Дьякова постоянно, даже по ночам, не позволяя уснуть, мучили вопросы: «Как выйти невредимым из ожидающей всю армию мясорубки? Как не попасть в руки чекистов, контрразведчиков? По какой причине Паулюс со своим штабом наплевал на безопасность и переехал в самый центр города, поселился буквально в сотне метрах от Волги, где на кромке берега укрепился противник, которого никак не можем сбросить в реку»? Решил продемонстрировать бесстрашие, своим примером убедить, что не стоит опасаться разгрома. Но кольцо окружения не-удержимо сжимается, попытки прорвать его извне или изнутри завершаются неудачами. С каждым часом увеличивается число погибших от пуль, дистрофии, мороза, появляются новые кресты на могилах… Сколько еще продлится кошмар?

Вдали от передовой Дьяков не опасался схватить пулю или оказаться подкошенным осколком, не испытывал мороз в хорошо отапливаемой казарме-общежитии, запас продуктов позволял не иметь понятия о чувстве голода, не класть, как говорится, зубы на полку.

Со второй половины января, когда командованию армией стало не до деятельности бургомистра и его управления, перестал проводить совещания, не требовал от сотрудников отчетов, не диктовал, не подписывал приказы, постановления, директивы, не ругал подчиненных за отсутствие инициативы, невыполнение поручений, откровенную бездеятельность. Радовало лишь, что начальство перестало вызывать на ковер, где мог получить взбучку, выговор.

Дьякова охватили прежде неведомые апатия, безразличие. Часами безучастно сидел в кабинете за столом или лежал на диване. Смотрел перед собой в одну точку. Не реагировал на зуммеры полевого телефона, хотя на другом конце провода могли быть Адам, звонивший из Германии Мюффке или сам Паулюс. Заглядывающие в кабинет сотрудники считали, что бургомистр дремлет с открытыми глазами, и не догадывались, что начальника мучают неразрешимые вопросы: что предпринять при наступлении советских войск, как спастись от пленения, главное, как сохранить жизнь?

«Ураганный обстрел наших позиций становится все интенсивнее, но несмотря ни на что 6-я при нехватке боеприпасов, техники продолжает сопротивляться. Сколько дней еще выстоим? Как скоро сузится кольцо окружения? Уже никто в армии не верит в обещанную Берлином помощь. Судя по всему, спустя неделю, от силы две брошенная на произвол судьбы Гитлером и верховным командованием 6-я прекратит свое существование? Что тогда станет со мной? Как беглого зека, добровольно служившего немцам, наверняка поставят к стенке или, что более вероятно, вздернут на виселице».

Когда большинство сотрудников прекратили являться на службу, понял, что пришла пора и самому спасать собственную шкуру, что каждый проведенный в Сталинграде день, даже час могут оказаться для него последними.

«Смертельно опасно сидеть с опущенным руками, как говорится, ждать у моря погоды, обманывать себя, что беда, чье имя плен, обойдет стороной. Подчиненные, как убегающие с тонущего судна корабельные крысы, опередили меня, попрятались в норах или покинули город, последую и я их примеру».

Не стал затягивать выполнение решения.

«Сейчас никому нет дела до бургомистра, никто не станет его искать».

Знал, где на фронте образовалась брешь, и глубокой ночью при непроглядном мраке покинул Сталинград. Обходил дороги, подгоняемый метелью шел по полям, сквозь редкие перелески, проваливался в воронки, застревал в сугробах. Молил Бога помочь не наступить на мину и к утру, выбившись из сил, добрался до небольшого хутора в глубинке Калачевского района. Отыскал нужный дом-пятистенок. Поднялся на обледенелое крыльцо, постучал в дверь. Когда на пороге выросла хозяйка, глухо произнес:

— Здравствуй, Клава. Надеюсь, не прогонишь незваного гостя.