Глава 39

Наверное, я должна была чувствовать себя вполне счастливой. У меня было все, что только можно пожелать. Розалинда возилась у моих ног с Питером, который сопел, принюхиваясь к упавшему на пол кусочку печенья. В гостиной Карло играла на рояле. Мэдж в изобилии снабдила меня блокнотами и ручками. В Эбни-холле, ее роскошном доме в графстве Чешир, имелась великолепная библиотека со множеством увлекательных книг; местность вокруг была красивой и приятной для прогулок, а на столике рядом со мной стоял стакан восхитительной смеси сливок и молока. И все же мне было не по себе, я нервничала и была раздражена.

Возможно, мне не хватало Арчи, который, вызволив меня из толпы на платформе и проводив до Эбни-холла, вернулся в Стайлз. Хотя мы не говорили с ним о разводе, он, по логике вещей, был следующим шагом в наших отношениях. Я понимала, что унизительное подозрение в причастности к моему исчезновению, беспардонные газетные сплетни и моя неуравновешенная психика нанесли Арчи душевную травму, от которой он еще не оправился.

Как я подозревала, муж не верил, что мое бегство из дома объяснялось всего лишь потерей памяти, но не хотел докапываться до истины – ее слишком трудно вынести. В ответ на измышления прессы, согласно которым я инсценировала свое исчезновение либо в попытке привлечь к себе внимание с помощью этого хитрого трюка, либо для того, чтобы наказать неверного супруга, Арчи пригласил двух врачей. Это были очень доброжелательные люди, совсем не похожие на Кёрса, и, задав мне массу вопросов, они пришли к заключению, что я действительно страдала потерей памяти. Тем не менее некоторые газеты не желали этому верить.

Арчи в письме ко мне спросил, не хочу ли я подать в суд на журналистов, но я ответила ему, что предпочитаю оставить все как есть и не желаю больше говорить с кем бы то ни было об этом эпизоде.

Но это были всего лишь досадные мелкие неприятности по сравнению с темной тенью, отягчавшей мою совесть, – смертью Флоры Кёрс и Уны Кроу. Тело девушки было в конце концов найдено у подножия утеса на мысе Боллард, около Суониджа. Хотя я, казалось, была готова к худшему, при чтении газетного сообщения об этой ужасной находке мне едва не стало дурно. Тело обнаружила молодая женщина, выгуливавшая на берегу собаку. В одной из газет писали, что полиции потребовалось шесть часов, чтобы извлечь его из нагромождения острых скал. Я послала Дэвисону записку, ограничившись кратким выражением соболезнования и не затрагивая других тем. Впоследствии я время от времени задумчиво рассматривала его визитную карточку, размышляя о том, не отправить ли ему телеграмму. Но вряд ли я решилась бы вспоминать и тем более обсуждать с ним события, заставившие меня покинуть относительный уют нашего дома в Саннингдейле и пережить встречу с Кёрсом в Ньюландс-Корнер, а также ужасы Харрогейта и Лидса.

Сколько бы я ни пыталась рассуждать логично и ни убеждала себя, что все произошло по инициативе Кёрса, меня преследовала мысль о том, что смерть этих двух женщин – на моей совести. Освобожусь ли я когда-нибудь от чувства вины, не позволяющего мне жить спокойно, перестану ли когда-нибудь видеть их лица во сне? Возможно, я нашла бы облегчение, если не спасение, в работе. А работа ждала меня: надо было закончить треклятую «Тайну „Голубого экспресса“» и думать о том, что писать дальше. Я не могла бесконечно сидеть на шее Мэдж и Джимми, злоупотребляя их добротой, пора было начать зарабатывать на жизнь.

Я взяла ручку, чтобы записать пришедшую мне в голову идею будущей книги, и в это время в комнату вошла Мэдж. Мы не говорили с сестрой об одиннадцати днях моего отсутствия, и я надеялась, что мы никогда не коснемся этой темы.

– Дорогая, к тебе гость, – сказала Мэдж.

– Кто еще? – спросила я.

– Не пугайся, это не кровожадный репортер и не врач. – Мэдж знала, что я не жалую представителей этих двух профессий, но не догадывалась, конечно, за что я невзлюбила медиков. – Это мужчина приятной внешности, блондин с хорошо поставленным голосом. Говорит, что встречался с тобой в Лондоне. Ты все темнишь и скрываешь свои знакомства.

– Как? Это Дэвисон?

– Да, он сказал, что так его зовут. Я пыталась прогнать его, объяснила, что ты еще не совсем пришла в себя, но он был настойчив. Тогда я попросила его подождать в комнате, где мы принимаем гостей по утрам.

Я вскочила и кинулась к двери.

– Ого! Я, правда, подумала, что тебе не мешает немного развеяться, но не представляла, как это важно для тебя. Не помню, чтобы ты когда-нибудь носилась с такой скоростью.

– Мэдж, это совсем не то, что ты думаешь, – бросила я немного раздраженно.

Торопливо шагая по коридору с развешенными по стенам английскими пейзажами и сценами охоты с изображением собак и лошадей, я чувствовала, как стучит мое сердце. Что ему понадобилось? Он обещал, что мое имя не будет упоминаться в прессе в связи с делом Кёрсов, и до сих пор не нарушал обещания. Неужели теперь это изменится и он пришел предупредить меня, что вся эта история выйдет наружу?

Он стоял у французского окна, выходившего на восток, и лучи слабого зимнего солнца освещали его фигуру. При виде меня он улыбнулся, но в глазах у него было затравленное выражение.

– Доброе утро, миссис Кристи, – сказал он, шагнув ко мне.

Я заметила, что темные круги под его глазами не исчезли.

– Садитесь, пожалуйста. Хотите чаю или кофе? – спросила я довольно официальным тоном.

– Нет, благодарю вас, но мне, возможно, скоро придется уйти. Рад, что вы поправляетесь. Газеты пишут…

– Нельзя верить всему, что пишут в газетах, – отозвалась я, скупо улыбнувшись.

– Это точно.

Мы помолчали, тишину нарушало только тиканье напольных часов в углу.

– Я очень расстроена тем, что наши худшие опасения оправдались. Бедная девушка, – сказала я.

– Да, прискорбный случай, – ответил он, намеренно выбирая слова, которые не выдавали его истинных чувств. Если бы он выразил их вслух, то, боюсь, это доконало бы его.

– И что же привело вас к нам на север?

– Дело в том, что я заехал к вам по пути из Лидса.

Неужели я всегда буду вздрагивать, услышав название этого города?

– А что вы там делали? – спросила я, хотя на самом деле не так уж сильно желала это знать.

– Добывал кое-какую информацию о докторе Кёрсе и его несчастной жене. Только сейчас у нас начинает вырисовываться подлинный облик этого человека.

Я подумала, много ли ему известно о моем участии в этом деле.

– А еще что-нибудь удалось вам выяснить?

– Да, представьте, удалось. Похоже, Кёрс многих дергал за ниточки. В его кабинете мы нашли ряд компрометирующих документов, в том числе касающихся довольно высокопоставленных лиц. Но он шантажировал их не ради денег. Похоже, он просто получал удовольствие от возможности манипулировать людьми.

– Довольно необычно, – заметила я, стараясь не выдать того, что знала.

– Можно предположить, что он считал себя кем-то вроде писателя, а окружающих рассматривал как персонажей своих книг. Мы нашли у него рукописи – или, точнее, сочиненные им фрагменты, которые оказались весьма интересны. В основном это детективные истории. – Дэвисон пристально смотрел на меня, как ястреб на добычу. – В особенности его привлекало ваше творчество, – добавил он. – Мы нашли много страниц, где он размышляет об «Убийстве Роджера Экройда». Доктор Шеппард вызывал у него повышенный интерес, он считал его чуть ли не героической личностью.

– Очень глупо, – бросила я.

– Но в картине, которая вырисовывается перед нами, остается много пробелов, – продолжал Дэвисон, – и заполнить их мы можем только с вашей помощью. Надо, чтобы вы рассказали об этом всю правду.

Но рассказывать ему всю правду от начала до конца я боялась – боялась не только погубить свою репутацию, но и потерять душевное здоровье.

– Я понимаю, почему вы колеблетесь, миссис Кристи, – сказал он, почувствовав мою нерешительность. – Для вашего сведения, на следующей неделе будет проводиться дознание в отношении смерти Уны. Нам с моим коллегой Хартфордом удалось добиться, чтобы ваше имя не упоминалось в связи с этим делом – как и имя Кёрса. Коронер объявит, что это было самоубийство, совершенное в состоянии помутившегося рассудка. В качестве причины будет указана прежде всего смерть ее отца. Судебный эксперт даст показания, что Уна сама связала свои ноги клейкой лентой и… Остальное вы знаете. – Он опустил глаза и проглотил комок в горле. – Журналисты никогда не узнают о вашем участии в этой истории, в глазах публики вы останетесь чуть эксцентричной романисткой, у которой был приступ амнезии, длившийся одиннадцать дней, когда она не отдавала себе отчета в происходящем.

– И что я должна сделать в благодарность за это? – спросила я, понимая, что он говорит все это неспроста.

– Вы помните, что я сказал вам в тот день на ступеньках «Форума»? И повторил в Харрогейте?

– Да, помню, – ответила я с бьющимся сердцем.

– Вы не думали об этом предложении? Понимаете, у нас проклюнулся интересный случай, и мы подумали, что, может быть…

– Боюсь, я не могу принять это предложение. Врачи велели мне отдыхать еще два месяца без всяких нагрузок. Они советуют мне провести их где-нибудь в теплых краях, но это непросто. Я обожаю путешествовать, но…

– Вот как раз с этим мы можем вам помочь.

– Каким образом?

– Ваше задание будет связано с поездкой на Канарские острова. Там открылось довольно деликатное дело – очень странное, откровенно говоря. Вот мы и решили спросить вас, не захотите ли вы оказать нам помощь.

Я не сразу нашлась с ответом.

– А знаете, – заметил Дэвисон как бы между прочим, – Флора Кёрс не страдала какой-либо смертельной болезнью.

Это было так неожиданно, что до меня не сразу дошел смысл сказанного, словно Дэвисон говорил на непонятном мне языке.

– Простите? Я не поняла…

– Конечно, у нее были проблемы со здоровьем, но в ее медицинской карте ничего не говорится ни о раке, ни о какой-либо иной опухоли.

– Но она же сказала…

Я почувствовала, как от лица отхлынула кровь. Вспомнила наш разговор в доме Флоры, когда она рассказала мне о своей болезни. И все поняла. Жертва Флоры была гораздо больше, чем я думала. Она не только убила мужа для того, чтобы мне не пришлось этого делать, она также солгала мне о своем здоровье, чтобы мне легче было решиться на опасный эксперимент. Я вечно буду в неоплатном долгу у нее. Но что же все-таки известно об этом Дэвисону? Судя по всему, немало. И почему он вдруг решил сообщить об этом мне? Ответ пришел ко мне сразу, и он показывал, каким проницательным был Дэвисон. Он понимал, что именно этой информации мне не хватало, чтобы решиться.

Слишком поздно было сожалеть о том, что я сделала и чего не сделала, пора было думать о будущем. Если я соглашусь на его предложение, то, может быть, в какой-то мере заглажу свою вину перед Флорой и мисс Кроу.

– Я расскажу вам все, – отрезала я. – Но только вам и только один раз. После этого я никогда не буду говорить об этом. Никогда, слышите?

– Я понял.

Меня охватило возбуждение, и я знала, о чем мне хочется спросить.

– Прежде чем я начну свою исповедь, вы, может быть, расскажете мне немного о Канарских островах? – произнесла я уже мягче. – Забавно, что я всегда мечтала побывать там. Говорят, острова очень живописны, а климат там необыкновенно целебный, особенно в это время года.