Ничего нет тайного пред Богом. Как сохранится незамеченному, пускай и в дремучих Радонежских лесах, благодатному и врачующему источнику света, в отблеске которого душа человеческая вдруг наполняется таинственным теплом и благоуханием? О Сергии услыхала Русь. Раздробленная и униженная, страждущая и несломленная, земля наша радовалась каждому известию о святой жизни молодого инока, о его духовных подвигах, необыкновенном смирении и кротости.
Пятую весну встретил на Маковецком холме преподобный Сергий. И вот однажды к низенькому крылечку его тесной кельи подошел бедный и седой, изможденный дальней дорогой, странник.
– Отче, не гони меня. Позволь рядом с тобою на этом месте жить.
Не хотелось преподобному расставаться с полюбившемся уединением. Стал он отговаривать пришельца.
– Трудно осилить жизнь в лесу, терпя голод и жажду, и всякую иную нужду.
– Все вынесу, честный отче, с помощью Божьей за твои святые молитвы. Только не отлучай от себя, не гони прочь.
Поглядел в светлые очи странника Сергий, вспомнил слова Христовы: «Приходящего ко мне не изгоню вон», и решил про себя – видно, Господь так судил, чтобы здесь я жил не один, а с братией.
– Что ж, не мне грешному, против воли твоей идти. Оставайся здесь и не ропщи.
Первого ученика звали Василием, за строгое воздержание прозванного Сухим. Пришел он к святому с берегов Дубны.
А вслед за Василием отыскал дорогу к преподобному Иаков-земледелец, названный Якутой и Онисим-дьякон, сосланный в Радонеж из Ростова Иваном Калитой.
Вскоре на Маковце набралось двенадцать учеников. На Маковецком холме, точно грибы из-под нападавшей листвы, выросли двенадцать келеек. Между пнями пустынники вскопали огород, с которого собирали овощи для скудной трапезы.
На Маковце
Сергий трудился вместе со всеми – пилил дрова, ходил за водой к подножью Маковца, молол для братии зерно и сам пек хлеб, шил одежду и обувь. Так что трудно было пришедшему в первый раз различить, кто в монастыре младший, а кто наставник. Все смиряли себя, все считали друг друга братьями.
Преподобный Сергий был против того, чтобы ученики, пусть даже в поисках хлеба, покидали монастырь. «Господь, – говорил он, – подаст чадам Своим все необходимое. Нужно только верить и рук не опускать».
И вот когда в монастыре снова кончился хлеб, осмелился один малодушный брат попрекнуть Сергия.
– До каких пор ты будешь держать нас в голоде? Потерпим еще одну ночь, а завтра уйдем отсюда, чтобы не умереть голодной смертью.
Посмотрел Сергий на притихших иноков, невесело молчавших вокруг, и ласково отвечал:
– Не скорбите, братья! Птицы небесные не сеют, не жнут, не собирают в житницы, но Отец Небесный не оставляет их. Из-за голода вы скорбите, а он для испытания дан вам. Терпите и верьте, что не оставит нас Господь.
На рассвете, когда жаркий огненный шар едва приподнялся над острыми верхушками дальнего леса, в ворота тихой обители постучали.
Испуганный Онисим, сложивший келью возле самых монастырских ворот, глянул в щель и увидел телегу, полную печеного хлеба и рыбы.
– Отче Сергие! Благослови подводы с хлебом принять…
Кто и откуда снарядил в монастырь эти повозки, так и осталось не выясненным.
– Один христолюбец прислал, – отвечали неведомые гости, разгружая хлебные корзины.
На преподобного иноки стыдились и очи поднять.
– Видите, как печется Господь о нас, – ласково сказал Сергий. – Если Он сорок лет неблагодарных израильтян кормил с небес манной небесной, то вам ли откажет в нужде?
Отслужив благодарственный молебен, пустынники сели за трапезу. И дивились все мягкому и ароматному, будто только что вынутому из печи, хлебу.
По смирению своему не хотел преподобный быть монастырским игуменом. Даже слышать о том не желал.
– Желание игуменства – начало и корень властолюбия, – говорил он тем, кто особенно настаивал. – Кто я, грешный, чтобы быть мне иереем Божьим? Я и жить-то еще по-монашески не начинал.
Но братия не отступала.
– Отче, не можем жить без игумена. Будь наставником душ наших! Иначе уйдем мы, и будем блуждать, как овцы без пастыря. И ты дашь ответ за нас, если дьявол разорит стадо Божье.
И тогда преподобный покорился братской любви – в Переяславле-Залесском, в Нагорном Борисоглебском монастыре, облачился он благодатью священства.
Волынский епископ Афанасий прочитал над Сергием молитвы, посвятив в игумены.
Еще при княжении святого князя Даниила Александровича переселился в Москву из Чернигова, разоренного тогда татарами, знатный боярин Феодор Бяконт. Здесь, под защитой московского князя, он славно потрудился на государевой службе, оставив после себя многочисленное потомство.
В самом начале XIV века в семье Бяконта родился первенец Елевферий, которого Господь призовет в скором времени возглавить Русскую Церковь и сплотить разрозненные княжества вокруг новой столицы. Крестным отцом Елевферия, в простонародье – Алфера, стал княжич Иван, младший сын Даниила Александровича.
С детства полюбил отрок службы церковные, мерцание свечей возле намоленных образов, сладковатый запах ладана, туманными слоями растекавшегося под сводами храма.
Господь сказал: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал…» И пономарить в церкви без Божьего веления человек не решится. А уж ежели Бог окликнет на служение Себе – оставь мирское и торопись волю Его исполнить. Тут знак особый должен быть…
И такой знак Господь вскоре явил благочестивому отроку.
Однажды летним днем Елевферий отправился ловить птиц. Расставил в поле сети и притаился в траве. Да и заснул. И во сне слышит отрок голос: «Зачем, Алексий, напрасно трудишься? Я сделаю тебя ловцом людей!»
Тотчас пробудился Елевферий, подивился чудному сну, а больше всего – голосу, назвавшему его Алексием. С тех пор он стал молчалив, оставил детские игры и забавы, стал больше читать духовных книг и молиться в полюбившемся уединении.
Вскоре еще один знак подал Господь Своему избраннику. Прислуживал как-то Елевферий в алтаре, как вдруг предстал пред ним блистающий ангел. Светло-огненный лик посланца небес яснее слов говорил – медлить более нельзя.
В московском Богоявленском монастыре принимал иночество Елевферий из рук игумена Стефана – старшего брата преподобного Сергия Радонежского. Затаив дыхание, ожидал он объявления своего нового имени. И когда игумен громко произнес: «Алексий», – не удивился. Ведь именно таким именем окликнул его в широком поле дивный голос. Отныне небесным заступником молодому монаху стал преподобный Алексий человек Божий.
Время бежит, словно ручей звенящий. Не успел Алексий оглянуться – как в трудах, молитве и посте двадцать лет минуло монашеской жизни. Братия дивилась его усердию и ревности – всего два-три часа спал в сутки трудолюбивый инок. Зато все свободное время посвящал Алексий изучению греческого языка, исправлению ошибок в славянских переводах священных книг.
Святой митрополит Феогност, возглавлявший тогда Русскую Церковь, полюбил Алексия, часто призывал его для беседы. Он повелел образованному и благочестивому монаху жить на святительском дворе и заведовать церковными судебными делами.
На исходе 1352 года блаженный Феогност рукоположил Алексия во епископа Владимирского и на совете с Великим князем Симеоном назначил Алексия своими преемником. Редкая добрая весть среди надвигающегося нового несчастья, ибо в Москве и по всей Руси начинала свирепствовать моровая язва – «черная смерть». Вспыхнула она в Китае, затем облетела всю Среднюю Азию, Европу и Скандинавию. Оттуда гиблым хвостом дотянулась до Пскова, где бушевала с такой силой, что едва треть жителей осталась в живых.
В Москве «черная смерть» в середине марта 1353 года унесла в могилу престарелого святителя Феогноста, а вскоре и Великого князя Симеона с двумя сыновьями. Этот князь Симеон, прозванный в народе «Гордым», умер совсем молодым, в тридцать шесть лет. Он умел ладить с татарскими ханами, в страхе держал своевольный Новгород, русскими князьями правил строго, не допуская их до вражды. Вполне справедливо Симеон именовал себя «Великим князем всея Руси». Такой титул он вырезал на своей печати. В завещании своем умирающий князь обращается к братьям с таким призывом: «Худых людей не слушайте, а если кто станет ссорить вас, слушайтесь отца вашего, владыки Алексия».
После кончины блаженного Феогноста, по соборному постановлению 1353 года, в митрополиты Московские и всея Руси был избран святитель Алексий.
Чтобы снискать благословение Константинопольского патриарха Филофея, митрополит Алексий покинул Москву и отправился в Царьград.
В Константинополе порадовались выбору Москвы. Греки поразились уму и трудолюбию образованного инока – своей рукой святой Алексий переписал Евангелие с греческих подлинников. Эта кропотливая работа помогла выявить и исправить некоторые неточности, сделанные писцами в славянских списках.
Выдвижение и одобрение Константинопольским патриархом преемника митрополита Феогноста еще при жизни последнего были также вызваны желанием сохранить единство митрополии и ограничить вмешательство мирских правителей в дела Церкви. К тому времени территория Киевской епархии была подвластна помимо русских князей и польским королям-католикам, и язычникам – великим князьям литовским. С конца XIII века время от времени повторялись попытки создания отдельных митрополий на юго-западных русских землях. Сначала возмечтали о собственной митрополии православные галицко-волынские князья, позднее – польские короли и великие князья литовские, особенно князь Ольгерд, подчинивший большинство западных и юго-западных русских земель и мечтавший о господстве над всеми русскими княжествами. Но как это сделать, если христиане, живущие в Литве, зависят от митрополита, избранного в Москве? Ведь именно его они поминают в своих молитвах и называют единым пастырем.
Ольгерду нужен был особый митрополит для собственных владений. Таковой вскоре нашелся. Им стал некий Роман, с избранием которого Литва стала оказывать притязание на Тверскую епархию. Чтобы положить конец этой смуте, святитель Алексий снова отправился в Царьград, где патриарх еще раз определил Роману управлять только Литвою и Волынью, а Алексия благословил быть митрополитом Киева и всея Руси.
Константинопольский патриарх торжественно благословил святителя Алексия, подарив ему в дорогу икону Всемилостивого Спаса Нерукотворного…
Легкая тучка показалась на небе, когда корабль с митрополитом Алексием отчалил от греческого берега. Но вскоре небеса заволокла серебряная дымка. Поднялся ветер, и море будто взбесилось. Суденышко заметалось на черных волнах легкой щепкою.
– Господи, если даруешь нам спасение, обещаю сложить храм во имя Твое! – воскликнул святитель.
И буря вдруг мало-помалу начала стихать. В день Спаса Нерукотворного, 29 августа, корабль причалил к берегу.
Святитель Алексий, Московский чудотворец
Благодарный святитель сдержал пред Господом обещание, через четыре года построив на левом берегу реки Яузы деревянный храм во имя Нерукотворного образа Спасителя. Вскоре вокруг храма вырос знаменитый в Москве Спас-Андроников монастырь.
Спас-Андроников монастырь
Место будущего монастыря святитель выбрал не случайно. Мимо яузского холма пролегла в Золотую Орду проторенная дорога. В золотой дорожной пыли шли на восток по зову кочевников-завоевателей русские князья и бояре. Возле главной святыни новой обители – чудотворного образа Нерукотворного Спаса – прощались путники с Москвой, не зная, что им готовит опасное путешествие.
Не раз по этой дороге уходил в Орду святой митрополит Московский. Не по воле своей, а единственно ради спасения Отечества от мятежных завоевателей.
В 1357 году восточный хан Джанибек прислал письмо московскому князю Иоанну: «Мы слышали, что есть у вас святитель Божий Алексий, которого Бог слушает, когда он о чем попросит. Отпустите его к нам; если его молитвами прозреет моя царица, будете иметь мир со мной, а нет – пойду на вас войной».
Узнав о просьбе нечестивого хана, загрустил московский святитель: «Не в моих силах исцелить очеса Тайдуле». Но, повинуясь воле княжеской, стал готовиться в путь.
Перед дальней дорогой святитель Алексий созвал в Успенский собор Кремля столичное духовенство, чтобы усердно помолиться пред дальней дорогой. «Прошение хана выше сил моих, – рассуждал святой митрополит, – но, может быть, Тот, Кто даровал прозрение слепому, исцелит и восточную царицу».
В Успенском соборе светло от горящих свечей. Но почему-то высокую свечу возле гроба митрополита Петра во время молебна забыли зажечь. И вдруг – заблестела над ней искорка, и само собой зазолотилось пламя. В храме все ахнули и перекрестились, уверенные в добром знамении.
Из воска возгоревшей свечи слепил святитель Алексий малую свечку и отправился в Золотую Орду.
Исцелил пастырь Божий жену Джанибекову! Воспалил чудотворную свечечку, усердно помолился над одром болящей, кропя глаза Тайдулы целебной водицей…
От такого чуда вскинул руки к небу хан Джанибек, прослезился и, хоть поганой веры был, отпустил святителя Алексия домой с дорогими подарками и впредь обещал не тревожить Русь диким ором и пожарами.
В благодарность о чудесном исцелении святой митрополит заложил в московском Кремле Чудов монастырь с каменным храмом в честь Архангела Михаила.