Исцеление бесноватого

Привели однажды в монастырь несчастного человека, одержимого нечистым духом. Такая силища таилась в пришельце, что рвал он на себе железные цепи, которыми пыталась удержать его дюжина здоровых мужиков.

Преподобный Сергий вышел из церкви, держа перед собой сияющий на солнце крест. Лишь только Сергий осенил крестом бесноватого, как тот отскочил в сторону, дико вопя. Увидев лужу неподалеку, скопившуюся после обильного дождя, страдалец бросился в нее.

– Горю, горю! – закричал он.

А когда рассудок возвратился к нему, признался: «Пламя, жуткое пламя исходило от креста преподобного».

– Потому и в лужу бросился? – спросили его улыбающиеся братья.

– Потому и бросился, – устало отвечал он. И в ясных глазах исцеленного светился покой, и жестокая судорога уже не корежила его лицо.

Прощаясь с отцом

В ноябре 1359 года на тридцать четвертом году в Москве скончался Великий князь Иоанн, прозванный в народе Кротким. На исходе дней своих, уже не во сне, а наяву замечая под сводами княжеского терема небесных белокрылых вестников, принял Иоанн монашеский постриг и вскоре тихо почил.

Хоронили его в великокняжеской усыпальнице под сводами Архангельского собора.

– Куда же ты отходишь, сокровище жизни моей? Звезда моя восточная, почто к западу клонишься? Отчего не взглянешь на меня и детей своих? – причитала над мужем вдовая княгиня Александра.

Загрустили, глядя на заостренный лик отца, и дети Иоанновы – Дмитрий, Любаша и младший Иван, которым на всех и двух десятков годков не наскребешь.

На старшего, девятилетнего русоволосого Дмитрия, особая нынче надежда. Ведь никому другому, а именно ему, внуку самого Ивана Калиты, дело отцово продолжать. Власть законная великокняжеская отныне в его руки по наследству переходит.

Вся недолгая жизнь вдруг промелькнула возле гроба родителя пред очами княжича. Воспоминания, точно речные волны, побежали от весельных всплесков к одному берегу – отцову…

Великий князь настоял, чтобы первенца нарекли Дмитрием.

– Дмитрий – имя твое звенит уверенностью, надежностью, силой, постоянством. Знаешь, кто твой небесный покровитель? – спросил однажды Дмитрия родитель.

– Споборник воинов, святой великий, оборонявший греческий Солунь, – отвечал княжич. – Его умертвили язычники, что славили своих деревянных божков.

Весенний ветер, нахлынувший в терем сквозь разверстое оконце, за которым догорало закатное солнце, слегка раскачал алую лампадку.

– Настанет срок, – продолжал отец, – и тебе придется взять оружие в руки. Молись всегда – во времена мира и лихолетья – святому своему. И он, мой сын, не оставит тебя в беде.

Ах, как светился изнутри батюшка, когда его, Дмитрия, торжественно посвящали в княжичи! По обычаю, мальчику сначала состригли с головы прядь волос, а затем посадили верхом на коня. Из окон теремов смотрели на него, улыбаясь, заботливые няньки и кормилицы, с которыми он отныне распрощался навсегда и перешел на попечение дядьки, бывалого и знатного воина.

Может быть, и сгодится для батюшки прозвище Кроткий, ежели жизнь его огородить семейным кругом. В самом деле, жили они с матушкой – не разлей вода. Однако на бранном поле, воюя с мятежниками и супротивниками Московского княжества, покойный отец весьма был строг и уж совсем не кроток. Чего стоит один только поход на Великий Новгород! Правда, крови там, слава Богу, не пролилось – одумались новгородцы, возмечтавшие в обход московского князя заполучить у ордынского хана великокняжеский ярлык. Как только послов новгородских, явившихся к нему с миром, повязал средний сын Калиты и со стражей в Москву отправил, так и вовсе струхнули посадские жители.

Великодушно не стал наказывать строптивых новгородцев московский князь – свои ведь, православные, вместе под одним ярмом нынче ходят – выслушал извинения и повелел впредь не проказничать.

…Невеселые думы юного княжича развеяло проникновенно-протяжное «со святыми упокой», подхваченное вслед за священниками скорбным людом, заполонившим храм.

«Вечная память, вечная память…», – шептал, будто клятву давал, княжич.

И все… Захлопнулась гробница. Оборвалась родственная нить. Теперь уже нужно жить и за себя, и за родителя своего.

Земное в небесном

Святитель Алексий взял на попечение осиротелую княжескую семью. А юному Дмитрию он будто заменил отца. И дня не мог прожить княжич, не услышав святительского слова. Его голос, тихая, излучающая свет улыбка, кроткий взгляд стали необходимы сыну Иоаннову, будто вода жаждущему путнику.

– Как же ты, отче, Тайдулу от слепоты излечил? – допытывался у митрополита Дмитрий.

– Человек и перстом не сумеет пошевелить, если не будет на то воли Божьей, – неторопливо ответствовал святитель. – А уж сотворить такое чудо – и вовсе ему не под силу… Не я, грешный, вылечил жену Джанибекову, а Дух Святой, Который моими молитвами сошел на слепую.

Митрополит Алексий молится об исцелении Тайдулы

Святой архипастырь все успевал – и молиться, и Церковь Русскую блюсти, и княжича уму-разуму учить, и новые обители иноческие строить. В 1361 году, с благословения святителя, на берегу реки Москвы выросла первая московская женская обитель во имя преподобного Алексия человека Божия. Святитель Алексий нашел средства на строительство деревянного монастырского храма в честь Зачатия праведной Анной Пресвятой Богородицы. Первыми насельницами общежительного монастыря стали родные сестры святителя – игуменья Иулиания и монахиня Евпраксия, позже прославленные в ликах святых.

На другой год митрополит Алексий основал близ города Серпухов на реке Нара Введенский Владычный монастырь, где первым игуменом стал его ученик и келейник – Варлаам.

Не раз ездил в Золотую Орду престарелый святитель. Однако нынче в степь великую стало наведываться вдвойне опасно – не стало единства между ханами, то и дело власть в Орде менялась. Вроде, это и на руку русским. Но с другой стороны – не знаешь, чего ожидать от нового властелина, какая шлея под хвост ему попадет. Хан Бердибек, например, отца родного и двенадцать братьев своих на тот свет отправил, выгрызая дорогу к власти… То Хидырь на трон сядет, то – глядишь, ретивый сынок его, Темирхозей, уже раздает великокняжеские ярлыки. Но теперь и Темирхозея нет в живых.

Зато при встрече с новым сарайским ханом Амуратом удалось святителю вернуть Москве на время потерянный – будь он не ладен! – ярлык.

На Руси с давних пор заведено – власть княжеская и власть духовная сочетаются друг с другом будто крестные перекладины. Отдели одно от другого – и беда случится неминучая, раскатится державный терем по бревнышку: князь оберегает народ от врага видимого, митрополит ему в том совестливый подсказчик, о душах паствы заботиться. Не возьми митрополит Алексий под опеку юного князя, вряд ли удалось бы Дмитрию усмирить своеволие новгородцев и отразить набеги Ольгерда Литовского, который, одолев немецких рыцарей-меченосцев, только и мечтал о новых победах.

А как без поддержки митрополита Алексия усмирить Тверского князя Михаила? Этот буйный тверич самовольно наведывался в Золотую Орду и выпросил у Мамая ярлык на великое княжение. Однако Дмитрий, с благословения митрополита, так ответил послу хана Мамая, призывавшему его приехать во Владимир: «К ярлыку не еду, Михаила во Владимир не пущу, а тебе, послу, даю путь свободный».

Михаил Тверской настолько разобиделся на митрополита Алексия, укреплявшего власть Москвы, и на Великого князя Дмитрия, что пожаловался на обоих греческому патриарху Филофею. И лишь после того, как московское войско осадило Тверь, Михаил смирился. Поклялся князя Дмитрия называть «старшим братом» и не вступал более в политические интриги с татарскими ханами.