Из записок Дьякова

…Не с кем поговорить по душам, быть откровенным, вылить наболевшее, приходится все копить в себе. Никому ни в чем нельзя довериться, поэтому размышления заношу в заветную тетрадь…

…Над Сталинградом, и значит, надо мной, с каждым часом, даже минутой сгущаются тучи. Не только я перестал верить обещанию Гитлера прийти на помощь 6-й, все в армии считают его слова пустым звуком.

…При очередном посещении штаба снова увидел Паулюса. За последнее время он сильно изменился, заметно постарел, выглядит уставшим, похудел — мундир висит, как на вешалке, нетвердо ступает — шаркает ногами, горбится, точно на плечи лег тяжелый груз, чье имя ответственность за армию. От рядовых до полковников считают его виновным в создавшемся положении. Вместо того чтобы засучить рукава, забыть о сне, отдыхе, собрать в кулак все силы, пробиться из окружения, стал заботиться о спасении от пленения или гибели сыночка-наследничка, майора, с поспешностью отправил отпрыска из Сталинграда в безопасную Германию…

…Адам передал для ознакомления не только меня лично, а и для использования в работе с подчиненными текст одного из последних выступлений Гитлера:

На жертвы противника не стоит обращать внимания. Русские не доживают до старости, зачем же делать им прививки от болезней, эпидемий? Не давать им мыться. Пусть сколько угодно пьют и курят. Никакого образования — оно не пойдет им на пользу. Научить не грамоте, а языку жестов.

После похороненного под Москвой блицкрига заговорил о необходимости новых жертв:

Мировое господство может быть достигнуто только собственной кровью. Если эта война будет нам стоить четверти миллиона убитых и ста тысяч калек, потери восполним ростом рождаемости, новое поколение немцев возродится в созданных мной в России поселениях.

Познакомился с личным переводчиком командующего Борисом фон Нейдхардом. Милейший, прекрасно воспитанный, из обрусевших немцев, в 30-х годах семья переехала в Ригу, когда Латвию присоединили к СССР, с родителями вернулся на родину предков. У нас с ним возникла обоюдная симпатия, оба любим Толстого, ненавидим лизоблюда коммунистов Шолохова, писателей-жидов, считаем Сталина кровожадным вурдалаком. Оба верим, что захват европейской части России (ее юг, Кавказ оккупирует союзная Турция, Дальний Восток возьмет Япония) завершится к середине, в крайнем случае, к концу сорок третьего года. Страна станет одной из колоний Третьего рейха, бедную на полезные ископаемые Германию будет исправно, регулярно снабжать не только хлебом, прочими продуктами питания, а и рудой, нефтью, углем, драгоценными металлами, чем сказочно богаты Сибирь, Закавказье, Заполярье…

…Военная цензура бдит — не пропускает письма без тщательной их проверки, изымает или вычеркивает в тексте подрывающие престиж рейха строки с жалобами на невыносимый мороз, скудное питание, критику командования. Анализ посланий из нашего «котла» неутешительный, в половине сквозит скептицизм, цинизм в отношении затянувшейся войны, в остальных сомнения в победе, лишь в незначительной части одобрение войны на Востоке…

…Узнал, что Паулюс не обрадовался пожалованному ему «Рыцарскому кресту» с дубовыми листьями, назвал награду мишурой…

…Плененному генерал-майору Крупенникову, исполнявшему обязанности командарма 3-й армии, солгали, будто захвачен и его сын, и желая сохранить ему и себе жизнь, генерал выложил план операции «Сатурн», другие важные сведения получили от попавшего в наши руки раненным генерала Привалова…

…Услышал стихи со строкой «Ужас глядит из пустых оконных глазниц» — написано точно про Сталинград Фридрихом Шиллером, который, словно из могилы, увидел, каким стал город на Волге. Греющийся у костра начальник финансовой части армии оберцайместер сделал замечание процитировавшему: «Опасно мыслите. За подобное ожидает не разжалование в рядовые, куда серьезнее наказание»…

…С каждым новым днем увеличивается работа для похоронных команд — убитых, замерзших, умерших от ран становится все больше. Трупы на ручных тележках, запряженных горожанами санях вывозят из засыпанных окопов, блиндажей. Ставшие на морозе каменными, тела опускают в неглубокие могилы, с трудом вырытые в мерзлой земле…

…Радио Берлина сообщило, что из-за нехватки на военных заводах металла с Бранденбургских ворот сняли, отправили в переплавку медные барельефы, население послушно сдает оловянную посуду. В знак солидарности с терпящей на Волге лишения армией в столичных ресторанах посетителям предлагают блюда полевых кухонь…

…В пробившемся к нам сквозь сильнейший заградительный огонь, не будучи сбитым советским истребителем, транспортном самолете оказались ящики перца. Солдаты грустно шутят: «Будем использовать приправу как слезоточивое средство в рукопашном бою с красноармейцами».

…Гуляют слухи о скором прорыве к нам элитного танкового корпуса СС, прибытии по воздуху свежей дивизии СС, но в это мало кто верит.

Стало не хватать не только бензина, смазочных материалов для машин, танков, но и обычного топлива для слабо сохраняющих тепло печурок, в огонь для согрева идет буквально все — снарядные, патронные ящики, дощатые настилы в блиндажах, столы, нары. От свирепых морозов плохо спасают тонкие шинельки, брезент, в который заворачиваются солдаты…

…Расплодились питающиеся трупами крысы. В борьбе со вшами побеждают насекомые-паразиты. Участились в армии психические расстройства, случаи самоубийств, предвестники тифа — почерневшие губы…

…Один престарелый, дышащий на ладан горожанин, признался, что за свою долгую жизнь не знал подобной нынешней суровой зимы. Круглые сутки не снимаю с себя тулуп, даже сплю в нем, тулуп не только греет, но и радует хранящимися в нем драгоценностями, которые помогут безбедно встретить старость, немало оставить в наследство детям, внукам…

…По ночам нарушаю запрещение и слушаю передачи Москвы. Нахожу нужную волну, уменьшаю звук, приникаю ухом к приемнику, впитываю в себя сводки Совинформбюро, обзоры «Правды», «Красной звезды». Хочется верить, что в отличие от имперского вещания, которое замалчивает или приукрашивает события на фронтах, советское радио объективно…

…Участилось число самострелов — ранение в правую руку, что позволяет с передовой попасть в спасительное тепло госпиталя. Вскоре командование раскусило причину странных ранений и уклоняющихся подобным способом от службы, чтобы стало неповадно другим, расстреливают…

…Четырехмоторный «Фокке-Вульф» так перегрузили ранеными, что при взлете самолет задрал нос, рухнул на аэродроме с оглушительным грохотом, взорвался…

…Штат моего управления и полиции пополнился перебежчиками, в первую очередь обиженными советской властью крымскими татарами, вначале их использовали в качестве грубой рабочей силы, затем доверили оружие. Пришло пополнение из числа донских, терских, уральских казаков, эмигрантов, кто в свое время сражался в армиях Деникина, Краснова, Врангеля, Юденича, барона Унгерна…

…Сознаю, что поступаю крайне опрометчиво, делая записи — попади они на глаза к начальству, и мне за откровения, критику не поздоровится, не сносить головы. Тем не менее продолжаю записывать мысли, наблюдения, размышления, давать оценку событиям, людям. После окончания войны рукопись пригодится для создания повести или романа о пережитом. Да, в мечтах вижу себя писателем, автором пользующихся неизменным успехом у читателей книг, которые не залеживаются в магазинах, не пылятся на полках библиотек, раскупаются с боем, изучаются в школах на уроках литературы как классика…

…Поинтересовался у Адама (прилагаю усилия для завоевания у него авторитета), как отметил юбилей. «Чей?» — спросил полковник. «Рейхсминистра люфтваффе, рейхсмаршала Германа Вильгельма Геринга». Адъютант командующего крякнул: «Спасибо, что напомнили. Из-за массы свалившихся дел из памяти вылетело пятидесятилетие нашего толстяка. Пошлем радиограмму с пожеланиями побед его авиации, счастья в семье, крепкого здоровья. Он собирался навестить нас, но фюрер категорически запретил лететь в Сталинград, подвергать себя опасности — самолет могут сбить, рейх лишится нациста номер два…»