Пожар в Зимнем дворце
Еще 15 декабря 1837 г. в Фельдмаршальском зале из отдушины печного отопления начало тянуть запахом дыма, а в 7 часов вечера 17 декабря оттуда появился дым. Он проник также и в соседнюю комнату, в которой дежурил флигель-адъютант. Дворцовые служители вызвали пожарный наряд. Пожарные установили, что на первом этаже, под Петровским залом, располагалась дворцовая аптека, а под ней, в подвале, аптечная лаборатория. В печной трубе лаборатории имелось отверстие для вентиляции. Дровоносы, которые в этой комнате обычно ночевали, затыкали отверстие для тепла рогожей.
При осмотре пожарные увидели, что эта рогожа тлеет и дымит. Ее вынули, залили водой и решили, что причина задымления устранена. Но спустя некоторое время дым пошел из отдушины в Фельдмаршальском зале еще сильнее. Тогда пожарные начали вскрывать паркет в зале рядом с отдушиной. Но при первых ударах топором рухнула переборка в виде фальшивой зеркальной двери. За ней взвилось пламя, поднявшееся до хоров. Огонь быстро перекинулся в Петровский зал и добрался до балок деревянного перекрытия. Попытки погасить его оказались безуспешными.
Пожар в Зимнем дворце в 1837 г. Литография Ф.С. Вольфа. Ок. 1838 г. Вид на пожар со стороны Невы. Справа видны укрепления Адмиралтейства
Император Николай I находился в это время в Большом театре (на месте нынешней Консерватории). Там давали «Баядерку», партию которой исполняла знаменитая танцовщица Тальони. Узнав о беде, он тут же покинул представление и отправился во дворец. Первым делом император пошел в комнаты сыновей и распорядился отвезти их в Аничков дворец. Затем он приказал разбить окна в Фельдмаршальском зале, поскольку из-за дыма там нечем было дышать. Но это распоряжение оказалось ошибочным. Из-за притока свежего воздуха, огонь стал еще сильнее и начал быстро распространяться в сторону Гербового зала, Военной галереи 1812 года и в сторону Невской анфилады, в направлении жилых комнат императорской семьи.
На помощь пожарному расчету в полном составе прибыли обе роты дворцовой пожарной команды и еще несколько городских пожарных частей. Позднее к ним присоединились также дежурные части гвардейских полков и рота дворцовых гренадер. До этого они около часа простояли перед зданием – начальство попросту растерялось и не знало, что делать. Всего в тушении пламени приняло участие более 6 тысяч человек. Однако у разошедшегося огня было слишком много пищи – резная деревянная отделка помещений, сухой паркет, драпировки, стропила и балки перекрытий и пр.
Выяснилось, что на чердаке дворца отсутствуют брандмауэры, которые могли бы остановить распространение пламени. Пытаясь преградить путь огню к личным покоям царской семьи, солдаты носили со двора кирпичи и возводили каменные перегородки. Но тот распространялся быстрее, нежели люди возводили защитные стены.
Когда огонь подступил к Концертному залу, эту работу решили прекратить и начать спасать имущество. Замуровывать продолжили только переходы из дворца в здание Эрмитажа и окна конюшен и манежа, выходившие во двор. Кирпичные переборки и крыша постоянно поливали из брандспойтов. Вода подвозилась в бочках из прорубей на Неве и подавалась по пожарным трубам при помощи ручных помп. К утру стало ясно, что Эрмитаж с его бесценными коллекциями живописи и скульптуры удалось отстоять.
А здание дворца к 6 часам утра полностью охватил огонь, который ночью был виден за 60–70 верст от Петербурга. Пожар длился около тридцати часов. К вечеру 19 декабря второй и третий этажи здания выгорели полностью. Остатки пожарища курились потом еще целую неделю.
Вот что рассказывал поэт В.А. Жуковский о событиях, происходивших во время пожара (приводится по книге М.И. Пыляева «Забытый Петербург»): «Пожар, усиливаемый порывистым ветром, бежал по потолкам верхнего этажа; они разом во многих местах загорались и, падая с громом, зажигали полы и потолки среднего яруса, которые, в свою очередь, низвергались огромными огненными грудами на крепкие своды нижнего этажа, большею частью оставшегося целым. Зрелище, по сказанию очевидцев, было неописанное: посреди Петербурга вспыхнул вулкан. Сначала объята была пламенем та сторона дворца, которая обращена к Неве; противоположная сторона представляла темную громаду, над коею пылало и дымилось ночное небо: отсюда можно было следовать за постепенным распространением пожара; можно было видеть, как он, пробираясь по кровле, проникнул в верхний ярус; как в среднем ярусе все еще было темно (только горело несколько ночников, и люди бегали со свечами по комнатам), в то время как над ним все уже пылало и разрушалось; как вдруг загорелись потолки и начали падать с громом, пламенем, искрами и вихрем дыма, и как наконец потоки огня полились отовсюду, наполнили внутренность здания и бросились в окна. Тогда вся громада дворца представляла костер, с которого пламя то всходило к небу высоким столбом, под тяжкими тучами черного дыма, то волновалось, как море, коего волны вскакивали огромными, зубчатыми языками, то вспыхивало снопом бесчисленных ракет, которые сыпали огненный дождь на все окрестные здания. В этом явлении было что-то невыразимое: дворец и в самом разрушении своем как будто неприкосновенно вырезывался со всеми своими окнами, колоннами и статуями неподвижной черной громадой на ярком трепетном пламени. А во внутренности его происходило что-то неестественное: какая-то адская сила там господствовала. Какие-то враждебные духи, слетевшиеся на добычу и над ней разыгравшиеся, бешено мчались повсюду, сталкивались, разлетались, прядали с колонны на колонну, прилипали к люстрам, бегали по кровле, обвивались около статуй, выскакивали в окна и боролись с людьми, которые мелькали черными тенями, пробегая по яркому пламени. И в то время, когда сей ужасный пожар представлял такую разительную картину борьбы противоположных сил, разрушения и гибели, другая картина приводила в умиление душу своим торжественным, тихим величием. За цепью полков, окружавших дворцовую площадь, стоял народ бесчисленной толпой в мертвом молчании. Перед глазами его горело жилище царя; общая всем святыня погибла; объятая благоговейной скорбью, толпа стояла неподвижно; слышны были одни глубокие вздохи, и все молились за государя».
Пожар в Зимнем дворце. Худ. К.Ж. Верне. 1838 г. Вид со стороны Дворцовой площади. Справа видны строения Экзерциргауза, на месте которого ныне стоит здание бывшего Штаба Гвардейского корпуса. В глубине – шпиль и главная башня Адмиралтейства
Много рассказов ходило и о беспримерном героизме и рыцарстве императора во время пожара. Рассказывали, например, что Николай увидел в одном зале солдат, пытавшихся снять намертво прикрепленное к стене зеркало. Зал уже охватил огонь. Тогда император разбил зеркало, бросив в него свой бинокль, и сказал: «Вы видите, ребята, что ваша жизнь для меня дороже зеркала, и прошу сейчас же расходиться».
А на вопрос, не надо ли спасать деловые бумаги в его кабинете, Николай ответил: «У меня нет там никаких бумаг. Я оканчиваю свою работу изо дня в день, и все свои решения и повеления тогда же передаю министрам. Из кабинета надо взять всего только три портфеля, в которых собраны дорогие моему сердцу воспоминания».
Сначала все выносили из дворца и складывали прямо на снегу на площади. Картины и скульптуры, мебель и бронзовые украшения, столовое серебро и фарфор, часы и зеркала, ковры и одежда, книги и прочее имущество лежали кучами почти сутки. Причем царские вещи лежали вперемежку с вещами лакеев, поваров и истопников. Спасли знамена гвардейских полков и портреты из «Военной галереи 1812 года». Затем все перенесли в помещения Адмиралтейства и Главного штаба и разобрали. После этого мебель, картины, фарфоровые вазы и другие вещи перевезли в Таврический дворец. Личные вещи императорской семьи отправили в Аничков дворец, куда она временно переселилась.
М.И. Пыляев в упомянутой выше книге приводит следующее воспоминание барона Мирбаха: «…при переноске вещей суетня происходила страшная; люди, выносившие вещи, были Бог знает кто; вытаскиваемыя вещи складывались в места каминов на площади, где грелись кучера. Картины первейших мастеров, малахитовыя вещи, стенные и столовые часы, бронза и множество других разнородных ценных предметов лежали тут как ни попало на снегу. Часы с музыкою, приведенные в ход своим падением, заиграли вдруг прелестную арию, в ироническую противоположность с окружавшею сценою».
Самое удивительное, что ничего из спасенных вещей, как говорят, не пропало. Украли только один большой серебряный кофейник, но его никто не захотел купить, а вора схватили. Пропала также какая-то небольшая золотая вещица, принадлежавшая императрице. Но весной, когда снег растаял, ее нашли на площади и вернули владелице.
