Если бы люди античных времен услышали творения Вольфганга Амадея Моцарта, они сочли бы их какофонией: их слух не был приучен ценить подобные аккорды. Сначала людям были известны только звуки арфы, первого мелодического инструмента. Основная нота гармонировала с той же нотой на октаву ниже или выше: например, низкое «до» с высоким; приятными считались только такие созвучия. Позже стали восприниматься как гармоничные аккорды «основная нота – ее кварта (на четыре тона выше)», например, «до» – «фа».

Со временем стали приятными аккорды «основная нота – квинта (на пять тонов выше)», например, «до» – «соль». Потом – терция, «до» – «ми».

Аккорды такого рода царили до Средневековья. В те времена тритон, расхождение на три тона, не допускался, созвучие «до» – «фа-диез» слыло «diabolis in musica», музыкальной дьявольщиной.

С Моцарта началось применение седьмой ноты. «До» гармонирует с «си-бемоль», созвучие «до – ми – соль» сначала воспринимается как допустимое, а потом и гармоничное.

В наши дни доходят до одиннадцатой и даже до тринадцатой ноты, считая от основной, в частности в джазе, где допустимы самые «нестройные» аккорды.

Музыку можно чувствовать костями. Тело, не подверженное влиянию культуры и мозговой интерпретации, способно различать приятное и неприятное.

Людвиг ван Бетховен, оглохший к концу жизни, сочинял музыку, зажимая зубами линейку, другой край которой лежал на краю деревянного пианино. Он чувствовал ноты всем телом.