«Здесь это место!»

В самый разгар лета 1328 года к усадьбе боярина Кирилла подлетел взмыленный всадник. Будто сердцем чувствовал Кирилл – невеселая весть пришла в дом. И не обманулся.

– Велено тебе, боярин, со двора съезжать, – прокричал незваный гость, окидывая боярские хоромы завистливым оком. – Князь велел поближе к Москве селиться. Хочешь – в Радонеж поезжай, туда многие ростовские перебрались.

Сказал и стеганул коня, подняв на дороге золотистую пыль.

Ох, как трудно расставаться с родным домом и привольными лугами, где каждая травинка знакома и приветлива. С добром честно нажитым, которое достанется нынче гостю заезжему.

Но делать нечего, не воевать же с князем Московским! И потянулись печальные подводы из родного села в дремучие Радонежские леса.

Жить на новом месте всегда поначалу непросто. Сколько пота и крови ждет от переселенцев земля! И лес приходилось в Радонеже валить, и корчевать пни, закинувшие в землю могучие, словно якорные цепи, корни, и строить новые терема.

Взрослели сыновья Кирилловы. Стефан и Петр оженились и уже отцами стали. А Варфоломей, хоть и возмужал, превратившись в крепкого и сильного юношу, оставался по-прежнему кротким и тихим. Никто не видал его смеющимся, а если и появлялась улыбка на его задумчивом лице – была она сдержанна и едва уловима. Внимательный и ласковый, ни на кого он не раздражался.

Все чаще подумывал Варфоломей о жизни в монастыре. Желание это особенно возгоралось после молитв в соборах Покровского Хотькова монастыря, что возвышался по соседству с Радонежем на обрывистом берегу извилистой речки Пажи. Хотьков монастырь, самый древний на Радонежской земле, появился как раз в ту пору, когда в окрестные места по велению московского князя Ивана Калиты приехали ростовские бояре Кирилл и Мария со своими сыновьями.

На этом холме 800 лет назад располагался городок Радонеж

– Помедли, чадо, – отвечал ему на это отец, – сам видишь: мы стали стары и немощны; послужить нам некому: у братьев немало заботы о своих семьях. Верь, сын мой, благая часть не отнимется у тебя, только послужи нам немного, проводи в могилу, тогда уж никто не возбранит тебе исполнить заветное желание.

Разве мог ослушаться родителей благодатный отрок? Удивительно, но благодаря возлюбленному сыну, желание уйти в монастырь вдруг проявилось и у Кирилла с Марией. В Хотьковском монастыре, что в трех верстах от Радонежа, приняли они схиму и скончались в один день и час, о чем просили в своих молитвах Создателя. Так любили друг друга святые родители Варфоломея.

Воистину, имели они в двух телах единую душу.

В Покровском монастыре затворился и овдовевший Стефан.

Пройдут годы – в тихой Хотьковской обители отпоют и похоронят младшего Петра с неразлучной супругой Екатериной.

До сорокового дня молился в монастыре Варфоломей о новопреставленных родителях. А затем, все имущество свое завещав брату Петру, решил уединиться в лесу, подальше от мирской суеты.

Стефан пожелал идти вместе с ним. А Варфоломею – того и надо: с детства привык он подчинять свою волю старшим.

Долго бродили братья окрест, по волчьим оврагам и бурелому, в поисках пустынного места, что могло бы полюбиться обоим. Лес вокруг поредел, ноябрь отряхнул с деревьев золотую уцелевшую листву.

Наконец, привел их Господь на большой холм, показавшийся похожим на маковку.

«Здесь это место!» – радостно шепнул Варфоломей, оглядывая Маковец, с трех сторон окруженный медленной речушкой.

В самом деле, место это, в десяти верстах от Хотькова, словно Сам Бог указал к жизни уединенной и молитвенной. Люди рассказывали, что над Маковцем и прежде то свет вспыхивал, то огонь блистал, а то и благоухание разливалось.

Покровский Хотьковский женский монастырь

Горячо помолились братья и в два топора принялись рубить стройные ели, складывая из них приземистый сруб. Успели до снега войти в малую убогую келейку. А за зиму и церковку рядом сложили.

– Стефан! По плоти ты мне старший брат, а по духу – слушаю тебя словно отца родного. Скажи, во имя какого святого следует освятить ее?

Посмотрел на Варфоломея старший брат и ответил, скупо роняя слова:

– Помнишь, родители покойные говорили не раз: Господь избрал тебя прежде рождения. И отец Михаил, тебя крестивший, и чудный старец, научивший тебя книжной грамоте, предсказывали, что станешь ты учеником Пресвятой Троицы. Поэтому пусть церковь наша освящена будет в честь Живоначальной Троицы. И благословится здесь имя Господне отныне и вовеки!

Радостно перекрестился Варфоломей.

– Любезно мне слово твое! И я думал о том же, но не дерзал устами выразить то, что в сердце желал.

Летом 1338 года с благословения митрополита Феогноста церковку освятили. С тех пор Варфоломей усилил и пост, и молитву, готовя себя к иноческому постригу.

Преподобный Сергий на горе Маковец

Монах Сергий

Не вытерпел суровой отшельнической жизни Стефан и вскоре, виновато простившись с братом, ушел в Москву, в Богоявленский монастырь.

Варфоломей остался в лесу один. Впрочем, нет, не один – потому как непрестанно в келейке его золотилась дымная лучинка пред двумя родительскими иконами, с которыми он и пришел на Маковец – Богородицы Одигитрии и святителя Николая Чудотворца. И днем, и ночью ощущал в сердце своем юный отшельник – Господь рядом, Господь не оставит его в дни испытаний и тревог. И оттого все жарче и жарче горело в душе давнее желание стать иноком, чтобы уже не разлучаться с Богом.

Вот, наконец, ранним утром 7 октября – свершилось! Инок Митрофан из Хотькова монастыря постриг Варфоломея в монахи, одарив его новым именем – Сергий. С этим именем и прославил его Господь.

Сколько в тесной церковке положил Сергий поклонов пред святыми иконами, сколько ночей бессонных провел в молитвенном плаче – одному Богу известно. Не раз искушали его духи злобы. Но молодой инок не дрогнул, побеждая искушения постом и молитвой, трудами и чтением книг духовных.

Но однажды сердце святого отшельника замерло от ужаса – глубокой ночью стены его церковки вдруг распахнулись… И сам сатана, окруженный мерзкими бесами в остроконечных литовских шапках, ринулся на него.

– Уйди из сего места! Наше оно! Не то разорвем тебя на части… – в страшном гневе ругались бесы, круша все вокруг.

Лишь на мгновение смутился Сергий.

– Боже! – воскликнул он, кладя на лоб и плечи спасительное крестное знамение. – Кто уподобится Тебе? Не молчи, не оставляй меня, Боже! Ибо враги твои разбушевались!

Остановился сатана, безумно рыская глазами. Задрожали бесы от святых молитв, языки будто проглотили.

А Сергий, творя налево и направо кресты, продолжал читать.

– Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы от лица любящих Его!

С воем бросились бесы из церкви.

В другой раз змеями наполнилась келейка святого. Понял Сергий, что опять его духи злобные искушают. Громко призвал он Бога в слезной молитве. И тотчас рассеялось полчище бесовское.

Как-то раз в гости к святому Сергию пожаловал косолапый медведь. Поскребся в дверь убогой кельи, порычал, посопел и притих у крыльца.

Инок перекрестился.

«Неужто снова лукавый искушать меня задумал?»

С молитвой Сергий приоткрыл дверь. И улыбнулся – на крылечке сидел медведь.

Чего искал здесь лесной странник? Кусок хлеба, что вынес ему преподобный, мишка тотчас проглотил, как будто его и не было. Неужто за постным обедом явился мохнатый? А может быть, не хлеба искал он, а тепла и ласкового слова, исходящего из уст человека, одетого почему-то во все черное.

С того дня медведь зачастил на Маковец. Послушно дожидался святого, если тот, стоя на молитве, не сразу отворял дверь.

Преподобный Сергий и медведь

Что ж, свирепыми и хищными стали звери после того, как согрешил в раю первый человек, помрачив в себе образ Божий. Согрешил человек – и звери разучились видеть в нем владыку и повелителя. За непослушание Богу сделались они непослушными людям. И до тех пор, пока по кусочкам не восстановит человек в себе Божественный образ, пока не сподобится жить по спасительным заповедям, будет длиться вражда между ним и бессловесными тварями Божьими.