочки хлопьями из соли. Обожаю соль.

– Четыре месяца назад расстались. А у тебя есть бойфренд?

– Нет.

– А когда был?

– У меня два мужа было, последний закончился год назад наверно.

– Два мужа?!? Ты серьезно?! – Джошуа искренне удивлен всем лицом, кажется, удивлен не неприятно. Конечно, я ждала эту реакцию, специально сказала, специально сказала именно так. Помните, в детстве были такие растения с маленькими вытянутыми будто стручками? Когда эти стручки созревшие, касаешься их легко пальцами, и они взрываются – и такой восторг! Вот похожее чувство.

– Серьезно. А что ты с девушкой расстался? И долго вместе были?

– Несколько месяцев. Честно говоря, мне сложно найти девушку… – неожиданно его детское лицо становится многозначительным.

– Почему же?

– У меня есть особенные предпочтения… Девушкам сложно их принимать, особенно в длительной перспективе…

Джошуа невообразимо меняется. Впервые за весь вечер он смотрит не просто в глаза, но в упор. Лосиное дружелюбие и детская непосредственность исчезают, будто и не было. Появляется что-то другое, не разобрать. Вызов. Губы сжаты.

Мое выступление про двух мужей – детский лепет.

Да быть не может!

– Ты про секс?

– Да.

– Ты нашел. Расскажи, как ты любишь?

Через пятнадцать минут мы выходим на улицу. Он больно берет меня за горло и целует.

– Я живу в районе Мраморной Арки. Десять минут отсюда. Пойдем.

– Нет. Мне пора.

Лондонский мужской Тиндер – подборка лучших, амбициозных, в основном уже преуспевших, но еще долго красивых и голодных до всего. При этом лондонский женский Тиндер совершенно не дает конкуренции. Лучшее место.

Поэтому за неделю в Лондоне я побывала в лучших закрытых клубах, вроде «Лулус» («Loulou’s»), «Артc Клаб» («Art’s Club») и Сохо Хаус» («Soho House»), всех мишленовских ресторанах, частных вечеринках лучших пентхаусов в Найтбридж, Королевской опере, выставках Сезана и Модельяни. Британцы, американцы, канадцы, французы, русские, итальянцы. Итальянцы, пожалуй, – самые отстающие на лондонском финансовом поле и здесь почему-то лишенные своего национального смазливого шарма.

Они подъезжают к моему ноттингхильскому крыльцу, приоткрывают задние окна черных S-классов; всегда в костюмах, всегда чуть уставшие. Смеясь, признаю в, через одного, – Мистера Бига (*недосягаемый возлюбленный Керри Бредшоу в сериале «Секс в большом городе»). Низкие голоса, темные свежие стрижки. Всегда не мое, мимо.

Andy: «Привет, малыш»

Andy: «Я только что вернулся с охоты»

Andy: «Приходи ко мне домой на чай»

К счастью, эти сообщения от Энди я читаю вне досягаемости вай-фай, и не могу оскорбиться сразу. Иначе ответ бы вышел скучным, предсказуемым и молниеносным. Ты что вообще возомнил о себе? Пьешь со мной чай неделю назад, щедро рекомендуешь, куда сходить, и исчезаешь! Ни одного сообщения! И теперь здрасьте, я приехал, принял душ после охотничьих псов, и готов принять твои ласки. И, да, что за «малыш»?! Оскорбленно отказаться или проигнорировать будет слишком просто для него. Ну я тебе устрою!

D: «Привет, дорогой»

D: «Рада слышать!»

D: «С удовольствием, только я смогу приехать после ужина, часов в девять, какой адрес?»

D: «Я обещала ужин в «Лулус» и уже не могу его отменить»

Стоимость членской карты в «Лулус») – одна из самых высоких, порядка трех тысяч фунтов в год. Помимо денег для ее получения нужны рекомендации. И на нее лист ожидания. Это небольшой особняк в Мэйфейр, поделенный на залы, комнаты, кабинеты. Рестораны, барные островки, клубная часть с танцполом, открытая терраса с камином – все покрыто бархатом и будуарными коврами, состаренными зеркалами, заставлено цветами и кишит в основном мужчинами в костюмах. Молодыми, живущими только для того, чтобы быть идеальными. У них не бывает слишком коротких стрижек, как в России не встретишь длинноватых. Говорят, что принц Гарри и Меган Маркл встретились здесь в одном из кабинетов в компании общих друзей. Это подтвердил и мой старший Энрю (в доме которого я живу), а, значит, достоверно.

В «Лулус» меня всегда приглашает Дэн. Еврейского вида канадец, серийный антрепренёр в области новейших технологий, больше десяти лет назад приземлившийся в Лондоне. Дэн всегда в черном костюме, но стоит ему выпить второй бокал вина, как он то и дело норовит целовать мою шею. С ним здороваются все гостьи клуба от ста семидесяти пяти сантиметров.

Andy: «»Лулус»? Во сколько ты закончишь?»

Andy: «Маллорд стрит 21»

Живет в Челси. И ведь секундой не сомневается, адрес дает, не боится.

D: «В 9 я буду, малыш, до встречи!»

D: «Ах да! Я буду шампанское!» И эмоджи, целующее сердцем.

Через пару часов Энди в Челси прилетает пару фото в нижнем белье. Каждый следующий час Энди нетерпеливо шлет «Малыш, ты скоро?». Последнее – в три часа ночи.

Мерзкий самовлюбленный барчонок. Это, конечно, не бог весть какая наука, но посидеть двенадцать часов дома во льду с шампанским тебе пришлось.

VV: «Скажи, а ты когда-нибудь была в свингер-клубе?»

Сегодня телефон просто разрывает от указывающих на мое место предложений.

Я стерла номер Вадима два месяца назад, неделю назад и почти – только что.

D: «Обсудим при встрече»

– Бог мой, Даша, что ты сделала с комнатой?!? Она вся в гортензиях! Я-то думаю, куда исчезли все вазы в доме!

Эндрю смеется и грустит – я скоро съезжаю. Мои яблоки и гортензии выгодно подчеркнули запахи антикварных сундуков, сигарет и давно не читанных книг.

– Ха-ха, Эндрю, прости, я верну каждую вазу на место. Зато, похоже, разочарованная новым жильцом моль покинула обитель!

– Почему гортензии-то? Откуда столько?

– Мм. Скажем так, мужчины, к которым я хожу на свидания, каждый раз хотят быть особенными.

– С одним и тем же-то бабушкиным цветком?!? Хочешь что-нибудь выпить? – в первый раз вижу, как Эндрю наливает себе виски. Его двубортный пиджак, как всегда, застегнут на все пуговицы, высокие ботинки при деле. Я еще в черном кожаном платье, что грустит по «Лулус», туфли давно отдыхают рядом. Мы сидим за большим обеденным столом в гостиной, граничащей с кухней.

– Он не бабушкин! Нет, спасибо, Эндрю, – отказываюсь от виски, – Гортензии – дураки. Не такие, как все. Их невозможно спрятать. Невозможно сделать аккуратными. Или уместными. Или удобными… Гигантские головы, цветные, лохматые. Пять-семь – и у тебя в руках огромный пестрый парашют. Можно лететь.

– Депрессия?

– Да нет… Максимум меланхолия. Мне кажется, если бы не Тиндер, Коучсерфинг, Эирбиэнби, Спэиррум и, наверно, аптеки, я могла бы не видеть никого годами. Любопытство от первой встречи, вынужденная необходимость делить с кем-то дом и зависимость щитовидной железы от Эутирокса обеспечивают меня общением.

– Все не то?

– Не то.

– Идеальных не бывает, ты же знаешь. Ты рискуешь не встретить никого, кто станет полностью «тем».

– Знаю. И принимаю. Не хочу больше полу-подошедшее. Не хочу плохо спать…

– Ты и так плохо спишь.

– Не хочу быть почти счастливой с кем-то, но, касаясь одной темы, каждый раз чувствовать, как в груди горячее дупло пробивают. – Эндрю спокойно заполняет пепельницу окурками. Сигареты в Объединенном Королевстве почему-то без брендовой принадлежности – просто белые трубочки. – Мне и так хорошо. Я свободна. Завтра я могу быть в любой точке света. У меня может быть по семь свиданий в неделю с совершенно разными, любыми мужчинами.

– Ты просто хочешь, чтобы тебя любили.

– К сожалению, или, к счастью, я сама ничего не чувствую.

– И ты не влюблялась ни разу за это время?

– Нет. Была одна история. Но даже в ней больше было не про любовь, а про состязание с преодолением. Любимая забава. Заставить кого-то не любящего полюбить.

– С чего ты решила, что мужчина, привыкший все просчитывать, должен сделать тебя исключением?

VV: «Даш, мы все же не сможем встретиться. Меня последние несколько дней очень раздирает в две стороны – с одной стороны, у меня есть к тебе бешеное притяжение, но с другой стороны, я все же понимаю, что даже при выданной индульгенции, я сделаю моей девушке больно и сам долго буду сомневаться в себе и своём поступке. А я хочу продолжать относиться к себе с уважением, поэтому попробую сделать как Одиссей и в данном случае, привязать себя к мачте. Извини, что пишу это только сейчас, ты слишком охуенная и сексуальная (и дерзкая!), поэтому мне было невозможно перестать прокручивать в голове постельные сцены с тобой и я реально дико возбуждался, да и возбуждаюсь до сих пор. Поэтому если моя ситуация когда-нибудь изменится, я обязательно тебя найду, а там уже ты решишь, что делать – а сейчас прошу меня извинить, в том числе за многобукв».

D: «Вадим, я, честно говоря, обескуражена твоим сообщением и не сразу нашлась, что ответить. Ты, вероятно, неверно меня понял. Я ни в коей мере не провоцировала тебя на адюльтер, а лишь написала, что я в Лондоне. Как и другим людям, которых здесь знаю. Это подразумевает обычно «я здесь, буду рада увидеть». Но хорошо, что мы разобрались».