36
Стрелки часов приближались к полуночи.
Дьяков решил дважды отметить наступление Нового года, вначале по московскому, затем по берлинскому времени.
Зажег свечу. Мысленно пожелал себе в 1943-м самого хорошего, в первую очередь не схватить пулю или осколок, не свалиться с сыпным тифом, не лечь завернутым в тонкое одеяло (за отсутствием гроба) в с трудом вырытую в каменной земле могилу, остаться целым и невредимым. Выпил за свое здоровье, благополучие неразбавленный спирт, запил водой, крякнул, закусил холодной тушенкой. Почувствовал разливающуюся по телу приятную теплоту. В голове просветлело, но после опрокинутых в себя пары рюмок, все вокруг помутнело. Опустил голову на грудь, смежил веки.
Когда проснулся и протер глаза, стрелки часов показывали половину второго.
«Проспал!»
Включил радиоприемник, повертел ручку шкалы настройки, отыскал Московскую станцию «Коминтерна», услышал вкрадчивый, очень душевный голос:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза…
Нежная, чуть грустная мелодия была знакома.
«Музыка популярной у сентиментальных немцев песни про Лили Марлен, а слова новые».
Придвинулся к динамику.
Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами снега и снега,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага…
Невесело усмехнулся:
«На фронте до смерти не четыре, а куда меньше шагов».
Представил, каково сейчас в окопах, блиндажах, и поежился, точно его до костей пронзил холод…
«Гитлер успокоил 6-ю, обещал не оставить попавшую в беду армию, ежедневно присылать до сотни транспортных самолетов с крайне необходимыми провиантом, боеприпасами, но сквозь кольцо окружения удается пробиться единицам, остальных сбивают при подлете… Танки фельдмаршала Манштейна по пути к нам встретили сильное сопротивление, глубоко завязли в снегах. Трусливые итальяшки разбиты наголову. План прорыва из «котла» потерпел полный крах…»
После концерта диктор Левитан зачитал свежую сводку Совинформбюро:
В течение ночи на 1 января наши войска южнее Сталинграда в районе Среднего Дона продолжали вести наступательные бои. В заводском районе города наши части продвинулись вперед, заняли два квартала.
Юго-западнее Сталинграда наши войска преследовали противника и овладели несколькими населенными пунктами, заняли выгодные позиции. Немцы понесли огромные потери.
«Как и немецкая, советская пропаганда нагло, беззастенчиво врет, преувеличивает свои успехи, уменьшает наши. Но страшно, если в сводке хотя бы десять процентов правды…»
Вспомнил свое короткое посещение передовой, когда над заснеженной равниной с советской стороны неслась старинная тирольская песня, в ответ немцы кричали: «Давай „Катюшу“!». Стоило зазвучать призыву прекратить напрасное сопротивление, появившийся офицер приказал шквальным огнем заглушить передачу. Когда стрельба из всех видов оружия прекратилась, противник включил громкое тиканье часов, сообщил, что каждые семь секунд на фронте гибнет немецкий солдат. Передача завершилась бравурным танго, которое на осажденных подействовало угнетающе. Было больно присутствовать при забое и варке отощавшей вьючной кобылы. Запомнилась своеобразная художественная выставка ― врач Курт Ройбер представил на обозрение однополчан свои картины, среди них на обороте карты портрет Богоматери с младенцем Иисусом на руках. Блиндаж с вернисажем стал местом паломничества, святилищем, куда солдаты с капелланом приходили молиться.
Дьяков вновь налил в алюминиевую кружку спирт. Настроил приемник на волну Берлина, послушал новогоднее послание Гитлера Паулюсу:
От имени всего немецкого народа шлю вам и вашей доблестной армии самые сердечные пожелания успеха в новом году. Я хорошо понимаю всю сложность вашего положения, героизм ваших войск вызывает глубокое уважение. Вы и ваши солдаты должны вступить в новый год с твердой уверенностью, что вермахт сделает все возможное, чтобы вызволить вас из беды. Ваша стойкость послужит примером для германских вооруженных сил.
Передали и ответ Паулюса:
Мой фюрер! Ваши проникновенные и твердые слова встречены войсками с огромным энтузиазмом. Мы оправдаем ваше доверие. Можете быть уверены, что все, начиная с седовласого генерала и заканчивая безусым пехотинцем, будут стоять до конца, и тем самым внесем свой вклад в победу над врагом.
«В обращении фюрера ничего конкретного, сплошная словесная трескотня, а командующий слепо верит всем обещаниям, ― отметил Дьяков и не в первый раз задал себе вопросы: ― Когда прорвут окружение, придет долгожданная помощь? Когда в армии перестанут голодать, умирать не от пуль и осколков, а от дистрофии? Когда прекратим экономить боеприпасы, замерзать без теплого обмундирования, топлива? Когда прекратится кошмар, в который попали?» Ответов ни на один вопрос не находил и выключил приемник.
Свеча слабо освещала комнату. Сквозь тонкие стены проник нестройный хор, фальшиво поющий неизвестно кем из коллаборационистов сочиненную песню.
Дорогой открытой, печалью повитой,
В дыму и огней батарей,
В походах и битвах с одною молитвой
О счастье России своей.
Кто верит, кто смеет, в ком кровь пламенеет,
Кто гнет и позор не забыл,
Те спаяны вместе великою местью
За пепел родимых могил.
Мы горем платили за то, что любили,
За муки отцов и детей,
Мы им не простили, позор не забыли
Страданьем задушенных дней.
В сплоченных колоннах идут легионы
На бой на великую месть
Несут миллионы на светлых знаменах
Свободу народу и честь.
Не быть нам рабами! На битву с врагами
Готовы и ночью и днем.
Сквозь тучи и пламя народное знамя
Мы твердой рукой понесем.
Дьяков подумал, что автор текста допустил непростительную ошибку, не упомянув вермахт, Гитлера.
«В другой было о пригревшем нас германском народе: «Канули в вечность черные годы, годы тюрем, страданий и слез, свободно вздохнули народы ― германский народ жизнь нам принес».
Маршеобразную, походную песню сменила другая, со знакомым мотивом:
Широка страна моя родная,
Много тюрем в ней и лагерей.
Я другой такой страны не знаю,
Где так сильно мучили людей.
Усмехнулся: «Странно, что не горланят «Гоп со смыком» или «Мурку».
Свеча догорела и погасла. «Стало как в могиле», — дал определение возникшему мраку.
Вновь включил приемник. Из динамика вырвался голос рейхсминистра имперской пропаганды:
— Из всех на свете грандиозных битв следует выделить сражение
под Сталинградом. Оно самое значительное в нашей истории. То, что
там делают наши гренадеры, минеры, артиллеристы, летчики, зенитчики и многие другие — неповторимо!
В патетическом экстазе Геббельс сравнил окруженную на Волге армию с героической смертью под Фермопилами два с половиной тысячелетия назад трехсот спартанцев.
— С тех пор минули столетия, но и по сей день принесшие себя в жертву вызывают восхищение, служат примером выполнения высокого солдатского долга. Борцы Сталинграда выстоят! Этого требуют от них закон чести и приказы командования. Закон чести, и только он спасет наш народ от варваров! Мы еще не в силах по достоинству оценить подвиг 6-й армии, гигантская битва превзошла все происходившие в Первой мировой войне, не говоря о походе Наполеона. Не забывайте мудрые слова нашего фюрера: «Считаю ситуацию в Сталинграде благоприятной. Мое решение остается неизменным, 6-я армия будет стоять там, где стоит. Я не уйду с Волги».
Грохнули, забили дробь барабаны, запели трубы, литавры, прозвучали куплеты песни «Он был моим боевым другом», затем немецкий, румынский и хорватский гимны, в заключение «Песня Восточного фронта»:
Мы стоим на посту, охраняя Германию,
И несем свою трудовую вахту.
Не случайно солнце встает на востоке,
Оно зовет миллионы на великую битву!
Некоторое время Дьяков сидел не шелохнувшись. Наконец тяжело поднялся, отдернул закрывающее окно суконное одеяло, и в комнату проник бледный рассвет. Вспомнил фразу из оперной арии Онегина «Что день грядущий мне готовит?». Подумал: «А что грядущий год готовит лично мне? Впрочем, не стоит заглядывать в будущее, ведь любой день, даже час на войне непредсказуем, события могут поворотиться совершенно иным, чем ожидал, боком. Бессмысленно пытаться угадать, что ожидает в сорок третьем».
