Низкорослый, с непропорционально большой головой полицай переминался на кривоватых ногах, покашливал, не знал, куда деть руки, глаза бегали по сторонам. Дьяков не вспомнил фамилию стоящего перед ним, про себя назвал «Лопоухим».

— Что надо?

Полицай невнятно, точно рот был забит едой, произнес:

— Стало быть…

— Рождай быстрее! — потребовал Дьяков.

От окрика Лопоухий вздрогнул, окончательно потерял дар речи, положил на край стола пару сережек, цепочку с кулоном, браслет с бирюзовыми камешками, пачку сторублевых ассигнаций.

— Что это?

Лопоухий набрал полную грудь воздуха, выдохнул:

— Посчитал долгом, обязанностью!

Дьяков перебрал ювелирные изделия.

«Не стоит спрашивать, где взял, ясно, что прикарманил при обыске. Наиболее ценное наверняка утаил. Если как следует потрясти, на свет явятся золотые монеты дореволюционной чеканки, еще кой-чего. Опасался, что за не включение в протокол изъятия взгрею, и решил сдать мелочь. Деньгам грош цена — у нас они не в ходу, другое дело золотишко, оно всегда и везде в цене. — Смахнул принесенное в ящик стола. — Видно, ограбил не одну квартиру, забрал то, что горожане берегли на черный день. Ругать не стану — испокон веку победители набивали себе карманы».

«Лопоухий» вновь стал топтаться, и Дьяков спросил:

— Есть еще что доложить?

— Ага, то есть точно так. Как прикажете поступать? Снова приносить, что найду?

— Приноси, за исключением денег.

— Только вещички?

— Ерунду оставляй себе.

— Чашки-тарелки с гербами на донышках — ерунда?

— Дорогой антиквариат после бомбежек превратился в черепки. — По недоуменному выражению на лице полицая Дьяков понял, что слово «антиквариат» тот услышал впервые. — Ищи цацки, какие дамочки на себя навешивали, понятно, не из самоварного золота.

— Слушаюсь.

— Свободен.

«Лопоухий» помялся.

— Это самое… Возле сберкассы, вернее, что от нее осталось, лежит целехоньким железный ящик размером со шкаф.

Дьяков напрягся. Лопоухий это заметил, продолжил:

— Сильно тяжелый — с места не сдвинуть. Попытался открыть, но понял, что самому не справиться.

— Где сейф?

— Чего?

— Шкаф где?

— Близохенько, почитай рядом. Чтобы никто не унес, закидал сором.

Дьяков подошел к полицаю и, четко выговаривая каждое слово, чтобы они врезались в голову подчиненного, произнес:

— О шкафе молчок, никому ни слова. Держать язык за зубами, рот на замке. Как стемнеет, отведешь к находке.

— К чему ждать ночи? Идемте сейчас.

— Днем вокруг любопытные глаза.

С трудом ждал наступления сумерек. Не в силах усидеть, мерил кабинет шагами, стоило смежить веки, словно наяву видел искрящуюся россыпь драгоценных камней, колец, золотых часов, брошей. Знал, что в банках (быть может, и в сберкассах) хранятся не только деньги, а и украшения из драгметалла для их продажи в магазинах Ювелирторга.

Стоило Сталинграду погрузиться в темноту, «Лопоухий» повел Дьякова и прежде неоднократно судимого секретаря управления полиции (утверждающего, что для него вскрыть любой сейф равносильно открытию консервной банки) к развалинам. По пути «медвежатник» похвастался, как обчистил в Москве торговое представительство Мексики:

— На дворе тогда тоже была ночь. На посту у особняка позевывал мильтон. Стукнул его по темечку и беспрепятственно проник в здание. За считаные минуты набил карманы валютой разных стран, и был таков — ищи ветра в поле. Для меня брать сейфы раз плюнуть.

— Много награбастал, богатым был улов? — поинтересовался «Лопоухий».

Специалист по вскрытию сейфов ушел от ответа, не признался, что не воспользовался похищенным, не потратил ни цента, франка, лиры, марки, так как был арестован, пришлось тянуть новый срок. В очередном на пути завале Дьяков наступил на доску с торчащими гвоздями и чуть не пропорол себе ногу. Трехэтажно (чему научился в тюрьме и исправительной колонии) выругался.

— Тут, — наконец обрадовал «Лопоухий» и вместе со специалистом по вскрытию сейфов принялся разгребать битый кирпич. Дьяков молча наблюдал, как пыхтят двое. Вперед шагнул, лишь когда под ботинками полицаев раздался глухой звон. Включил фонарик, присел на корточки, коснулся дрогнувшей рукой стенки несгораемого шкафа с эмблемой завода-изготовителя, медной ручкой на дверце.

— Показывай, на что способен, — потребовал начальник полиции.

«Медвежатник» приступил к знакомому ему делу, Дьяков с нетерпением ожидал, когда откроется чугунный шкаф весом чуть ли не в тонну, и не скрыл радости, когда услышал:

— Принимайте работенку.

Дверца неслышно отворилась, Дьяков нащупал на полке пачку лощеной бумаги. «Неужели одни обесцененные советские деньги?»

Луч фонарика осветил облигации, на которые подписывались все трудящиеся, билеты лотереи Осовиахима, марки профсоюзных взносов Дьяков не поверил в крах своей надежды разбогатеть, чуть ли не с головой влез в сейф и вытащил пудреницу, тюбик помады…