Особые кладовые
Кладовая, оборудованная в здании Нового Эрмитажа, называлась особой кладовой № 1 – «Бриллиантовой кладовой». Еще одна особая кладовая № 2 – «Золотая кладовая» – располагалась на первом этаже юго-западного ризалита Зимнего дворца. Эти кладовые являются наследниками екатерининских галерей драгоценных вещей и «Бриллиантовой комнаты», и их история довольно любопытна. Стоит ненадолго отвлечься на краткий рассказ о них и их содержимом, тем более что судьба хранившихся в особых кладовых сокровищ прямо кореллирует с судьбой многих иных художественных сокровищ Зимнего дворца и Эрмитажа после 1917 г.
«Бриллиантовая комната» находилась в юго-восточном ризалите Зимнего дворца (там, где сейчас расположен зал № 279), входя в комплекс личных покоев Екатерины II. Она использовалась императрицей для игры в карты с узким кругом допускаемых ею сюда лиц. В 1792 г. «Бриллиантовая комната» переведена в южную часть только что построенного корпуса «Лоджий Рафаэля».
Историк И.Г. Георги в своей известной книге «Описание императорского столичного города Санкт-Петербурга» написал о том, как хранились драгоценности в этой комнате, следующее: «Государственные регалии стоят… под большим хрустальным колпаком, через который все ясно разсмотреть можно… По стенам сея комнаты разставлено несколько шкапов со стеклами, где лежит множество украшений алмазных и иных драгоценных каменьев, в других же великое множество орденских знаков, портретов Ея Императорского Величества, табакерок, часов и цепочек, готовален, перстней, бантов, золотых шпажных эфесов и других драгоценных вещей, из сего выбирает Монархиня что Ей угодно на раздариваемые Ею подарки».
После смерти Екатерины II «Бриллиантовая комната» опять переехала. Теперь она заняла комнату рядом со спальней императрицы Марии Федоровны (ныне – зал № 283). К этому времени в ней, кроме коронных алмазов, стали храниться и другие драгоценные вещи и меха (мягкая рухлядь), используемые в качестве подарков и наград. Прусская графиня Фосс, находившаяся в 1809 г. в Петербурге, в своих воспоминаниях упомянула и о посещении «Бриллиантовой комнаты» в покоях Марии Федоровны:
«Мы по-семейному обедали у Царицы-матери. Перед обедом я осматривала комнату, в которой для подарков находится целое собрание чудеснейших шуб. Одна, из великолепной черно-бурой лисицы, предназначена нашей королеве; здесь же хранятся бриллианты, перстни, ожерелья, одним словом – всякие драгоценности, из которых Царь сам выбирает подарки для избранных».
Переполнение «Бриллиантовой комнаты» не только бриллиантами потребовало создать еще две кладовые драгоценных вещей. В собственно «Бриллиантовой комнате», именовавшейся кладовой № 1, были оставлены на хранение только Императорские регалии, коронные бриллианты и предметы памятно-мемориального характера. В кладовой № 2 хранились ювелирные изделия, драгоценные камни, золотые и серебряные изделия и меховая рухлядь. А кладовая № 3 предназначалась для хранения изделий Екатеринбургской и Колыванской фабрик, Петергофского гранильного завода, императорских фарфоровых, зеркальных и стеклянных заводов. Все три кладовые входили в структуру Камерального отдела Кабинета Е.И.В.
В 1827 г. началась реконструкция апартаментов Марии Федоровны (ум. 1828), и «Бриллиантовая комната» снова переехала. На этот раз она расположилась на втором этаже юго-западного ризалита (окнами на Дворцовую площадь), среди служебных помещений новой императрицы – Александры Федоровны. Причем основную часть драгоценностей из нее поместили в «Бриллиантовую кладовую», устроенную в специальной комнате на третьем этаже, около Церковной лестницы (над Малой церковью).
Церковная лестница. Акв. Э.П. Гау. 1869 г.
Ключи от шкафов с драгоценностями в «Бриллиантовых комнатах» хранились у камер-фрау, которые именовались хранительницами государственных бриллиантов и исполняли эту обязанность до самой своей смерти. При Екатерине II ключи хранились у камер-юнгферы А.К. Скороходовой.
Малая церковь в Зимнем дворце. Акв. Э.П. Гау. 1862 г.
После произошедшего в 1837 г. пожара в Зимнем дворце Николай I распорядился хранить Императорские регалии и коронные бриллианты в специальной кладовой бриллиантовых вещей, устроенной в здании Кабинета около Аничкова дворца. Их уложили в 11 позолоченных ящиков и перевезли в «Бриллиантовую кладовую», около которой постоянно выставлялся пост из двух часовых. Туда переехало и содержимое кладовых № 2 и № 3. Отвечали за сохранность содержимого кладовой № 1 камер-фрау А.П. Пильникова, гоф-фурьер Пикар и начальник Второго отделения Кабинета Н.М. Петухов.
В июне 1839 г. Императорские регалии и коронные бриллианты вернулись в Зимний дворец, в восстановленную после пожара «Бриллиантовую кладовую». Была восстановлена и «Бриллиантовая комната» на половине Александры Федоровны. Причем стены ее покрыли простой клеевой краской и только сводчатый потолок украсили росписью из розеток, гирлянд и кессонов, выполненной художником А.И. Соловьевым. Впрочем, в ходе очередных ремонтных работ эту «Бриллиантовую комнату» и вовсе ликвидировали, а хранившиеся в ней ценности перенесли в «Бриллиантовую кладовую».
Большая Императорская корона
Малая Императорская корона
Последняя камер-фрау, персонально отвечавшая за сохранность императорских драгоценностей, – К.К. фон Винклер. После ее смерти в 1884 г. ответственность за содержимое «Бриллиантовой кладовой» возложили на Камеральное отделение кабинета Е.И.В.
В 1895 г. «Бриллиантовую кладовую» перевели с третьего на первый этаж северо-западного ризалита, в одну из комнат 4-й (Детской) запасной половины Зимнего дворца. В помещении был каменный пол, а окна забраны решетками и имели металлические ставни. А в 1896 г. император утвердил «Правила хранения императорских регалий и коронных драгоценностей в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца».
Вскоре после начала Первой мировой войны было принято решение о перевозке содержимого 1-й особой кладовой, части ценностей из 2-й особой кладовой и большинства личных драгоценностей членов царской семьи в Москву. В июле 1914 г. 8 опечатанных сундуков, в том числе и 2 сундука с царскими регалиями и коронными драгоценностями, прибыли на хранение в Оружейную палату Московского Кремля. Там, в Серебряном зале, они и пролежали до весны 1922 г.
В апреле 1922 г. специально созданная комиссия под председательством особоуполномоченного Совнаркома Г.Д. Базилевича вскрыла сундуки. В работе комиссии принимал участие и академик А.Е. Ферсман.
В сундуке с царскими регалиями находились Большая корона, обе Малые короны, Брачный венец, Императорская держава и Скипетр, а также в нем – 7 цепей, 23 знака отличия, 12 диадем, 16 ожерелий (в том числе 6 бриллиантовых), 56 брошей, 10 пряжек, 185 булавок для волос, серег, пуговиц, колец, браслетов, медальонов и пряжек, 7 неоправленных камней, 19 золотых табакерок и 60 золотых брелоков.
По акту драгоценности передали из Оружейной палаты в Гохран. Правда, долго их там хранить не собирались. У большевиков на ценности короны были другие планы. Они их рассматривали как огромный источник получения валюты. По заключению экспертов, только в коронных драгоценностях содержалось 25 300 карат бриллиантов, 1000 карат изумрудов, 1700 карат сапфиров, 6000 карат жемчуга. В них имелось также множество рубинов, топазов, турмалинов, александритов, аквамаринов, хризопразов, бериллов, хризолитов, бирюзы, аметистов, агатов, лабрадоров, альмандинов и т. д.
Бо́льшую часть драгоценностей преимущественно продали в период 1926–1938 гг. на проходивших в Берлине, Вене, Лондоне, Париже и Нью-Йорке аукционах. Подготовка к продаже ценностей началась еще в 1920 г. под руководством Л.Б. Красина. Контролировал его работу лично В.Л. Ленин, который писал: «Надо принять особо срочные меры для ускорения разборки ценностей. Если опоздаем, то за них в Европе и Америке ничего не дадут. В Москве можно бы (и должно) мобилизовать на это тысячу членов партии и т. п. со собым контролем. У Вас, видимо, все это дело двигается архивяло. Напишите, какие экстренные меры для ускорения Вы принимаете. Ленин» (Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 51. С. 151).
С 1920 по 1924 г. было продано драгоценностей на 20 млн руб. Но основные продажи, в том числе и коронных бриллиантов, начались оптом в ноябре 1926 г.
Для подготовки аукционов создали специальную комиссию под руководством академика А.Е. Ферсмана. В ее работе в качестве эксперта активно участвовал А. Фаберже, а также бывший директор Эрмитажа С.Н. Тройницкий. Драгоценности продавались буквально по весу. Так, например, 9 кг драгоценностей купил за 1,5 млн руб. английский антиквар Н. Вейс. Он их тут же перепродал аукционному дому Кристи. Там купленное разбили на 124 лота и выручили за них значительно бо́льшую сумму. Среди этой партии был, в частности, брачный венец Александры Федоровны, украшенный 1535 алмазами старинной огранки.
По общепринятым данным, в течение 1920–1930-х гг. из 773 поступивших в Гохран драгоценностей продали или разобрали 569 единиц. Но И.В. Зимин в своем исследовании «Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых» пишет, что после проведенной весной 1932 г. переоценки предметов Алмазного фонда в нем оставалась всего 71 драгоценность. То есть потери были более значительными. Во всяком случае, сегодня в Алмазном фонде хранятся только две короны и две диадемы из восемнадцати, ранее числившихся в списке Императорских регалий и коронных драгоценностей.
Распродажа драгоценностей прекратилась только в 1939 г. Этот источник валюты заменило золото. Оно стало поступать в больших количествах с колымских приисков, разрабатываемых заключенными ГУЛАГа. Незначительная часть ценностей вернулась в Эрмитаж, попав в «Бриллиантовую кладовую» (кладовую № 1) в здании Нового Эрмитажа.
Сегодня в «Бриллиантовой кладовой», помимо драгоценностей семьи Романовых, хранятся ювелирные изделия русских и иностранных мастеров, в том числе изделия фирмы Фаберже. Здесь можно увидеть украшенные бриллиантами и драгоценными камнями табакерки, шкатулки, часы, пасхальные яйца, украшения. В «Золотой кладовой» хранятся найденные при раскопках золотые изделия древних мастеров, изделия индийских ювелиров, образцы богато украшенного парадного оружия стран Востока. Всего в этой кладовой находится около 1,5 тысяч золотых изделий. Обе кладовые доступны для посещения, но только в составе экскурсионных групп по предварительной записи.
Одновременно с ремонтом и реконструкцией помещений музейного комплекса проводилась и реконструкция водопровода, отопительной системы и электросети зданий. Старую, амосовскую систему отопления ликвидировали в 1933–1939 гг. Зимний дворец и эрмитажные здания подключили к городской теплосети. Это имело крайне важное значения для сохранения экспонатов и интерьеров, поскольку дров зимой для отопления не хватало. В первой половине 1920-хгг. температура в здании опускалась до минусовых отметок. После реконструкции электросети существенно улучшилась и освещенность помещений. Ведь в 1920-е гг. на Иорданской лестнице горело всего 5 лампочек по 25 Вт, а в огромном Николаевском зале – 7 лампочек по 40 Вт. Можно себе представить, как все это выглядело темными осенними и зимними вечерами.
Ради удобства посетителей прорабатывались кольцевые экскурсионные маршруты, для чего ликвидировались тупики, а между зданиями устраивались дополнительные проходы. В 1929 г. по проекту главного архитектора Эрмитажа А.В. Сивкова сооружен новый переход по второму этажу между Зимним дворцом и Малым Эрмитажем. Этот переход стал называться его именем – «Сивков переход». Кстати, ранее упоминавшиеся расчистки и реконструкции также осуществлялись под его руководством. А к 1940 г. посетители смогли проходить из залов Зимнего дворца в залы античного искусства в Новом Эрмитаже благодаря проходу, сделанному А.В. Сивковым под Висячим садом.
В результате проведенных реконструкций под руководством Сивкова претерпел некоторые изменения и внешний вид Зимнего дворца. Со стороны набережной, например, в 1927 г. исчезли Детский и Собственный подъезды. Детский подъезд вел в уже упоминавшуюся 4-ю запасную половину дворца. При Николае I здесь находились жилые комнаты его дочерей, к которым вела овальная лестница, поэтому эта часть здания получила название Детской половины. Сегодня на месте комнат императорских детей находятся гардеробы и служебные помещения. А от Собственного подъезда, оборудованного при Николае I подъемной машиной, сохранилась только лестница и небольшой вестибюль в подвале. Вместо них архитектор проделал со стороны набережной новый проход в подвальные помещения. Он вел к расположенным в подвале гардеробам, и долгие годы использовался в качестве выхода посетителей.
К 10-й годовщине Октября, в 1927 г., здание Зимнего дворца перекрасили в серовато-зеленый цвет. Колонны, наличники и карнизы выделили белым цветом, а капители и лепнину – черным цветом. Спустя три года его опять перекрасили, уже в коричневато-серый цвет. Затем его еще раз перекрасили в желто-оранжевый цвет с белыми колоннами и лепниной. В 1941 г. здание собирались перекрасить снова – в голубой цвет, но помешала война.
А к 16-й годовщине в юго-западном углу бывшего Собственного сада установили гипсовую копию скульптуры Л.В. Шервуда «Часовой». Она изготовлена скульптором в том же 1933 г. к проходившей в Москве выставке «XV лет РККА». Фигура высотой 2,5 м была отлита из бетона и стояла перед входом в парк Центрального дома Красной Армии, ее гипсовый оригинал передали в Третьяковскую галерею.
В 1940 г. закончили реставрацию Большой церкви, в ходе которой убрали ее колокольню, возвышавшуюся над дворцом. Заодно разобрали и колокольню над Малой церковью. Примерно в это же время закончили реставрацию Эрмитажного театра. Было увеличено число мест в зале и устроены запасные выходы. В фойе восстановили два заложенных еще в 1904 г. окна на северной стене, где раньше висел огромный гобелен.
Завершая рассказ о довоенном периоде истории эрмитажного комплекса, стоит сказать еще несколько слов и о взаимоотношениях Эрмитажа и занимавшего половину Зимнего дворца Музея Октябрьской революции.
В январе 1920 г. в газете «Петроградская правда» напечатано следующее объявление: «Открытие Музея Революции 11 января в 5 часов дня в Николаевском зале Дворца Искусств (б. Зимний дворец), вход с набережной, состоится торжественное открытие учрежденного Петроградским Советом Музея Революции и чествование памяти декабристов. Речи произнесут: В. Водовозов, М. Горький, Г. Зиновьев, А. Луначарский, М. Новорусский и П. Щеголев. Вход на собрание свободный».
Там же далее сообщалось, что музей открывается «в бывших покоях кровавых императоров и… у стола, где ими, быть может, подписывались смертные приговоры, будут висеть портреты Балмашева, Созонова, Каляева, Коноплянниковой, Перовской, Желябова, Шмидта и других многочисленных мучеников революции, как вечное напоминание о возмездии».
Музей, директором которого назначили М.Б. Каплана, занимал всю западную половину Зимнего дворца – от главных ворот со стороны Дворцовой площади до Иорданской лестницы (включительно) со стороны Дворцовой набережной. Экспозиции развернули в парадных залах Невской анфилады. В Николаевском зале устроили выставки «1905 год» и «Ходынка», а в Ротонде – выставку «Белый террор». Вход в музей осуществлялся через Иорданский или Октябрьский подъезды. Последний раньше назывался Салтыковским по имени генерал-фельдмаршала графа И.П. Салтыкова. Являясь воспитателем будущего императора Александра I, он имел в западной части дворца квартиру, в которую можно было попасть именно через этот подъезд.
Но с декабря 1922 г. через Октябрьский подъезд сделали еще один вход в музей, открывшийся в Зимнем дворце, – «Исторические комнаты» – это приведенные в порядок жилые комнаты Николая I, Александра II и Николая II в западном корпусе дворца. Директором этого музея назначили Н.В. Васильева, до этого он заведовал Дворцом искусств, который в 1922 г. подчинили Государственному Эрмитажу. Впрочем, уже в июле 1926 г. музей «Исторические комнаты» закрыли. Часть обстановки разошлась по служебным кабинетам, часть передали в хранилища, а часть попросту распродали. Была уничтожена и ранее восстановленная отделка помещений. Сохранились только Малая столовая, в которой арестовали членов Временного правительства, и библиотека Николая II.
А Музей Революции по-прежнему оставался в здании Зимнего дворца, причем расходы по содержанию здания приходилось оплачивать Государственному Эрмитажу. Ситуация сложилась явно ненормальная, и возник вопрос о размежевании площадей и разделении бремени расходов. Для определения расходов на электроэнергию руководство Эрмитажа предложило установить электросчетчики, а расходы по содержанию помещений разделить в пропорции 1: 5, но М.Б. Каплана такой расклад не устраивал, и он даже предложил перемерить крышу здания. Оплачивать уборку окружающей территории Музей Революции вообще отказался, считая это излишним.
Финансово-территориальные споры затянулись на несколько лет. В 1926 г. главный архитектор А.В. Сивков подписал «План размежевания…», но только в конце 1920-х гг. Эрмитаж смог получить в пользование парадные залы Невской анфилады и Иорданский подъезд. Музей Революции тут же стал претендовать на другие помещения и, в частности, на Большую церковь, в которой Каплан собирался устроить лекторий. Эти разногласия явились одной из причин того, что работы по ремонту, реставрации и реконструкции начались только со второй половины 1920-х гг.
К 1941 г. число посетителей Государственного Эрмитажа достигло 1 миллиона человек, но его дальнейшее развитие приостановила война. Война прервала также намеченные ремонтно-реставрационные работы. Их перечень составили по результатам проведенного в 1939 г. обследования зданий эрмитажного комплекса специальной комиссией. Вместо ремонта и реставрации окна пришлось закладывать кирпичом и мешками с песком, заколачивать деревянными щитами. Драгоценные наборные паркетные полы засыпали слоем песка. Часть музейных экспонатов вывезли вглубь страны, а остальные укрыли в дворцовых подвалах.
