На берегу реки Непрядвы, во широком поле Куликовом ранней осенью 1380 года готовилась знаменитая битва. 7 сентября, накануне сражения, Великий князь получил из Троицы просфору и послание: «Не медли, князь, – узнал тотчас Дмитрий почерк преподобного Сергия. – Иди на неверных, и победа будет за тобою».
Ах, как вовремя инок Нектарий принес письмо! Наступать было нужно – чем скорее, тем лучше, потому как коварные литовцы, ведомые князем Ягайло, спешили навстречу Мамаю объединиться против православных.
Русская рать перешла реку и, звеня оружием, остановилась возле притока Дона – Непрядвы. Значит, назад дороги нет. Победа или смерть – третьего не дано.
Утром 8 сентября, в день Своего преславного Рождества, Царица Небесная обронила на землю белоснежный плат, и почти до полудня не было видно в млечном мареве ни восходящего солнца, ни надежных мостов через медленный и величавый Дон…
Но расступился туман. И, наконец, враги сквозь тающую завесу увидели друг друга.
Наконец-то туман расступился.
Смолкли горны, не щелкает плеть.
Под хоругвями полк притаился,
Чтобы лучше врага оглядеть.
Грозный Спас на чернеющем стяге
Вспыхнул гнев в лучезарных очах…
В ожидании скорой атаки
Седоки привстают в стременах.
Ни один не присвистнул, не охнул
Лишь тумана растаяла плоть
Только губы у воинов сохли,
Призывавших: «Помилуй, Господь!»
Кулики разлетались со стоном,
Бросив реку на время свою.
День и ночь повстречались за Доном
В беспримерном, открытом бою…
Татары стояли во всю ширину поля, плотной темной стеной. Несметные вражеские полчища, покрытые железной щетиной заостренных копий, были похожи на драконье тулово. Всходящее солнце глядело ордынцам в затылок, и от этого, едва поместившееся на поле войско Мамая, выглядело черным, точно и вправду явилось из-под земли, из самого ада.
На русских воинах доспехи сияли, шеломы переливались в солнечных лучах, оружие искрилось светом. Воистину, сошлись возле Дона Свет и тьма, Добро и зло, Жизнь и смерть…
Колыхались на легком ветру знамена. Под святыми стягами и хоругвями замерли воины, напряженно вглядываясь в передовую пехоту врага.
– Братья мои! – прокричал что есть силы Великий князь. – В этот великий день Рождества Богородицы, Заступницы нашей, благословил нас Господь и преподобный Сергий на святую битву! Так постоим же за Русь Святую и веру православную! С нами Бог, братья!
Великий князь снял с себя сверкающие латы и алый плащ, облачился в доспехи и одежду простого воина.
– Опомнись, князь, что ты делаешь? – обратились к нему бояре. – Не следует тебе впереди биться, – предупреждали Дмитрия воеводы. Но отступили под грозным взором.
Вдруг выехал из ордынского войска всадник. Огромный, меднорожий, силищи небывалой.
– Эй вы! Выходи против меня! Любого прибью! – хохотал татарин.
В нашем строю – молчание. Уж больно здоров противник. Биться с таким лишь великому богатырю под силу, да и ответственность какая!
Князь Дмитрий, рассвирепев от такой наглости, сам уж хотел выйти на бой. Но вдруг слышит голос Пересвета: «Этот печенег ищет себе подобного. Я хочу с ним силой помериться!»
Пересвет на Куликовом поле
Хлестнули коней поединщики. Кони захрапели и, вырывая копытами комья земли, помчали своих всадников навстречу друг другу.
И вот они сошлись на полном скаку! Тяжелые копья ударили о железные латы. От этого удара раскололось железо.
Копье Пересвета насквозь прошибло доспехи печенега и вылетело из его спины почти на полсажени. Однако и наш богатырь, хотя и удержался в седле, не уберег себя от смертельной раны.
Битва началась в полдень. Два огромных войска сгрудились, яростно истребляя друг друга. Копья и ломаемые щиты трещали, словно сухие поленья в задорном пламени. Место порубленных воинов занимали нетерпеливые из задних рядов.
Становилось нестерпимо жарко и тошно от жуткой тесноты и хлынувшей крови. Казалось, весь мир превратился в страшную бойню – кровавая жижа хлюпала под ногами, а на небе, будто при конце света, багровое солнце скакало из стороны в сторону.
Татары со времен Чингисхана почти в любом сражении умели неожиданно направить удар своей конницы во фланг или в тыл врага. Но на поле Куликовом главная сила Мамая почти бездействовала – равнину омывали две реки с обрывистыми берегами.
Татары надеялись проломить русскую стену по центру, а уж потом разорвать на части и все воинство. Для этого Мамай бросил в самую середину поля свежее подкрепление, а правое крыло усилил конницей.
До трех часов полудня битва, будто тяжелая телега в осеннюю непогоду, буксовала на месте. Оба войска крошили друг друга на куски, не продвигаясь вперед. Но потом стало вдруг заметно, что русское войско начинает изнемогать, все ближе отступая к берегам Непрядвы и Дона.
Напротив дубравы, где князь Владимир Серпуховской и Дмитрий Боброк спрятали Засадный полк, татары особенно преуспели. Десятки, сотни, а вскоре и тысячи конных всадников просочились в тыл нашим воинам, готовясь ударить с тыла. Они и представить не могли, что из соседней рощи глядит на них отборный русский полк.
– Кому помогать будем? Одним мертвым? – вопрошал молодой князь Владимир Андреевич опытного Волынца. – Самая пора ударить!
А тот лишь хмурился и отводил глаза.
Целый день ветер дул в лицо войску великокняжескому. Но ближе к вечеру вдруг переменился. Солнце также повернулось на небе и брызнули огненные лучи в глаза сыроядцев.
Мамай уж готовился праздновать победу, наблюдая, как тут и там, словно берестяной свиток, поджимается великокняжеское воинство. Но что это? Мамай не верил своим глазам: русский конный полк, будто на крыльях, вылетел из рощи и ударил в спину его несокрушимой коннице!
Воины князя Владимира Андреевича и Дмитрия Боброка раскололи войско ордынцев, напиравшее на наш левый край, словно ятаганную луну, желтевшую на знаменах бездомного племени.
И возликовали русские! Воспряли духом ратники суздальского и владимирского полков, отодвинутые к речным заводям. Силы в отяжелевших за день руках будто вдвое прибавилось.
Мамай еще пытался что-то изменить, бросив в пекло запасной полк. Но слуги его уже сворачивали шатры.
Всю жизнь Мамаю везло в придворных играх, но славы великого полководца он так и не заслужил. А ведь победа была почти в руках…
Прыгнул Мамай в двухколесную кибитку и впереди всех драпанул на восток. Увидев бегство хана, задние ряды ордынцев дрогнули и тоже побежали, в панике ломая строй.
… Русь вставала из пепла и праха,
Как победный над полем восход,
А сбежавший Мамай только ахал,
Проклиная последний поход.
Пусть копье звонко бьется о стремя,
Чтобы русский рассвет не погас!
Нынче – новое старое время…
Если Бог с нами, кто против нас?
Всю битву, будто рядом с Куликовым полем стоял, видел преподобный старец Сергий. То и дело в деревянном храме на Маковце тихо называл он имена павших князей, бояр, воевод… А ученики его жарко молились за каждого, пока не возвестил падающий от усталости седой игумен, что покарал наконец Господь нечестивых ордынцев.