Золотой свет

Художники Китая и Парижа соперничали друг с другом в том, чтобы услаждать Великого хана…

Эдвард Гиббон

Зимой 1287/88 года во время мессы король Английский Эдуард I поднялся с трона в честь Раббана Саумы, недавно прибывшего посланника от императора Хубилай-хана. Добравшись до двора английского короля, Раббан Саума, вероятно, поехал дальше, чем любой официальный посланник в истории, он покрыл приблизительно одиннадцать тысяч километров на пути от столицы монголов через главные города Ближнего Востока до столиц Западной Европы.

Король Эдуард встал перед послом не для того, чтобы заявить о покорности, а лишь чтобы получить из его рук причастие. Поскольку раньше европейские послы монголов преимущественно были священниками, хан Хубилай выбрал Раббана Сауму, потому что он был не только верным слугой монгольского престола, но и христианским священником ассирийского обряда.

Миссия Раббана Саумы началась с паломничества в Иерусалим, но, когда он добрался до Багдада в 1287 году, руководство направило его в Европу. Он посетил монгольского ильхана в Персии, византийского императора Андроника II Палеолога в Константинополе, Коллегию кардиналов в Риме и французского короля Филиппа IV в Париже. Он преподнес письма и подарки каждому монарху на своем пути, и при каждом дворе он оставался на несколько недель или даже месяцев. В это время он осматривал достопримечательности и встречался с учеными, политическими деятелями и официальными представителями церкви, чтобы поведать им о Великом хане монголов, его подчиненном ильхане и об их стремлении к мирным отношениям с внешним миром. Когда он уже ехал назад, римский папа Николай IV пригласил Раббана Сауму принять причастие на католической мессе; и затем, в Вербное воскресенье 1288 года, папа собственноручно причастил посла монголов.

Хотя коронованные особы Европы радушно приняли Раббана Сауму, многие прежние послы не могли добиться даже единственной аудиенции у них. Уже в 1247 году, во время правления хана Гуюка, Матье Пари пишет о послах монголов, которые прибыли к французскому двору. Летом следующего года еще «…два посланника приехали от татар, посланные к Его Святейшеству папе их князем». Раньше европейские чиновники, казалось, боялись раскрывать какую бы то ни было информацию о монголах. Пари пишет, что «…цель их прибытия хранится в секрете от курии, она неизвестна клеркам, нотариусам и всем прочим, даже личным знакомым папы». В 1269 году, когда братья Поло возвратились из своего первого путешествия в Азию, они принесли папе просьбу Хубилая послать к монголам сто священников, которые могли бы разделить свое знание с монгольским двором.

Привыкший к религиозной свободе в Монгольской империи Раббан Саума был удивлен, обнаружив, что в Европе царит только одна вера. Но его особенно поразило то, что религиозные лидеры в Европе обладали такой огромной политической властью над народами и даже вполне мирскими полномочиями, которые непосредственно влияли на обыденную жизнь людей. Будучи христианином, он, конечно, одобрял всевластие своей веры в Европе, но был поражен контрастом, который представляла европейская религиозно-политическая модель по сравнению с монгольской.

Несмотря на то что его открыто и радушно приняли в европейских столицах, Раббан Саума добился ненамного большего, чем прежние послы: он не смог заключить договор ни с одним из европейских монархов или официальных представителей церкви. Его единственным успехом стало то, что он сумел добиться от папы обещания посылать учителей к монгольскому двору, о чем Хубилай уже неоднократно его просил. Потерпев в своей дипломатической миссии неудачу, Раббан Саума возвратился ко двору Ильхана в Персии и поведал обстоятельства своих странствий, которые были записаны на арамейском языке как «История жизни и путешествий Раббана Саумы, посланника и полномочного представителя монгольских ханов при королевских дворах Европы». Само путешествие Раббана Саумы и то, что он причастил английского короля и даже сам принял причастие лично из рук папы римского, отлично показывает, насколько монголы изменили мир за пятьдесят лет, прошедших с тем пор, как их войска вторглись в Европу. Цивилизации, которые раньше были отдельными мирами сами в себе и в значительной степени оставались неведомы друг другу, стали частью единой межконтинентальной системы связи, торговли, технологии и политики.

Вместо того чтобы посылать в другие страны верховых воинов и ужасные осадные орудия, монголы теперь послали скромных священников, ученых и послов. Время монгольских завоеваний закончилось, но эпоха монгольского мира еще только начиналась. Благодаря тому что монголы принесли мир и процветание стольким землям и царствам, западные ученые позже называли XIV столетие Рах Mongolica или Pax Tatarica.

Монгольские ханы теперь стремились при помощи мирной торговли и дипломатии создать те торговые и дипломатические связи, которых они не могли добиться силой оружия. Монголы все еще стремились к достижению своей великой цели – объединения всех людей под Вечным Синим Небом.

Коммерческое влияние монголов распространялось намного дальше, чем их военное присутствие, и переход от Монгольской империи к Монгольской корпорации произошел уже во время правления хана Хубилая. В XIII–XIV веках монголы поддерживали торговые пути, идущие через всю империю. Они создали сеть станций на этих путях на расстоянии 40–50 километров друг от друга. На этих станциях можно было получить ездовых животных, а также проводников, которые могли провести караван через труднопроходимую местность. Марко Поло, который жил при монгольском дворе в то же время, когда Саума был в Европе, часто пользовался такими монгольскими станциями во время своих путешествий. Вероятно, несколько преувеличивая, он пишет, что они были прекрасны и роскошны, потому что там путешественнику предоставляли «…шелковые простыни и прочие роскошества, подходящие больше королям». Для развития торговли на этих маршрутах монгольские власти создали некое подобие паспорта и кредитной карточки, которая называлась «монгольская пайза» и представляла собой пластину из золота, серебра или дерева, размером больше ладони, предназначенную для ношения на шее или на одежде. В зависимости от материала и изображенных на ней символов, таких как тигры или соколы, неграмотные люди могли узнать о чине путешественника и таким образом предоставить ему соответствующий прием. Пайза позволяла своему владельцу свободно путешествовать по всей империи и быть уверенным в защите, жилье, перевозке и освобождении от местных налогов или обязанностей.

Расширение и улучшение торговых путей не были вызваны только идейным стремлением монголов к торговле. Скорее это произошло благодаря глубоко укоренившейся системе долей «хуби», которую укрепил в монгольской племенной системе еще Чингисхан. Каждая сирота и вдова, каждый воин-монгол получал право на определенную часть всех товаров, захваченных на войне, и точно так же каждый член Золотой Семьи имел право на долю богатства в каждой провинции империи. Вместо жалованья, которое выплачивали чиновникам-немонголам, монголы просто получали свою долю в товарах империи, часть которых они перепродавали на рынке, чтобы выручить за них деньги или услуги. Как правитель персидского ильханата Хулагу обладал двадцатью пятью тысячами домашних хозяйств китайских шелкопрядов на землях его брата Хубилая. Хулагу также принадлежало несколько долин в Тибете, и получал долю мехов и соколов из северных степей, и, конечно же, в его распоряжении были пастбища, кони и воины на его родине – в Монголии. Каждый род в правящей семье требовал также свою долю астрономов, лекарей, ткачей, горняков и акробатов.

Хубилаю принадлежали земледельческие угодья в Персии и Ираке, а также стада верблюдов, лошадей, овец и коз. Армия священнослужителей постоянно курсировала по империи, проверяя качество товаров в одном месте и точность составления счетов в другом. Монголы, находящиеся в Персии, снабжали своих родственников в Китае специями, сталью, драгоценностями, жемчугом и тканями, а монгольский двор из Китая посылал им в ответ фарфор и лекарства.

Монголы в Китае, конечно, сохраняли три четверти товаров для себя; впрочем, они экспортировали значительное их количество в земли своих родственников. Хан Хубилай ввез персидских переводчиков и лекарей, а также приблизительно десять тысяч русских воинов, которых использовал для колонизации земель к северу от столицы. Русичи остались там жить и пропали из китайских летописей только в 1339 году.

Несмотря на политические разногласия между разными ветвями семьи из-за титула Великого хана, экономическая и торговая система продолжала работать бесперебойно. Только иногда случались краткие перерывы в связи с внезапными конфликтами. Иногда даже во время войны поддерживался обмен такими хуби. Хайду, внук хана Угедея и правитель центральной степи, часто восставал против своего двоюрного брата Хубилая. В перерывах между войнами с Хубилаем Хайду требовал пересылки ему наньцзинских товаров, и, по-видимому, он позволял Хубилаю получать свою долю лошадей и других товаров от степных племен. Разделение Монгольской империи на четыре части – Китай, Могулистан, Персию и Русь – никак не уменьшило потребность в товарах из других областей. Политическая раздробленность увеличила необходимость сохранения старой системы долей хуби. Если бы один хан отказался делиться с другими членами семьи, то и они перестали бы посылать товары на его земли. Взаимные финансовые интересы перевешивали политические раздоры.

Постоянное движение товаров постепенно преобразовало военные маршруты в монгольские торговые пути. Благодаря им можно было посылать караванами из Монголии во Вьетнам и из Кореи в Персию сообщения, людей и товары. Поскольку объемы перевозки товаров увеличились, монгольские власти искали более быстрые и легкие маршруты. Именно с целью разведать новые пути хан Хубилай и организовал в 1281 году экспедицию, которая должна была обнаружить и нанести на карту истоки Желтой реки, которую монголы назвали Черной рекой. Ученые использовали эту информацию, чтобы создать подробную карту реки. Экспедиция открыла маршрут из Китая в Тибет, и монголы использовали его как средство включения Тибета и Гималаев в монгольскую почтовую систему. Новые связи сыграли большую роль для торгового, религиозного и политического присоединения Тибета к Китаю, чем любые другие усилия монголов.

Во время военных кампаний монгольские начальники старались четко определять местонахождение городов и использовать для своих целей карты, атласы и другие сведения о географии, найденные во вражеских лагерях или городах. По приказу Хубилая ученые сводили воедино китайские, арабские и греческие познания, чтобы создать самую сложную картографическую систему в истории. Под руководством арабских географов, приглашенных ханом Хубилаем, особенно Джамаля ад-Дина, мастера делали для Хубилая глобусы уже в 1267 году. На них были изображены Европа, Африка и Азия, а также соседние тихоокеанские острова.

Несмотря на то что первичные торговые пути совпадали с теми, которые проложили монгольские завоеватели, скоро стало очевидно, что, хотя конные армии двигаются быстрее по суше, большие объемы товаров лучше сплавлять водным путем. Монголы расширили и удлинили Великий канал, который уже соединял Желтую реку и Янцзы, чтобы перевозить зерно и другие сельскохозяйственные продукты в северные районы. Приспосабливая китайские инженерные технологии к новым условиям, они строили водные каналы по всей территории империи. В Юньнани монгольский правитель создал дюжину дамб и бассейнов, соединенных каналами, которые сохранились до наших дней.

Неудавшиеся вторжения в Японию и на Яву многому научили монголов в области судостроения, и, когда их военные морские кампании потерпели неудачу, они обратили эти знания на пользу мирной торговли. Хан Хубилай принял стратегическое решение перевозить пищу в пределах своей империи прежде всего на кораблях, поскольку понимал, что водные пути более дешевы и эффективны. В первые годы монголы перевозили по воде приблизительно три тысячи тонн товаров, но к 1329 году объемы возросли до 210 тысяч тонн. Марко Поло проплыл от Китая до Персии и по возвращении домой описал суда монголов как большие четырехмачтовые джонки с тремястами матросами на борту и шестьдесятью каютами для торговцев. Согласно описаниям Ибн Баттуты, на некоторых из судов даже были специальные растения в кадках, их плоды использовались в пищу моряками. Хан Хубилай начал строительство еще больших мореходных джонок, которые могли перевозить тяжелые грузы в дальние порты. Моряки усовершенствовали устройство компаса и научились делать более точные навигационные диаграммы. Маршрут от порта Цзайтунь в Южном Китае до Хормуза в Персидском заливе стал главной морской артерией между Дальним и Ближним Востоком. Именно по нему плавали Марко Поло и Ибн Баттута.

По пути корабли монголов заходили также в порты Вьетнама, Явы, Цейлона и Индии, и в каждом монгольские купцы сталкивались с большим количеством новых товаров, вроде сахара, слоновой кости, корицы и хлопка. Из Персидского залива корабли выходили в моря, не подвластные монголам, и вели регулярную торговлю с Аравией, Египтом и Сомали. Правители и торговцы этих стран не признавали системы хуби; поэтому монгольские власти установили с ними долгосрочные торговые отношения. Под защитой монголов их вассалы показали себя достойными конкурентами в торговле, так же как сами монголы показали себя прекрасными завоевателями. Поэтому они и стали доминировать в коммерции на берегах Индийского океана.

Чтобы расширить торговлю на новых землях, остававшихся вне монгольского протектората, поощрялись некоторые из вассалов, особенно южные китайцы, эмигрировавшие и обустроившие торговые станции в иноземных портах.

За время правления монгольской династии тысячи китайцев уехали из дома, чтобы обосноваться в городах Вьетнама, Камбоджи, Малайского полуострова, Борнео, Явы и Суматры. Они работали главным образом в области погрузки товаров и торговли, но постепенно стали проникать и в другие профессии.

Чтобы выйти на европейские рынки непосредственно, минуя длинный обход через южные мусульманские страны, монголы поощряли иностранцев создавать торговые посты на границах империи по берегам Черного моря. Хотя изначально монголы грабили такие торговые посты, уже в 1226 году во время правления Чингисхана они разрешили генуэзцам держать торговый дом в Каффе в Крыму, а позже и еще один в Тане. Чтобы защищать эти торговые посты на земле и на море, монголы выслеживали пиратов и грабителей. В книге «Практика торговли» – коммерческом руководстве, изданном в 1340 году, – флорентийский торговец Франческо Бальдуччи Пеголотти подчеркивает, что маршруты в монгольский Китай «…совершенно безопасны и днем и ночью».

Открытие новых торговых путей в сочетании с угнетением монголами производства в Персии и Ираке создало новые возможности для развития китайского производства. Завоевание монголами Китая было намного менее разрушительным, чем военные кампании на Ближнем Востоке, и Хубилай начал усиленно проталкивать традиционные китайские товары на эти рынки, а также занялся приспособлением арабских и индийских технологий в Китае. Благодаря своим хуби члены монгольской правящей фамилии контролировали большую часть производства по всей Евразии, но они зависели от торгового класса, который перевозил и продавал эти товары. Монголы превратились из воинов в акционеров, но они не имели никакого таланта или желания становиться еще и торговцами.

Такая привязанность монгольской элиты к управлению продажами представляла собой заметный разрыв с традицией. От Китая до Европы аристократы обычно презирали торговое ремесло как недостойное, грязное и безнравственное. Кроме того, экономический идеал феодальной Европы того времени требовал не только чтобы каждая страна была абсолютно самостоятельной экономически, но даже чтобы отдельные поместья могли существовать сами по себе. Прибыли от торговли не должны были тратиться на приобретение других товаров, которые могли бы пригодиться крестьянам, их следовало использовать для покупки предметов роскоши для аристократов или реликвий для церкви. В феодальной системе зависимость от привозных товаров была равносильна разорению.

Традиционные китайские царства столетиями жили с традиционным рядом ограничений на торговлю. Возведение стен на границах было одним из способов ограничить торговлю. Тамошние правители считали продажу своих товаров соседям чем-то вроде подачки и, соответственно, старались этого избегать. Монголы отвергли китайское предубеждение, которое считало торговцев лишь немногим более уважаемыми людьми, чем грабители, и официально установили их статус выше всех вероисповеданий и профессий. Торговцы теперь уступали по положению только правительственным чиновникам. Зато монголы снизили ранг конфуцианских ученых с самого высокого до девятого, то есть поставили их ниже проституток и выше нищих.

Со времен Чингисхана монголы поняли, что товары, общепринятые в одном месте, становятся роскошью в другом. Последние десятилетия XIII века стали временем лихорадочного поиска новых товаров, которые могли быть проданы где-нибудь в расширяющейся сети монгольской торговли. В дело шло все, от красок, бумаги и наркотиков до фисташек, фейерверков и яда. Удовлетворяя потребности мирового рынка, мануфактуры монголов в Китае в конечном счете производили не просто традиционные китайские товары для мирового рынка, но создавали совершенно новые товары для специализированных рынков, включая изготовление изображений Мадонны с Младенцем, вырезанных из слоновой кости, для экспорта в Европу.

Даже самые тривиальные товары могли давать большую прибыль. С удивительной скоростью по миру распространились карточные игры. По сравнению с более тяжелыми фигурами и досками, необходимыми для игры в шахматы и другие настольные игры, карты были куда более удобны и легки для перевозки. Новый рынок потребовал ускорить и упростить производство карт.

Решение было найдено путем печати карт при помощи единожды вырезанных форм, которые ранее использовались только для тиражирования священных текстов. Спрос на игральные карты оказался намного больше, чем на священные писания.

Большинство империй в мировой истории наложили свой культурный отпечаток на завоеванные страны. Римляне распространяли латинский язык, своих богов и пристрастие к вину, оливковому маслу и сельскому хозяйству даже в те места, где эти ремесла не процветали. Каждый римский город от Эфеса в Турции до Кельна в Германии был построен по одному и тому же шаблону и в том же архитектурном стиле. В другие эпохи британцы строили тюдоровские здания в Бомбее, голландцы – ветряные мельницы на берегах Карибского моря, испанцы строили свои соборы и площади от Мексики до Аргентины, а американцы построили свои жилые кварталы от Панамы до Саудовской Аравии. Просто изучая остатки сооружений, археологи могут проследить рост индийской, ацтекской или арабской империй. По сравнению с ними монголы мало меняли мир, который они завоевали. Они не принесли никакого особого архитектурного стиля. И при этом они не стремились внедрить свой язык и религию на завоеванные страны и даже часто запрещали немонголам изучать свой язык. Монголы не заставляли подданных выращивать чужеродные растения и вообще не меняли радикально их общинный образ жизни.

Умение монголов перемещать большое количество людей и использовать новые технологии в военных целях сослужило им службу и во время монгольского мира. Они распределяли между своими родами не только товары, но и переводчиков, писцов, лекарей, астрономов и математиков, а также музыкантов, поваров, ювелиров, акробатов и живописцев. Эти профессии ценились монгольской элитой, и потому они тоже отправлялись в составе караванов во все уголки империи.

Большинство стран мира предпочитали накапливать богатство в одном городе. Все пути вели к столице, и все лучшее там и оставалось. Столица была так важна для них, что ее название даже становилось названием всего государства, как, например, в Риме или Вавилоне. Монголы хоть и имели главный город, но в пределах всей империи люди и товары постоянно перемещались с одного места на другое.

В 1261 году хан Хубилай создал Управление по сельскому хозяйству, которое подчинил восьми специальным уполномоченным, которые искали способы улучшить жизнь крестьян и увеличить урожаи. Управление отвечало также за защиту и повышение благосостояния крестьян. Такая политика к простым людям существенно изменила позицию монгольской администрации, которая раньше относилась к ним со свойственным к кочевникам пренебрежением. До завоевания Китая большинство крестьян в пределах любой провинции выращивало один и тот же ассортимент зерновых культур: они могли взаимозаменяться от одной провинции к другой, но никогда внутри одного региона. Монголы же поощряли крестьян выращивать те зерновые культуры, которые казались им наиболее подходящими для местного климата, типа почвы и системы орошения. Это привело к расширению ассортимента продуктов и повышению производительности труда.

Монгольские власти поощряли распространение традиционных китайских зерновых и лиственных культур, таких как чай и рис, в новых землях, особенно в Персии и на Ближнем Востоке. Благодаря монголам в Китае стали использовать улучшенный треугольный плуг, завезенный из Юго-Восточной Азии. Как только монголы захватили власть в Персии, они принялись и там за сельское хозяйство. После многих веков обработки определенным образом почва в этой стране была истощена, урожаи – низкие. Монголы стали бороться с этими проблемами при помощи обширного ввоза семян из Китая. Иногда они ввозили даже побеги, ветви и целые деревья, которые они прививали в недавно созданных сельскохозяйственных угодьях. Таким образом были созданы новые культуры риса и проса, а также плодовых деревьев и корнеплодов. Индия, Китай и Персия выращивали некоторые культуры цитрусовых и раньше, но монголы старались создать максимальное разнообразие культур в каждой области. Около Кантона в Южном Китае власти монголов высадили сад из восьмисот лимонных деревьев, импортированных с Ближнего Востока. В Тебризе монголы точно так же высаживали рощи различных видов лимонных и других деревьев. В дополнение к зерновым культурам власти монголов испытывали постоянную потребность в разных видах хлопка и других зерновых культур для того, чтобы изготовлять ткани и другие материалы для производства веревок, красок, масла, чернил, бумаги и лекарств.

Весьма выгодной была и торговля тканями, поэтому ханство было заинтересовано в производстве как шерсти, так и хлопка. Для развития выращивания хлопковых культур они создали Бюро по содействию выращиванию хлопка в 1289 году. Благодаря этому бюро были изобретены способы выращивания этой культуры в более холодных северных областях и разработаны новые технологии производства тканей. Хотя шелк всегда представлял больший интерес и считался престижным, хлопок, как оказалось, тоже стал ценной культурой.

Каждое новшество в той или иной области вызывало изменения в других. Новые зерновые культуры требовали новых методов вспахивания, ирригации, сбора урожая, молотьбы, помола, транспортировки, сохранения, пивоварения, дистилляции и приготовления. Новаторские методы требовали использования других инструментов и орудий, которые, в свою очередь, нуждались в иных методах изготовления.

Монголы сделали культуру мобильной. Было недостаточно просто отправлять товары, так как целые системы знания должны были также переправляться вместе с ними. Лекарства, например, было невыгодно продавать там, где никто не знал, когда и сколько их принимать. Монгольский двор выписывал персидских и арабских лекарей в Китай, а китайских врачей посылали на Ближний Восток. Было очевидно, что китайцы обладали превосходными знаниями в фармакологии и нетрадиционной медицине. Лекари мусульман, однако, обладали намного более совершенными познаниями в области хирургии, зато китайцы лучше разбирались в устройстве и назначении внутренних органов. Монголы создали больницы и учебные центры в Китае, используя лекарей из Индии и ближневосточных стран, а также китайских целителей. Хан Хубилай основал отдел для исследования западной медицины под руководством некоего христианского ученого.

Монголы создали Дом целительства около Тебриза, чтобы он мог служить одновременно больницей, исследовательским центром и учебным заведением для медиков Востока и Запада. В Персии в 1313 году Рашид ад-Дин издал первую известную книгу по китайской медицине, распространившуюся вне Китая. Китайское иглоукалывание не обрело последователей на Ближнем Востоке, потому что требовало слишком близкого контакта между врачом и пациентом. С другой стороны, китайская практика диагностики по пульсу оказалась очень популярной на Ближнем Востоке и в Индии, потому что позволяла врачу просто коснуться запястья пациента и сразу поставить диагноз и предписать лечение. Используя этот новый метод, лекари могли осматривать пациенток, не оскорбляя честь их семей (не обнажая их. – Прим. ред.).

Только спустя несколько лет после объединения Китая Хубилай создал Академию по исследованию календарей. Вместе с ней была создана особая типография, которая издавала разнообразные календари и альманахи. Правитель, которому Небо дало власть над землей, должен был уметь предсказывать фазы луны, смену времен года и время лунных и солнечных затмений. Однако с календарями возникли еще более сложные проблемы. В обычной империи властители устанавливали всюду свой собственный календарь. Но в многоголовой империи монголов разные столицы и провинции использовали разные календари. Нужно было привести их все к единому знаменателю, чтобы управлять движением армий и потоками товаров. Жители Восточной Азии использовали двенадцатилетний цикл, в то время как мусульмане – лунный календарь, отсчитывающий годы от основания ислама. Персы отмечали начало года по весеннему равноденствию. Некоторые события отмечались по движению планет, особенно Марса и Венеры, или вообще по звездам. Европейцы использовали солнечный календарь, но праздники, такие как Пасха или Крещение, вычислялись по лунному календарю. Даже сами христианские секты не могли свести воедино свои календари, и потому в восточной и западной церквах праздники постоянно приходились на разные дни.

Поскольку Монгольская империя быстро превратилась в торговую корпорацию, монголам был необходим универсальный календарь, который бы работал на территории всей империи. Монголы создавали обсерватории, чтобы точно измерять движение планет и звезд. Одну из них они возвели около Тебриза, но огромному Китаю нужны были несколько обсерваторий в разных концах страны. Монгольские власти искали астрономов и книги по астрономии на всех новозавоеванных территориях. Хулагу послал многих из астрономов, захваченных в персидских и арабских городах, в Монголию. Среди них был и Джамаль ад-Дин, один из самых блестящих астрономов эпохи; он принес с собой проекты различных астрономических устройств и новые средства точного измерения, неизвестные ранее в Китае.

Монголам требовалось вести учет огромного количества людей, животных и товаров. Новые формы сельского хозяйства, астрономия, система переписей и несметное число других проблем требовали от администрации умения обращаться с большими цифрами. Требовался новый подход к обработке чисел. В вычислениях монгольские чиновники все больше полагались на счеты, которые передвижением нескольких бусин позволяли им легко и эффективно проводить сложные вычисления.

Монголы всегда были весьма скрупулезны в отношении числовых показателей, так как управляли многомиллионной империей. Поэтому они стали искать более простые методы и способы вычислений. Возникла необходимость и в новой системе записи числовой информации, сведении воедино различных диаграмм и унификации счетных систем разных народов. Монгольские чиновники отвергли европейскую и китайскую математику, так как она показалась им слишком простой и непрактичной, но взяли много полезных новшеств из арабской и индийской математики. Города Хорезма были особенно важным центром математической науки; само слово «алгоритм» происходит от названия ал-Хорезм. Монголы распространяли новые знания по всей своей империи. Они быстро поняли преимущества счета в столбик и вообще использования арабских цифр, они нашли применение нулю, отрицательным числам и вообще алгебре.

Но унификация требовалась не только в области счета и календарей, она была необходима почти на каждом уровне внутренней жизни новой империи. Историография была слишком важным делом, чтобы монголы могли позволить каждой цивилизации заниматься ею на свой лад. Чтобы контролировать свой собственный образ в глазах подданных, монголы должны были добиться того, чтобы письменная история освещала в правильном свете историю монголов. Хронология была не просто средством записи сведений, она служила инструментом, который должен был прославить правящую династию и пропагандировать ее завоевания и достижения. Монголам письменная история помогла многое узнать о других народах. Хан Хубилай создал Национальное историческое управление в 1260-х. В соответствии с китайскими традициями, он приказал составить полную запись об истории чжурчженьских и киданьских царств, а также династии Сун. Это был, наверное, самый объемный проект по созданию сводной летописи в истории. На его реализацию ушло почти восемьдесят лет. В Персии ильхан Газан заказал первую всемирную историю Рашиду ад-Дину, преемнику Джувайни. Рашид занялся этим невиданным трудом, привлек много различных ученых и переводчиков, чтобы создать истории китайцев, турок и франков, как тогда называли европейцев.

Объемы информации, которые теперь вращались в Монгольской империи, требовали новых форм распространения. Писцы больше не могли справляться с новым потоком документации. Они собирали отчеты, писали письма и посылали информацию тем, кто нуждался в этом, но у них не было времени, чтобы переписывать сельскохозяйственные руководства, медицинские трактаты, атласы и астрономические таблицы. Информация должна была стать массовой, и поэтому монголы вновь обратились к технологиям, то есть к книгопечатанию.

Монголы переняли эту технологию довольно давно. Кроме заказов Туракины еще в 1236 году Угедей распорядился создать несколько типографий в подчиненной монголам части Северного Китая. Техника печати с подвижными литерами появилась в Китае, вероятно, в середине XII столетия, но именно монголы использовали это изобретение в массовом масштабе и поставили его на службу государству. Вместо наборов из тысяч литер, которыми пользовались китайцы, монголы приняли алфавит, в котором часто повторялся определенный набор букв. Это позволяло мастеру не вырезать каждый раз целый текст на доске, а просто набирать его из уже готовых литер, а затем те же буквы можно было использовать уже в другом письме или книге.

Всеобщая грамотность существенно возросла во время правления династии монголов, и объем литературного материала вырос пропорционально. В 1269 году хан Хубилай основал типографию, которая должна была печатать правительственные решения, чтобы они широко и быстро распространялись среди населения. Впрочем, он поощрял все виды книгопечатания. В его время в Китае публиковались священные тексты, романы и прочие неправительственные тексты. Число книг настолько быстро возрастало, что за время владычества монголов цены на них постоянно падали. По всей империи печатали брошюры на темы сельского хозяйства, альманахи, священные писания, законы, истории, медицинские трактаты, новые математические теории, песни и поэзию на многих языках.

Во всех своих свершениях, будь то политика религиозной терпимости, создание универсального алфавита, система почтовых станций или печать альманахов, денег или астрономических схем, правители империи монголов проявляли универсализм. Поскольку собственной развитой культуры у них не было, они были готовы принимать и объединять все другие. У них не было собственных культурных предпочтений, поэтому они принимали вполне прагматичные, а не идеологические решения. Они искали самые эффективные изобретения и методы, а когда находили, распространяли их по территории всей империи. Их ничуть не волновало, совпадает ли их астрономия с библейским каноном, придерживаются ли их писцы классических принципов первых китайских мандаринов и одобряют ли мусульманские имамы их скульптуру и живопись. Во власти монголов была возможность, по крайней мере временно, создавать новые международные стандарты в области технологий, сельского хозяйства и научных знаний, которые заменили им культурные ценности любой одиночной цивилизации. Таким образом, они нарушили монополию аристократии на создание стандартов для общества.

Монголы не только внедрили новую тактику ведения войны, но и сформировали ядро универсальной культуры и глобальной мировой системы, которая продолжала расти и после упадка империи монголов. Она прошла длительное развитие в последующие века и легла в основу современной жизни всего мира, в котором ценностями являются свободная торговля, демократическое общество, общедоступные знания, светская политика, веротерпимость, международное право и дипломатическая неприкосновенность.

Хотя монголы так и не покорили Европу, именно она больше всех других стран выиграла от их нового мирового порядка. Европейцы получили все выгоды свободной торговли и обрели новые технологии Всемирного Пробуждения и при этом сумели избежать негативных сторон монгольского нашествия. Монголы перебили аристократическое рыцарство Венгрии и Германии, но они не разрушали и не оккупировали там города. Европейцы, которые были когда-то оторваны от тенденции мирового развития, начиная с падения Рима, теперь упивались новыми знаниями, примеряли новую одежду, слушали новую музыку, вкушали новые блюда и наслаждались быстро возрастающим уровнем жизни.

Европейцы легко забыли ужасающие комментарии летописцев, вроде Матье Пари и Фомы из Спалато, которые писали о вторжениях монголов в 1240 году. Теперь монголы приехали, чтобы привезти европейцам иную роскошь и новые удовольствия. Слово «татары» больше не ассоциировалось с «черным ужасом», наоборот, итальянские авторы, такие как Данте и Боккаччо, а также англичанин Чосер, использовали словосочетание Panni Tartarici, «татарская ткань», или «татарский атлас», как поэтический образ самой прекрасной ткани в мире. Когда король Англии Эдуард III приказал изготовить 150 подвязок для своих рыцарей Подвязки, он решил, что они должны быть «…татарского синего цвета». Очевидно, что эти термины не относились к тканям и краскам, которые делали сами монголы, а к тем, которыми они торговали или которые производились на их землях.

Одно технологическое новшество за другим прибывало в Европу. Самые тяжелые профессии, такие как ремесло рудокопа, мельника и кузнеца, почти полностью зависели от рабочей силы человека или его животных. Очень быстро их заменили различными механизмами, которые работали на энергии ветра и воды. Технология, которая позволила усовершенствовать доменную печь, так же прибыла в Европу из Азии по торговым путям монголов, и это позволило сталеварам достигать более высоких температур и таким образом улучшить качество металла. В результате монгольского Всемирного Пробуждения европейские плотники усложнили и отточили свое ремесло, применяя новые инструменты; строители использовали инновационные типы подъемных кранов и блоков.

Быстро распространялись новые сельскохозяйственные культуры, которые было легче выращивать и нужно было меньше обрабатывать после сбора урожая: морковь, репа, салат, гречка и пастернак вошли почти во все европейские блюда. Новые инструменты, машины и механические устройства помогли строить все – от кораблей и доков до складов и каналов – быстрее и лучше, так же как монгольская военная технология позволила армиям овладеть разрушительной огневой мощью.

Раньше даже подготовка одностраничного документа требовала длительных усилий большого числа людей. Пастух пас овец, мясник их резал, кожевенник снимал шкуру, а затем несколько недель очищал ее, сушил на солнце и обрабатывал в нескольких химических составах. Затем пергамент разрезали на страницы подходящего размера. А уж чтобы сделать из пергамента книгу, нужно было приготовить чернила, переписать текст, снабдить его иллюстрациями, раскрасить их и, наконец, переплести в кожаный переплет, производство которого тоже требовало сложных усилий и особых процедур. Замена такого пергамента бумагой – этим китайским новшеством, которое уже было известно в Европе до монголов, но редко использовалось, – требовала больших навыков от одного работника, зато значительно упрощала весь процесс. Бумагодел в качестве сырья использовал рваные ткани и прочие волокнистые материалы, натягивал их на каркас, который опускал в чан с определенным составом, а затем высушивал, получая готовую бумагу.

С распространением книгопечатания резко возрос спрос на бумагу. Одной из самых трудоемких задач в средневековом обществе было переписывание книг и документов. Все делалось вручную особыми монахами, которые весь день напролет трудились в специальных скрипториях. Поскольку никаких затрат, кроме пропитания, на них не требовалось, огромные суммы, полученные от продажи книг, использовались церковью по своему усмотрению. Иоганн Гутенберг напечатал в 1455 году двести изданий Библии на своем станке и начал тем самым информационную революцию на Западе. Новая технология сделала книготорговлю одним из самых сильных двигателей общественной жизни. Она стимулировала возрождение греческой классики, развитие письменных форм народных языков и рост национализма, вспышку Реформации, развитие науки фактически в каждой сфере жизни.

Сведения об империи монголов дали Европе новые идеи и новые возможности. Поскольку Монгольская империя была в первую очередь основана на новых идеях и способах организации общественной жизни, эти идеи вызвали новые теории и эксперименты в Европе. Часть общих принципов империи монголов обрела непреходящую важность – бумажные деньги, верховенство государства над церковью, свобода вероисповедания, дипломатическая неприкосновенность и международное право определили развитие Европы на века вперед.

Уже в 1620 году английский ученый Фрэнсис Бэкон признал уникальное воздействие, которое новые технологии произвели на Европу. Он выделил три технологических новшества, на которых был построен современный мир, – книгопечатание, порох и компас. Хотя они были «…неизвестны древним… эти три изобретения изменили облик и состояние всего мира; сначала в литературе, затем в войне и, наконец, в навигации». Но важнее самих этих изобретений были «…неисчислимые изменения, от них произошедшие». Ясно осознавая их важность, он написал, «…что никакая империя, секта или звезда, кажется, не оказала большего влияния на человеческие дела, чем эти механические открытия». Все они были принесены на Запад во времена Монгольской империи.

Под влиянием этих изобретений в Европе началось Возрождение. Но Ренессанс не стал эпохой возрождения римского или греческого наследия, он был воскрешением принципов и идей, положенных в основу Монгольской империи, принципов, которые европейцы приспособили для своих целей и на свой вкус.

В мае 1288 года, вскоре после встречи с Раббаном Саумой и получения письма и подарков от монгольского хана, папа Николай IV выпустил папскую буллу, призывающую к строительству новой церкви Богоматери в Ассизи. Как первый папа-францисканец, Николай IV со своими приверженцами-францисканцами, видимо, хотел провозгласить приход эпохи своего ордена. В этом соборе они хотели воплотить не только силу ордена, но и отразить его свершения в истории. Орден Святого Франциска был наиболее осведомлен о монголах и их обычаях. Монахи в составе делегации Плано Карпини и даже Вильям из Рубрука – все они были францисканцами. Художники заимствовали темы и методы в китайском и персидском искусстве, моду на которое ввели монголы.

Все эти картины имели общий источник в работах Джотто ди Бондоне и его учеников, а они, кажется, исходят от ряда картин в монастыре францисканцев в Ассизи. Хотя фрески в церкви изображают события из жизни Христа или житие святого Франциска, художники изобразили многие из их вещей в монгольском стиле или даже одели в платье монголов: «В цикле фресок жизнь святого Франциска буквально обернута в шелка, почти в каждой сцене мы видим раскрашенные ткани – либо на фигурах, либо в форме драпировок». В дополнение к простым шелкам художники изображают парчу, которую монголы любили и посылали папе и европейским королям в подарок. Художники изображали на разнообразных христианских картинах монгольские мотивы: характерные элементы одежды, головные уборы и луки. Лошади начали появляться в европейском искусстве в духе китайских рисунков, которые получили популярность благодаря торговле с монголами. Картины демонстрируют сильное азиатское влияние при изображении скал и деревьев. Европейское искусство, которое было плоским и одномерным всюду в Средние века, перешло к новому стилю, который не был ни строго европейским, ни азиатским. Это был стиль глубины, света, ткани и лошадей, стиль, который впоследствии стали называть искусством Возрождения.

Возможно, эти изображения были не больше чем новым художественным пониманием европейских творцов, но изображение Одеяний Христовых в церкви в Падуе украшено монгольскими литерами из алфавита Пхагбы. В той же самой церкви Грех неверности изображен как женщина в высокой шлемообразной шапке, которую носил хан Хубилай. Пророки Ветхого Завета изображены со свитками с длинным непонятным текстом, написанным монгольскими литерами. Эти прямые свидетельства связи с двором хана Хубилая доказывают непосредственную и бесспорную связь европейского Ренессанса с Монгольской империей.

Влияние монгольской культуры и политики прослеживается и в литературе, и философских трудах той эпохи. В работе немецкого философа Николая Кузанского, чье эссе «Об ученом незнании» можно было бы назвать первым произведением периода европейского Возрождения, отражаются новаторские идеи монголов и их провокационная политика. Он провел некоторое время по церковным делам в Константинополе незадолго до его падения, и, как мы можем понять из его писем, был хорошо знаком с идеями персидской, арабской и монгольской цивилизаций. В 1453 году он пишет длинное эссе «О мире и согласии веры», в котором он представил воображаемые речи представителей семнадцати народов и религий относительно лучшего способа достигнуть всеобщего мира и согласия. Автор показывает глубокое понимание монгольской идеологии, когда вкладывает в уста татарина такое описание его народа: «…простые люди, которые поклоняются одному Богу, что выше других, изумлены разнообразием обрядов, которые имеют другие, кто поклоняется тому же Богу, что и они. Они высмеивают закон, который требует от некоторых христиан, всех иудеев и арабов делать обрезание, от других – ставить точку меж бровей, а от третьих – крестить детей». Он также отмечает замешательство монголов при столкновении с христианскими ритуалами и богословием, в особенности «…среди всех различных форм жертвы есть христианская жертва, в которой они предлагают хлеб и вино и говорят, что это – тело и кровь Христа. То, что они едят и пьют эту жертву после жертвоприношения, кажется отвратительным. Они пожирают то, чему поклоняются».

Вымышленный татарин в споре точно повторил слова хана Мункэ, сказанные французскому посланнику, когда тот осудил пагубную вражду среди религий мира: «Надлежит исполнять заповеди Бога. Но иудеи говорят, что они получили эти заповеди от Моисея, арабы говорят, что им дал их Мухаммад, а христиане – что Иисус. И есть, возможно, другие народы, которые чтят своих пророков, которые, как они утверждают, дали им божественное слово. Поэтому как мы достигнем согласия?» Ответ монголов был таков: «Религиозное согласие достижимо только в том случае, если объединить все веры под властью светского государства».

Визиты посланников монголов, таких как Раббан Саума, дали европейцам представление о далеких и таинственных монголах. Европейцы больше не боялись империи Чингисхана и начали видеть схожесть с обществом, в котором жили сами. Принимая во внимание, что авторы использовали образ мусульман, чтобы представить все, ненавистное европейцам, историю монголов они снабдили романтикой лучшего мира, который до некоторой степени стал Утопией, идеальным обществом. Приблизительно в 1390 году Джеффри Чосер, много ездивший по Франции и Италии по дипломатическим делам, дал самое яркое представление о романтическом образе монголов. В «Кентерберийских рассказах», первой книге, написанной на английском языке, самая длинная история содержит романтичный и причудливый рассказ о жизни и приключениях Чингисхана.

 

В татарском граде Сарра проживал

Царь, что нередко с Русью воевал,

Губя в ожесточенных этих войнах

Немало юных витязей достойных.

Он звался Камбусканом, и полна

Молвой о нем была в те времена

Вселенная, – везде народ привык

В нем видеть лучшего из всех владык.

Хотя в язычестве он был рожден,

Но свято чтил им принятый закон;

К тому же был отважен, мудр, богат,

Всегда помочь в беде любому рад,

Был крепко верен слову своему

И волю подчинять умел уму.

Красив и молод, он превосходил

Всех юных родичей избытком сил.

Во всем его сопровождал успех,

И роскошью, что чаровала всех,

Любил он украшать свой царский сан.