Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Возникает вопрос: как вырваться из-под диктата инструментального рассудка и целеполагающей рациональности? Как осуществить парадигмальный разворот и из мира задач и выгод выйти в мир бесцельной, самодостаточной игры? Как мне увидеть в ближнем не конкурента, а партнёра по игре? Как преобразовать волю к власти и самоутверждению в стремление к игре и технику жизни превратить в искусство?
Ответ прост: играя – играй осознанно. В зрелом возрасте мы только при том условии способны достичь детского состояния полного самозабвения, если сумеем протянуть волшебную границу, которая отделяла бы пространство и время, в котором мы могли бы предаться игре, от внешнего мира; если сумеем полностью погрузиться в неё, но при этом знать, что «это всего лишь» игра; если сможем, предавшись игре, оставаться в состоянии вновь перейти демаркационную линию и на собственную игру посмотреть со стороны, быть то на сцене, то в партере. Маэстро искусства жизни как игры – тот, кто овладел способностью взглянуть на собственную жизнь под разными углами; а тот, кто хочет добиться мастерства в этом искусстве, должен стремиться овладеть этой способностью. Она проявляется в таком поведении, в основе которого лежит внутреннее состояние, позволяющее менять роли: «Я не (только) политик, не только уборщик или медсестра или контролёрша; я не только художник, в конце концов. И если я упустил выгодное предложение или назначил не самую лучшую цену – это ещё не конец света».
Если я намерен встретиться с жизнью лицом к лицу как человек играющий, мне нельзя полностью идентифицировать себя ни с одной ролью, потому что за рамками любой из них жизнь продолжается. Ведь есть во мне какая-то область, назовём это «самостью», которая радуется, наблюдая со стороны за всеми играми моего Я, зная, однако, что не стоит чересчур заботиться об итогах игры. Я только в том случае могу исполнять самые разные роли, что мне не стоит слишком беспокоиться о результатах игры, и я могу смело играть и смело встречаться с Ты моего партнёра и соперника – если я твёрдо убеждён, что эта «самость» твёрдо держит мою жизнь в своих руках. Но как раз сохранить эту убеждённость я смогу только при условии, что не уйду с головой ни в одну из тех ролей, что беру на себя, не буду идентифицировать себя полностью с моими действиями в рамках этих ролей. Иными словами, я не сделаю моё счастье или душевное здоровье заложниками достижения тех или иных целей. Если пространство за рамками роли для меня не существует, если у меня нет доверия к моей самости, помимо этих ролей, тогда мне ничего не остаётся, кроме как силами инструментального рассудка сосредоточиться на стратегии и тактике движения к цели, прилагая к этому все усилия. И тогда какая уж там игровая лёгкость – тут уж, скорее, меня гонит страх.
Однако, если я осознаю, что моя самость укрепляется, снова и снова вступая в игру под названием «жизнь», беря на себя новые и новые роли и пробуя играть их, тогда я и в самом деле способен почувствовать, что такое игровая лёгкость бытия. Тогда во мне развивается такое внутреннее состояние, которое помогает встречаться с другими как с партнёрами по игре. В этой игре раскрывается межчеловеческое пространство свободы, творчества, полноты и радости жизни.
Культура игрового искусства жизни охватывает все настоящие игры – те островки жизни, о которых мы говорили. Смысл их существования – укрепить homo ludens внутри нас. Живя на этих островках, мы учимся дистанцироваться от себя самих в пространстве игры и на то время, пока она длится, – и одновременно отдаваться игре, развивая в ней свой потенциал. Там мы учимся выигрывать и проигрывать. Там наш ум проходит школу игры, и там мы учимся смотреть на наши игры с той улыбкой, тайну которой знали мудрейшие из греков, мастера и знатоки искусства жизни как игры.
Теперь можно заняться вопросом о том, как игровое искусство жизни может выглядеть на практике в различных областях нашей жизни. Ниже мы хотим попробовать для примера поиграть с этой мыслью на примере шести различных сфер повседневности, с которыми все мы так или иначе связаны. Ведь в чём состоит красота игрового искусства жизни? В том, что оно может проявляться и расцветать по-разному в различных игровых пространствах и в разное время.
Эрот – дитя. По крайней мере, греки его таким себе представляли. А так как они хорошо разбирались в жизни, то стоит задуматься: а почему так? Почему Эрот (или Эрос), почитавшийся могущественнейшим из всех богов, Эрот, о котором Сократ сказал, что сила его и мощь достойны наивысшей хвалы – это мальчишка, не достигший половой зрелости? Ответ может быть только один: этот мальчик занят именно тем, чем больше всего любят заниматься как раз его сверстники: он играет. Эрос, олицетворение любви, всегда занят игрой. За этим занятием любили изображать его античные поэты, например, Анакреон:
Бросил шар свой пурпуровый
Златовласый Эрот в меня
И зовёт позабавиться
С девой пестрообутой.
(пер. В. В. Вересаева)
Любовь – игра? Да как же так? Ну, мы ведь уже об этом говорили: настоящая любовь не ищет выгоды. У неё нет скрытых мотивов: она любит просто потому, что любит. И уж тогда всерьёз; и уж тогда не играючи. Потому что, как и всякая настоящая игра, любовь – игра серьёзная. Те, кого мы любим, никогда не будут её объектами. Она не преследует никаких планов. По крайней мере, если это настоящая любовь. Кто любит, не задаётся вопросом о том, чем всё это кончится. И перед ним не стоит проблема «как бы поудачнее выбрать подходящего возлюбленного».
Кто любит, не пытается выработать технику или методику достижения цели. Тот, кто в любви принимается планировать и делать расчёты, кто хочет управлять ситуацией, тот рано или поздно окажется у разбитого корыта. Эту динамику чётко описал Свен Хилленкамп в своём проницательном аналитическом труде «Конец любви»: «Те, кто хочет любви как результата собственных усилий, поисков и выбора, своего саморазвития и самореализации – это самые несчастные люди, потому что для них любой партнёр это просто произвольная точка пассивного ожидания». Для того, кто стремится к цели, ожидание невыносимо. Но если знаешь, что такое игра Эроса, то набраться терпения и подождать – для тебя не проблема. И в своей игре любящие создают такие бесценные моменты ожидания, которыми поверяется чистота любви.
Вот и названа вторая черта характера карапуза-Эрота: этот мальчик во всём, что он делает, невинен и чист. Он натягивает свой лук и пускает стрелу за стрелой, и в этом нет ни капли расчёта. Попав кому-то прямо в сердце, он не производит и не вырабатывает в его душе любовь – нет, она просто расцветает. Не заботится о цели и не знает стремления к выгоде, как и любая настоящая игра. Она просто происходит, если только ей дают место.
С наибольшей очевидностью игровая невинность Эроса проявляется в любовной игре партнёров, которую голландский антрополог Фредерик Бейтендейк назвал совершенной игрой. Но лишь в том случае, если они принимают её именно как игру, радуются ей и ни о чём не заботятся, кроме того, чтобы в прихотливом узоре игры проявить свою любовь к партнёру. Сексуальность расцветает только в свободной от целей и планов любовной игре и находит своё выражение в том, что подвижно и в том, что движет: в любви двоих. Но если сексуальность сочетается с любовью, она становится ядром отношений и даёт им силу.
По-настоящему красивую эротическую игру можно встретить там, где она послушна духу игрового искусства жизни; где с доверием отдаются игре жизни и не используют другого как объект или средство достижения целей, а встречаются с ним, как с равным. Нужно принять ожидания партнёра и выйти с ним в совместное странствие, в котором может проявиться нежданное.
Если искусство жизни-игры входит в область любовных отношений, тогда подлинная пылкая, радостная игра Эроса получает возможность развернуться в полную силу, и это будут не только любовные игры: вся сфера общения и совместной жизни партнёров может быть пронизана игрой.
Конечно, никто не застрахован от появления псевдоигроков и разрушителей игры, в том числе и в любви. Как раз здесь они встречаются нередко. Каждый знает, как часто в отношениях между людьми берут верх расчёт и выгода, и как часто не хватает любящим сердечной привязанности и свободы. Сколь часто парам не удаётся найти ту точку равновесия между «слишком много» и «слишком мало», без которой не выйдет никакой игры! Принять любовь серьёзно и ответственно, и в то же время сохранить игровой дух Эроса – вот для чего нужно в любовной сфере игровое искусство жизни.
И в этом нет ничего невозможного. Кто не знаком с парами, в течение долгих лет сохранившими игривость, готовыми к неожиданностям, с парами, в которых любящие, играя, выступают то партнёрами по игре, то соперниками? Их пример должен вдохновить нас не превращать любовные отношения в средство взаимного удовлетворения потребностей или не объявлять его «пожизненным обладанием половыми свойствами друг друга», как выразился Иммануил Кант, а всерьёз взглянуть на них как на свободное от целей пространство игры, раскрытия потенциала. Жизнь стала бы более честной, откажись мы использовать друг друга в качестве средств и начни хоть иногда любить своих партнёров по большой игре жизни. Тем самым мы вновь и вновь давали бы этому ангелочку – Эроту – шанс наполнить нас жизнью, радостью и силой.
Игровое искусство жизни берёт своё начало в детской. И если вы хотите встретить настоящих мастеров и экспертов, – вам туда. Ведь никто не обладает таким опытом в искусстве игры, как дети: к шестому году жизни, играя примерно по семь часов в день, они успевают «наиграть» порядка 15 000 часов! И своё занятие доводят до уровня большого мастерства: «Из огромного количества игровых возможностей они выбирают небольшое число – те, что им по мерке. С акробатической уверенностью лунатиков они выдумывают такие игры, в которых устанавливают контакт с собственными потребностями», – пишет психолог и профессор педагогики Андре Франк Цимпель, один из ведущих исследователей в области психологии обучения. А потому он даёт всем родителям, дедушкам, бабушкам и воспитателям добрый совет: «Позаботьтесь о том, чтобы у вашего ребёнка было как можно больше возможностей долго и без помех играть с другими детьми!»
Однако это не значит, что родители не должны сами играть с детьми. Напротив. Роль родителей или бабушек, которые могут дать импульс к игре или выступить партнёрами, невозможно переоценить. Более того: на них лежит большая ответственность за то, чтобы побудить детей играть, ведь они постоянно служат им примером. И этот пример нужно использовать во благо: в целях игры. Ибо именно это нужно детям. И именно это может помочь самим родителям, которые дают детям поиграть вволю: так взрослые люди получают возможность научиться мастерству жизни-игры.
Причина проста. Цимпель пишет об одном из важных выводов, сделанных современными психологами: «Игры, которые дети выбирают сами, всегда ведут их вперёд. Дети активно ищут наиболее подходящих средств к собственному развитию». На любой фазе жизни и развития дети тонко чувствуют, какая игра им необходима сейчас. Сначала это в основном игры с предметами, затем «как будто»-игры, ролевые игры, игры по правилам, наконец, игры-соревнования и интеллектуальные игры.
И каждая предыдущая фаза служит подготовкой к последующей. С этим не может сравниться ни одна развивающая программа. Дети – настоящие мастера игры, пока их от неё не отрывают, что в последнее время случается всё чаще, под влиянием распространяющейся моды, которую Цимпель называет «развивашкоманией». Он так описывает её: «Из страха лишить своих детей доступа в глобализирующийся мир образования, родители пытаются любыми мыслимыми способами подстегнуть их развитие: ранний английский, йога для детей, уроки рисования и музыкальная школа сменяют друг друга ежедневно, и день такого ребёнка распланирован по минутам» – и это серьёзнейшая ошибка. Ведь как детям развивать заложенный потенциал, если у них не остается времени на то, что необходимо для такого развития: свободной, бесцельной, самозабвенной игры?
Кто желает своим детям добра – пусть просто-напросто даст им поиграть… и сам будет готов поиграть с ними, если позовут. Ведь если взрослые и дети свободно играют вместе – это полезно не только детям, но и взрослым, если те готовы поучиться у детей тонкостям искусства игры. Ведь каждый может научиться у своих детей тому, что мы только тогда становимся людьми в полном смысле слова и можем вполне развивать наш потенциал, когда мы в состоянии отказаться от привычных планов, целей, задач и стратегий и погрузиться в игру. Но стоит ребёнку почувствовать, что его превращают в объект целеполаганий, ожиданий, развития и всяческих воспитательных и образовательных мероприятий, и он больше не может свободно и беззаботно играть. Поэтому взрослые обязаны противостоять искушению мутировать в разрушителей игры, оценивая и комментируя игры детей с точки зрения инструментального рассудка, неважно, хвалим ли мы при этом или ругаем. Кнут и пряник равно разрушают игру.
Вот три критерия, по которым Цимпель предлагает распознавать родителей, увидевших для себя в совместных играх с детьми шанс поставить игру в основание всей жизни. Во-первых, они по-настоящему проникаются радостью детей от игры и реагируют на эту радость, не скупясь на слова и искреннюю мимику.
Во-вторых, если они видят, что дети побаиваются и не очень верят в себя, то подбадривают их, стремясь, чтобы они действовали самостоятельно. При этом помощь выражается в эмоциональной речи, а руками они стараются вмешиваться как можно меньше. И в-третьих, если у детей что-то не получается, взрослые их эмоционально поддерживают.
Возможность научиться игровому искусству жизни, просто играя с детьми, предоставлена всем родителям. И не только родителям, но особенно бабушкам и дедушкам, которые, играя с внуками, получают уникальную возможность овладеть мастерством искусства жизни. Ведь именно старшему поколению, занимающемуся с внуками, зачастую гораздо легче освободиться от засилья рациональных планов, целей, программ и всяческих полезных развивающих мероприятий. Им ничего не нужно от детей, они меньше склонны к тому, чтобы пытаться довести до совершенства воспитательный менеджмент. Мамам и папам труднее. Они не могут просто самозабвенно поиграть как бабушка или дедушка. И если вы, дорогая читательница и дорогой читатель, принадлежите к числу бабушек и дедушек, то пусть наш привет вдохновляет вас каждый раз, когда вы вступаете в мир игры – и жизни – ваших внуков. Ведь, вступая туда, вы продолжаете играть – и тем самым открываете возможность для детей, когда они, в свою очередь придут, в зрелый возраст, стать и оставаться виртуозами игрового жизненного искусства. Пусть вам поможет в этом изречение, которое приписывают врачу и писателю Оливеру Венделлу Холмсу: «Люди не бросают играть, потому что стареют; наоборот: они стареют, потому что бросают играть».
Вообще-то, мы всё понимаем: игра освобождает, игра объединяет, совершенствует мозг и питает детскую душу. Но почему-то в учреждениях образования – от детского сада до университета – искусству жизни как игры детей не учат. И никакой экзамен, никакой тест не проверяет, как дети им владеют – или вернее, до какой степени они его утратили, – ни PISA, ни контрольная работа по очередной теме.
Но почему? И почему, если задаёшь этот вопрос, в ответ получаешь либо усталую, а то и издевательскую усмешку либо (от тех, кто разбирается в теме) поучительную лекцию о задачах школы, о требованиях министерства образования, о программах и образовательных целях? Затем речь пойдёт о роли проверки знаний, образовательных компетенциях, о подготовке к трудовой деятельности, профессионализме педагога и о значении дидактики и методики. Если же кто-то после всего этого будет настаивать, что знания в том случае прочно усваиваются мозгом, когда ребёнок или подросток добыл их путём самостоятельного поиска, путём проб и ошибок, если ему дана возможность, играя, совершать открытия в области содержания тех или иных предметов, придавать новому знанию собственную форму и образ, – того осадят строгим окриком, что, в конце концов, есть закон об обязательном школьном обучении и что здесь не цирк, а образовательное учреждение.
К счастью – повторим, в отношении подобных ответов это не оговорка, – сторонники и радетели такой школы, и все те, кто к ней причастен, сталкиваются с одной проблемой, которая год от года нарастает, а именно: всё это не работает. За исключением немногих, кто отважно прошёл через такое обучение и преподавание, покончил с ним и оставил это в прошлом, все страдают от той ситуации, какая господствует в большинстве школ. Причём школьники страдают от неё до такой степени, что едва в состоянии дождаться перемены и считают дни, оставшиеся до каникул. Ничем не лучше и состояние учителей, а родители так просто приходят в отчаяние от того, что дома все разговоры только о школе, о заданиях и об уроках. На репетиторов и дополнительные занятия уходит серьёзная часть семейного бюджета. Происходящее в большинстве школ слишком далеко отстоит от игровой лёгкости и от игрового искусства жизни.
Тем сильнее наша радость от того, что многие выпускники и учащиеся таких школ (а слово это происходит от греческого schole, что означает «досуг»!) совершенно не удовлетворены результатами практикуемого там образовательного процесса. Профессиональные школы и университеты жалуются, что нежелание учиться растёт, а мотивированность снижается, как падают и способность к преодолению трудностей, и прилежание, и трудолюбие, и искренний интерес к специальности. Концентрация на получении хороших отметок ведёт к тому, что школьники лишены возможности с энтузиазмом заняться тем, что интересно им самим, развивая при этом свои истинные способности и таланты. И вот уже появляются предприниматели, которым неинтересны школьные отметки претендентов на рабочие места, и продвинутые университеты, открывающие стипендии для тех, кто бросил школу.
Мало-помалу школа приходит в движение. Те, кто чутко улавливает знаки необходимых перемен, уже давно заняты поисками новых форм и методов преподавания и обучения. На передовой линии новой школьной культуры находятся инициативы вроде Schule im Aufbruch («Прорывная школа») или Schulen der Zukunft («Школы будущего»); инновационные учебные заведения получают награды и подают другим пример того, какой может быть школа.
Секрет успеха таких школ состоит даже не в новых методиках преподавания, а в том, что в них создана атмосфера, благоприятствующая как учению, так и преподаванию, в них царит дух единства и укрепляется сотрудничество всех участников образовательного процесса. За этим стоит некая тайна, которая, собственно, и составляет фундамент успеха: все участники – школьники, учителя, родители и администрация – прилагают большие усилия, чтобы превратить свою школу в такое место, где никто не ведёт себя с другим как с объектом. Причём неважно, с объектом оценок или ожиданий, которого нужно чему-то научить или в отношении которого имеются определённые планы. Там каждый видит в другом субъекта, и все участники процесса могут общаться на равноправной основе. Там и тогда, где это получается, игра из средства заполнения перемен или занятия театрального кружка становится важным живым элементом самого урока, отчего тут же оживают и ученики, и учителя.
Таким образом, школы, устремлённые в будущее, на практике осуществляют культуру отношений и культуру образования, которая несёт с собой именно то, что, как мы знаем, является существенным признаком подлинной игры. Они идут по пути игровой культуры жизни и, разумеется, берут с собой в путь детей и подростков. В таких школах ученики становятся личностями, которые знают, чего они хотят, и знают, на что способны, личностями, которым уже не потерять врождённой радости учения, самостоятельного поиска и открытий и желания познавать и преображать мир. К тому же они спокойно сдают все положенные экзамены и становятся мужественными взрослыми, с доверием вступающими на жизненный путь. Будущее за такими школами и за такими школьниками.
Казалось бы, ну где ещё так трудно культивировать дух игры, как в мире бизнеса? В эту сферу, где homo oeconomicus достиг безраздельного господства, кажется, вообще нет входа для homo ludens – хотя крупные менеджеры обожают называть себя игроками, лучше всего Global Player. Мы уже видели, что всё это просто штампы: этих протагонистов влечёт не свободный дух радостной игры, а неутолимая жажда прибыли. И если они все же используют элементы и структуры из мира игры, это никак не отменяет того факта, что руководствуются они инструментальной логикой, чуждой всякой свободной и бесцельной игре.
Конечно, в прошлом рациональная логика цели и средств не раз находила своё оправдание. Ей обязана экономика своим победным шествием – триумфом не только на рыночных площадях, но и в наших детских. Изначально ремесло и товарное производство служили благосостоянию человека. Аристотель предписывал всем работникам ставить любую активность на службу благосостоянию обитателей дома – а дом, по-гречески oikos, – став, таким образом, одним из основателей науки о ведении домашнего хозяйства, то есть экономики, oikonomia. Выросшая из неё мало-помалу система хозяйствования колонизировала все сферы жизни и принялась формировать согласно своим требованиям уже самих людей, в короткие сроки превратив их в инструменты достижения экономических целей и поглотив их этими требованиями.
То же самое в финансовом секторе. Изначально задача банков заключалась в том, чтобы своими кредитами способствовать созданию новых производств или освоению новых рынков. Однако между делом появились международные банки и финансовые институты, которые приобрели такую силу, что в состоянии подчинить себе не только отдельные отрасли промышленности, но целые страны с их правительствами.
Приходится констатировать, что мир экономики и финансов со временем потерял тот курс, который изначально был для него предназначен и вёл к определённым общезначимым целям. Это судно потеряло управление и теперь идёт опасным фарватером. Пространство игры, то есть маневра, предельно сузилось. Однако в последние годы и мотор этого могучего лайнера начинает всё чаще и всё серьёзнее сбоить.
Новые рынки, триумфально завоёванные в процессе глобализации, оскудевают: отдельные страны, которым удаётся с умом воспользоваться преимуществом дешевизны рабочей силы, превращаются в так называемых «тигров», и, в свою очередь, наводняют своей массовой продукцией рынки индустриальных стран. Тот, кто хочет сохранить своё производство и остаться на коне, вынужден искать инновационные и креативные решения. И таким новичкам хорошо удаётся налаживать скоростное, экономичное и эффективное производство.
По этой причине для немецкой промышленности креативность и способность к инновациям становятся решающими предпосылками как успешного развития, так и преуспевания на мировом рынке. Между тем мы-то с вами знаем, каким образом лучше всего развивается креативный и инновативный потенциал предпринимателя (как способность его сотрудников к коллективной творческой деятельности). Лучше всего это получается, если на предприятии создаются благоприятные условия; если предприниматель заботится о том, чтобы сотрудники чувствовали себя комфортно и могли жить на предприятии полной жизнью. Происходит же это тогда, когда людей воспринимают как личности с их потребностями и нуждами, когда они по-настоящему ощущают: это действительно их предприятие.
Одни монетарные меры тут не помогут. Тот, кто желает принести предприятию максимальную пользу, хочет развивать и осуществлять новые творческие идеи, использовать интеллектуальные силы коллектива и побуждать людей к совместной работе, должен делать гораздо больше, чем просто предоставлять сотрудникам возможности карьерного роста, хорошие условия труда и солидные бонусы. Успешные предприниматели это понимают и потому пытаются внедрить такую культуру управления и отношений, которая позволяла бы сотрудникам воспринимать свою работу как осмысленную, а самих себя не чувствовать объектами поощрения, оценки, ожиданий, планов и мер повышения эффективности.
Как бы парадоксально это ни звучало, но тот, кто хочет добиться подлинного и долговременного успеха в деловом мире, должен выстраивать и взращивать инновационную культуру предпринимательства. А такая культура требует, чтобы у людей было место и время, где и когда не стояла бы задача добиться успеха, да вообще никакая задача не стояла бы! Им необходимо место и время поиграть, место и время для красоты, для встречи и общения, но прежде всего – для совместного творчества.
В конечном итоге именно такие предприятия смогут приложить наибольшие усилия и развить наиболее интересные инновации, причём с точки зрения новой культуры предпринимательства это будет выглядеть как побочный эффект.
Ведь там, где идёт совместная игра, открывается простор для человеческих отношений, в результате которых могут проявиться самые неожиданные вещи. Обаяние игрового жизненного искусства как раз в том и состоит, что оно тщательно заботится об игровом взаимодействии, в пульсации которого расцветает творческое начало. В чём нуждаются предприятия, находящиеся в состоянии непрерывного обновления и развития, чтобы удержаться на рынке? Они нуждаются в изменениях и в способности видеть будущее, а эти качества наиболее пышно расцветают там, где совместно играют.
Нельзя наладить поточное производство предвидений и творческих идей. Пророчество не чертёж, согласно которому можно организовать и оформить будущее. К нему нельзя прийти методами инструментальной логики. Будущее проступает там, где стратегия и техника молчат. Ведь мозг приходит к озарению только там и тогда, где и когда никто не принуждает его к озарению, не ставит такой задачи. Вещи поистине новые, невиданные – это не продукты производства, а скорее произведения искусства, которые появляются в процессе совместной творческой игры многих людей.
Стоп: больше игры на производстве? Но как это должно выглядеть практически? Настольный футбол в мастерской? Ну, по крайней мере, с этого можно начать, однако ни в коем случае нельзя этим заканчивать. Игры, которых по-настоящему не хватает предпринимательству, – это игры другого рода. Они полностью нацелены на то, чтобы играющий мог себя проявить; это игры, творящие пространство подлинной встречи, а значит, – создающие условия для появления нового и неожиданного. Особенно хороши игры-импровизации. Они куда лучше досужих развлечений, которые не окрылят и не помогут созреть, а скорее сделают тебя инфантильным и приведут к регрессу.
В мире предпринимательства время и пространство для игры отнюдь не роскошь. Да, последовательному и целеустремлённому homo oeconomicus они кажутся роскошью, потому что он до такой степени зависим от инструментального рассудка, что отвергает любые стратегии и усилия, если они не подчинены задаче извлечения непосредственной выгоды. Между прочим, уже Гёте знал, чем опасен инструментальный рассудок; он несёт в себе качество, которое он называл «велоциферическим», то есть тенденцию измерять всё в параметрах эффективности и функциональности, подстёгивать и проявлять нетерпение. «Прежде всего да будет проклято терпение!» – такое восклицание вкладывает он в уста своего Фауста на первых страницах трагедии, где рационализм и нетерпение главного героя вновь и вновь приносят ему несчастье, выводится архетип патологии, свойственной homo oeconomicus: торопливость в мыслях ведёт к ошибке, торопливость в поступках ведёт к насилию.
Как изменить эту нездоровую тенденцию? Для этого необходимо, чтобы продвинутые предприниматели и руководители создавали внутри бизнеса островки жизни, по-настоящему свободной от диктата экономического мышления. Это будут территории настоящей культуры предпринимательства и одновременно – игрового пространства. Как шаман проводит вокруг себя магический круг, сферу священной игры, так и эти островки будут означать особое время и пространство, в рамках которого работники станут не конкурентами друг другу, а свободными партнёрами по игре, деятельность которых не подвергается оценке и ранжированию. В эти пространства нет доступа контролёру; хочет войти – тогда пусть оставит эту роль снаружи.
Попробуем привести наглядный пример, который поможет представить всё это более конкретно. Обычно продавцы и клиенты ведут себя как соперники, и каждый старается использовать другого для достижения своих целей. Переговоры о сделке для них – это что-то вроде битвы, из которой можно выйти либо победителем, либо побеждённым. Но подойди они к ситуации, опираясь на игровое искусство жизни, и всё будет иначе. Тогда для обоих переговоры о продаже станут игрой. Время партии истекает в момент подписания контракта. В этой игре есть определённые правила, но её результатом становится нечто ранее неизвестное: цена продаваемого товара. Впрочем, это как раз не самоцель: главное – сам процесс игры-продажи как таковой.
Что такой подход к коммерции никак нельзя назвать утопией, знает каждый, кто хоть однажды бывал на восточном базаре. Какие сцены там разыгрываются! Если вы думаете, что торговля коврами заключается в том, что покупатель платит назначенную продавцом цену, а потом уносит изделие с собой – о, как далеки вы от истины! Всё гораздо сложнее. Сначала вы заводите разговор о том о сём, о дяде в Тьмутаракани и о тётке в Ереване; потом приходит время выпить по чашечке кофе, потом речь заходит о племяннице двоюродного брата, и тут вы невзначай упоминаете, что – кстати о племяннице! – у вас имеется редкой красоты ковёр, который дорогому гостю, возможно, хотелось бы ей подарить. В конце концов, покупатель платит не столько за товар, сколько за представление, а покупку уносит, можно сказать, в придачу.
Этот пример показывает нам, что по-другому было и может быть. В сфере предпринимательства и купли-продажи вполне есть место элементам игровой культуры. Но только если мы научимся не принимать себя слишком всерьёз в качестве работников, клиентов или продавцов, а сумеем взглянуть на себя как на играющих. Сможем – значит, получится оживить мир бизнеса духом homo ludens.
Стоит добавить: пространства, в которых людям приходится работать, в наше время редко располагают к игре. Они устроены исключительно по законам рациональной логики, организованы с точки зрения эффективности и функциональности и страшно далеки от творчества и поэзии. Какая там может быть игра? Творческое начало там умирает. Офисы в большинстве своём – это никакие не островки креативности и жизни, а административные конвейеры. Здесь есть над чем поработать архитекторам. Можно только приветствовать усилия тех немногих компаний, которые стараются организовать и оформить рабочие места в соответствии с критериями культуры предпринимательства, основанной на игровом искусстве жизни.
Мир бизнеса очень нуждается в игре и в красоте. И речь здесь не о том, чтобы инструментализировать игру, превращая её в средство достижения прибыли, а о том, чтобы создавать зоны, свободные от погони за прибылью, служащие жизни и человеку. Ведь ни одно предприятие не удержится на гребне технического прогресса и коммерческого успеха без подлинного творчества, без импульса к инновациям, без человека, который действительно может быть человеком.
Мысль о том, что культура игрового искусства жизни имеет хоть какое-то отношение к политике, на первый взгляд представляется абсурдной. Именно там, где только и делают, что преследуют интересы, развивают стратегии и осуществляют планы; где идут серьёзнейшие дискуссии и возникают конфликты; где партии бьются за победу на выборах любой ценой, все идут против всех, – спасительным может стать дух игры? Политик как homo ludens – полно, да возможно ли это?
Но, собственно, почему нет? При ближайшем рассмотрении бросается в глаза, что как раз политике чуть больше игрового начала нисколько не помешало бы. Напротив, дух игры куда больше пошёл бы на пользу благополучию любой страны, чем то, что происходит в политике сегодня. Ведь там уже давно господствуют технократы. Разные комитеты забиты экспертами и лоббистами, утратившими дух игры. Всё завязано на интересах и бизнесе, прибыли и власти. Речь идёт о влиянии и о расчёте, о том, как достичь триумфа и уничтожить соперника. Повсюду конкуренция, вражда. В парламенте уже давно не видно ничего похожего на совместное творчество. А что ему нет места в работе правительства – в это можно поверить сразу и безоговорочно. Ведь современная политика безоглядно следует логике инструментального рассудка. «Коммуникативный разум», который Юрген Хабермас в 80-е годы провозгласил гарантией сопротивления демократии диктату инструментального подхода в политике, находится, похоже, в полном забвении.
Полное подчинение политики инструментализму не идёт на пользу обществу. Оно ограничивает свободу дискурса, препятствуя инновациям и переменам. Политической системе, в которой всё определяют технократы, лоббисты и радетели частных интересов, не хватает пространства диалога. Набивший оскомину пример – то, как создавалось и действует трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство между Евросоюзом и США (ТТИП). Договорённость о его создании достигнута в обход парламентов, в отсутствие всякой гласности, помимо каких бы то ни было демократических законодательных процедур. Там, где дела делаются подобным образом, есть серьёзная опасность, что демократия выродится в бюрократию или администрирование.
Эта опасность была знакома уже таким мастерам игры, как древние греки. В своих размышлениях о сущности политики философ Ханна Арендт касается вопроса, почему во времена расцвета аттической демократии столь большое значение придавалось обеспечению экономической независимости и самостоятельности граждан, имеющих право голоса. Уже в то время стояла задача защитить политическую сферу от господства экономической необходимости и от принуждения. Афиняне верили, что, если политика станет профессией, то есть способом зарабатывания денег, это нанесёт вред полису. Со временем осознание того, что депутат должен быть экономически независим, изрядно затуманилось, но это вовсе не значит, что пионерам античной демократии не удалось установить важную истину: политика как средоточие решений, определяющих направление развития, как процесс, решающий судьбу общества, может устойчиво работать только в том случае, если игровое пространство принятия решений остаётся открытым, и в этом пространстве можно действовать свободно. Действия участников при этом не должны быть инфицированы влиянием посторонних или частных интересов – то есть если политики в своих действиях не руководствуются личной выгодой.
Ключевая роль здесь, без сомнения, принадлежит парламенту. Будучи ядром демократии, он по самой своей идее представляет собой игровое пространство: пространство серьёзной игры, в котором сталкиваются различные команды, в ходе игры выясняя, какие могут быть найдены решения и какие приняты меры. Однако для такой серьёзной игры как парламентские дебаты необходимо, чтобы никто из выступающих всё-таки не идентифицировал себя полностью со своей ролью. В Палате Лордов, высшей палате британского Парламента, для этого используют парики: так вы показываете, что держите речь не как частное лицо со своими приватными интересами, а выступаете в роли представителя избирателей, который в игре – в дебатах, в обмене мнениями, в дискуссии – выражает мнение суверенного носителя власти: народа. И всё это с полной серьёзностью истинного игрока, который, играя, не забывает, что всё это «всего лишь» игра, а его задача не в том, чтобы выиграть. Он должен помочь проявиться тому, что не может проявиться никаким другим способом: выяснить, что сейчас действительно необходимо сделать на благо общества (а не просто представляется нужным с точки зрения интересов тех или иных групп). Игра парламентских дебатов, если взглянуть на неё под верным углом, подобна древним культовым игрищам. Разница состоит в том, что здесь не вызывают духа с небес, а в совместной творческой игре достигают про-явления: проявляется то решение, которое в данной ситуации станет благоприятным для общества в целом, а не будет служить выгоде партий и лоббистов.
В наше время политические дебаты переполнены личными выпадами и ссорами между представителями партий. Невозможно отделаться от впечатления, что перед нами борьба носителей функций, выразителей интересов партий или программ, но никак не людей, сообща вступающих в определённую игру с тем, чтобы в соперничестве с противниками и при поддержке партнёров выработать, выработать верное решение. Не доверяя формообразующим силам совместной творческой игры, они консультируются с экспертами, разрабатывают стратегии, строят планы, плетут интриги. Всё это стоит большого труда, не доставляет никакого удовольствия и приводит к преждевременному старению.
Если политическая жизнь вновь начнёт приносить радость и перестанет основываться на голом расчёте, то к ней удастся привлечь способных, творческих, увлечённых людей. Возможно, таким людям опять, как когда-то, понравится заниматься общественными делами. Может даже так случиться, что игровое понимание политики породит живой дискурс и будет способствовать плодотворному социальному общению. Да, пресловутое недовольство политикой тоже можно преодолеть при помощи игры!
Там, где разворачивается подлинная игра, растёт дух совместности, общности, без которого невозможно появление свободного гражданина. Поэтому игра имеет к политике самое прямое отношение. И все, кто заинтересован в развитии гуманного, свободного гражданского общества, должны всячески способствовать тому, чтобы в этом мире было как можно больше пространства и времени для игры. Любая подлинная игра есть школа социальности.
Возможно, как раз поэтому идея демократии и гражданского общества зародилась именно в Греции: ведь культура, вновь и вновь обретающая и осознающая свою самость в грандиозных игрищах и празднествах, как никакая другая близка к осознанию того факта, что человек – существо общественное, zoon politikon. А это значит, жизнь его только тогда цветёт в полную силу, когда разворачивает свою игру в полисе: в обществе свободных граждан, совместно играющих своими возможностями и таким образом находящих решение общих проблем. В качестве zoon politikon человек нуждается в игре. А значит, тот, кому свободное и демократическое гражданское общество стоит поперёк горла, поступит совершенно логично, если будет либо подавлять игры, либо постарается превратить их в потребительский товар и средство обогащения. Достаточно взглянуть на существующие в мире диктатуры, чтобы понять, о чём речь. Совершенно не случайно враги открытого общества – это либо предатели игры, либо псевдоигроки.
Мы уже убедились, что игра и религия – родные сёстры. Мы говорили о культовых играх, в ходе которых древние убеждались в существовании своих богов. Мы упомянули игры древних эллинов – Олимпийские и Дельфийские – во время которых человек являл себя перед лицом богов. Говорили мы и о том, что даже в христианстве – в литургии, в представлениях Страстей, в ораториях или в церковных танцах – сохраняется нечто от игрового духа древних религий. Однако до сих пор мы не задумывались, в каких областях духовной жизни сохраняются игровые компоненты, и не может ли и здесь проявиться благотворное, оживляющее воздействие игрового искусства жизни.
Сначала кажется, что в сфере духовного безраздельно господствует твердокаменная серьёзность. В первую очередь это проявляется там, где духовность и религия используются как средство спасения души, возможность попасть в рай, путь к достижению просветления или способ заработать в следующий раз лучшую инкарнацию. Как видно, инструментальный рассудок со своей логикой «для того чтобы» чувствует себя в религиозной сфере вполне комфортно.
В том, что имеется столько религий и духовных течений, адепты которых охотно ведут речи о «вышней надежде» и безоговорочно готовы принести в жертву «небесному» земную жизнь, включая жизнь «неверных», нам видится немалая заслуга Фридриха Ницше. Повсюду, где от имени религии земную жизнь подчиняют целям, условиям или каким бы то ни было богам, вместо того чтобы, наоборот, освящать и благословлять её с духовных горизонтов, – там третируют и порабощают человека. Те верующие или практикующие, которые до конца погружаются в такое учение или безоглядно идут таким путём, – становятся одинаковыми, будто скроенными по одной мерке, а их жизнь беднеет и тускнеет.
Всё могло бы быть иначе, если бы в сфере религии и духовности мог свободно проявляться дух игры. В противовес всем догматикам и фундаменталистам, богослов Хуго Ранер в своей книжке «Человек играющий» убедительно показал, что именно христианству этот дух вовсе не чужд. Именно человек, исполненный веры, объясняет он, способен посмотреть на самого себя в перспективе божественного и понять, что ему можно, играя, пробовать и искать, что он не обязан соответствовать ожиданиям, что, напротив, Бог своею благодатью приглашает его к свободной и радостной игре. Он заходит так далеко, что вместе с монахом Ноткером Заикой из Санкт-Галлена видит сокровенную сущность Римской Церкви в том, что это «церковь играющая»:
Смотри, под любимой
Лозою, о Христос,
Радуясь, играет,
Под защитой сада
Святая Церковь.
Через пятьсот лет после Реформации не помешает вспомнить: изначальная интуиция Мартина Лютера состояла в том, что настоящий христианин отличается не усердием, с которым он пытается заслужить Царствие Божие, а своим доверием к божественной благодати. Мехтхильд из Магдебурга пыталась описать событие мистической встречи между Богом и человеком как любовную игру, во время которой Бог говорит о душе:
Не могу Я дать ей всего, что ей мог бы доверить,
Если только она беззаботно и просто
Не упадёт в мои божественные руки,
Так, чтобы мог Я с нею играть.
Пусть мы – мирские, светские современные люди – чужды религиозного блаженства, однако не стоит забывать, что любое проявление религии и духовности может подвигнуть нас отважиться на встречу с духом игры. Религия призывает человека к осознанию того, что представляет собой в наших глазах самую сущность игрового искусства жизни: цель и смысл жизни – как и всякой хорошей игры – в ней самой. Жить – можно. Жить – хочется. Слава Богу, у жизни есть конец. Не будь его – и проект игрового искусства жизни был бы изначально обречён на провал. К жизни можно подходить как к серьёзной игре именно потому, что придёт день – и она закончится. К серьёзной: ведь каждое её мгновение – это возможность расцвета человеческого существа, созревшего для красоты; к серьёзной игре: ведь придёт смерть – и все наши глупости и ошибки канут в Лету. И если вы верите в жизнь души после смерти, то можете сказать: к серьёзной, потому что каждое мгновение призывает душу к пробуждению; к игре – потому что душа после смерти покинет поле игры и убедится, что её жизнь была «только» игрой. Однако даже не требуется заходить так далеко, чтобы признать нашу смертность важнейшим из факторов, позволяющих строить жизнь на фундаменте игры.
Найти внутреннюю связь со святыней и осознать себя тем, кто на собственном опыте убеждается в осмысленности бытия смертного существа, сопоставляя его с бессмертием божества; осознать меру собственной ценности – да ведь это важнейшие мотивы, чтобы придать своей жизни чуть больше игровой лёгкости. Тот, кто осознаёт самоценность и осмысленность его души или бытия, в жизненной игре не будет придавать чересчур большое значение своему Я. Такой человек не будет забывать, что в любом его действии или поступке присутствует глубокое измерение души или самости. Святое, или божественное, измерение снова и снова являет себя в игре жизни.
Мы стремимся к развитию, стремимся к расцвету, а потому хотим – и можем! – проживать жизнь как игру, пробуя разные варианты и делая ходы. Если при этом мы соизмеряем нашу жизнь с Богом или с богами, руководствуемся примером святых – это просто духовный вариант культуры игрового искусства жизни, которому мы и посвятили эту последнюю главу нашей книги. Может статься, нам отчасти удалось выразить в этом очерке душевную красоту подлинно верующего, способного встретить улыбкой любую грань, любую сторону жизни – в том числе и тот момент этой яркой и многообразной игры, когда она подходит к своему концу.
Войти с помощью соц. сетей: