В Сталинграде в последний раз командующий Приволжским военным округом побывал в конце весны 1937 г. Газеты, радио не сообщили о прибытии прославленного военачальника, инспекция войск Михаилом Николаевичем Тухачевским по понятным причинам не афишировалась.

После разбора маневров маршал (недавний заместитель наркома обороны) собрался в обратную дорогу.

Литерный состав отошел от вокзала в полночь, когда на город опустилась желанная прохлада.

Тухачевский стоял у открытого окна, вдыхал кисловатую горечь полыни, чабреца, ковыля и прочих степных трав, хорошо знакомых по конным и пешим походам в империалистическую и Гражданскую войны: начал службу в 1912 г. командиром роты, дослужился до капитана, в 1919-м стал командармом и был рад, что в ЦК не ведают о его непролетарском происхождении.

26 мая маршал прибыл в Москву и лишь ступил на перрон, как оказался арестован, его тщательно обыскали, изъяли именное оружие.

Тухачевский оставался спокойным, нервы не выдержали, лишь когда с кителя сорвали нашивки, петлицы со звездами и, главное, ордена. — Не вы награды давали, не вам их забирать! Арестованного ударили в скулу.

— Занимаетесь боксом или имеете опыт кулачных боев? — спросил маршал, вытирая кровь.

Чуть раньше под Киевом взяли командира танкового соединения Д. Шмидта, который возмутился:

— Это беззаконие: согласно неотмененному положению, командирам гарантирована неприкосновенность от неармейских органов! Где санкция наркома обороны товарища Ворошилова?

Следующим лишился свободы командующий Киевским округом Ион Якир, попытавшийся вступиться за товарищей и услышавший от Ежова:

— Напрасно хлопочите за предателей.

Дело заговора в высшем руководстве Красной Армии хранит много тайн, документы долгие годы были недоступны, на папках стоит гриф «Совершенно секретно. Хранить вечно».

Сообщение об аресте, предании суду Военной коллегии крупных военачальников появилось в печати 11 июня 1937 г., чуть позже сообщили о расстреле заговорщиков. Лишь спустя 60 лет стало известно, что послужило причиной расправы.

Главным обвинением было сотрудничество с германской разведкой, в чем Сталина убедил президент Чехословакии Бенеш, передавший документы о выдаче Тухачевским и его окружением вермахту военных секретов. Это было провокацией, документы фальсифицировало ведомство адмирала Канариса, руководство СД во главе с Гейдрихом, цель — дискредитировать краскомов. Сталин с Ежовым поверили сфабрикованной лжи, что зафиксировало постановление Политбюро:

ЦК ВКП(б) получил документы, изобличающие члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование членов и кандидатов ЦК предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передачи их дела в Наркомвнудел.

Арестованных избивали, заместитель начальника 5-го особого отдела ГУБ НКВД З. Ушаков (Ушимирский) не жалел кулаков.

Когда рука уставала, за выбивание показаний принимались другие, в их числе помощник наркома НКВД Фриновский.

Следователи требовали от маршала признания обвинений, упрямство арестованного выводило из себя.

— У нас любой подписывает признание! Не желаешь чернилами, напишешь кровью!

Тухачевский часто терял сознание, перестал закрывать лицо, скорчившись, лежал возле изразцовой печи.

«Забойщики» делали перерывы, чтобы позволить объектам прийти в себя, стать способными отвечать на вопросы, держать в руке ручку. Ушаков с помощниками уходили в буфет подкрепиться бутербродами, рюмкой коньяка, возвращаясь, принимались за привычное дело, работали в четыре, шесть пар рук, ног. Ежов торопил, ему и Сталину позарез были нужны признания. Избиения из ночи в ночь привели к тому, что Тухачевский дрожащей рукой написал:

…Еще в 1928 г. я был втянут Енукидзе в правую организацию, в 1934 г. лично связался с Бухариным, с немцами и установил шпионскую связь с 1925 г., когда я ездил в Германию на учение и маневры… При поездке в 1936 г. в Лондон Путна устроил мне свидание с Седовым (сыном Троцкого. — Ю. М.)… Я был связан по заговору с Фельдманом, Каменевым, Якиром, Эйдеманом, Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым, Ягодой, Осипяном и рядом других…

Маршал осознал безвыходность своего положения, а чтобы не погибнуть под сапогами, кулаками, дожить до суда, на котором собирался поведать о провокации, способах добывания показаний, подписывал полнейшую чушь, что передавал немцам и начальнику польской дефензивы информацию об укреплениях на западной границе, численности войск, вооружении.

— О поляках пишите подробнее, Польша зарится на Союз, наш потенциальный враг. Только будьте аккуратнее, не пачкайте протокол.

Совет был не напрасным: с разбитого лица Тухачевского на листы скатывались капли крови. Следователь не подозревал, что спустя более полувека следственное дело № 96781 извлекут из архива и на признательном показании Тухачевского обнаружат бурые пятна, после биологической экспертизы оказавшиеся человеческой кровью. Изнуряющими допросами с применением силы следователи добились, что подследственные признали все инкриминированное им. Сломленные командармы прекратили бороться, одни смирились с судьбой, другие подписывали в надежде спасти семьи, третьи писали под диктовку в расчете, что на процессе откажутся от вынужденных признаний, поведают правду.

Вождь ежедневно знакомился с материалами следствия и на очередном заседании Политбюро сообщил, что заговорщики планировали свергнуть не только товарища Сталина.

— Хотели ни много ни мало установить в стране военную диктатуру. Чтобы товарищ Сталин не помешал подлому плану, убить его с соратниками. Двурушники рядились в патриотов. Мы пригрели у себя на груди ядовитых змей, окружили их почетом. Враги желали поставить у власти националистическое, подобно германскому, правительство, рассчитывали на помощь немцев, обещали им отдать чуть ли не всю Украину. Допустить подобное нельзя, следует раздавить гадов.

Следователи спешили с передачей дела в суд, в помощь Ушакову выделили Леплевского. Нарком НКВД приказал воздержаться перед процессом от пыток, которые разрешены специальным постановлением ЦК, Политбюро как необходимые меры физического воздействия для ускорения следствия.

1 июня 1937 г. на расширенном заседании Военного совета, перед 20 командармами (остальные отсутствовали по уважительной причине — аресту) выступил К. Ворошилов:

— Скажем сердечное спасибо органам Наркомвнудела за раскрытие армии контрреволюционной, хорошо законспирированной фашистской организации. Считаю, и вы поддержите меня, судить предателей, шпионов должны военные, то есть трибунал.

На Пленуме Верховного суда создали специальное судебное присутствие, включили в него начальника генштаба Б. Шапошникова, командармов П. Дыбенко, Н. Каширина. С подсказки Сталина составили обвинительное заключение. Перед открытием политического процесса Андрей (точнее, Анджей) Януарьевич Вышинский встретился с арестованными, долго убеждал написать покаянные письма на имя вождя, обещал смягчение приговоров, главное, сохранение жизни.

Покаяния Сталин читал с удовольствием и злорадством, на письме Тухачевского начертал «Подлец и проститутка!» Ворошилов добавил: «Совершенно точное определение», Каганович приписал: «Мерзавцу, сволочи и б… одна кара — смертная казнь». Молотов был краток: «Я за», Мехлис, Микоян, Хрущев подчеркнули жирной линией слово «за». Сталин спешил убрать свидетелей своих конфузов при обороне Царицына, в польской кампании, опасался, что прославленные герои Гражданской войны объединятся против того, кто вычистил из армии десятки тысяч, провозгласил себя великим стратегом. Сталин умело дирижировал следствием, затем судом, дергал членов процесса, словно марионеток, и те послушно исполняли приказы.

Суд был скорый, судили без участия защиты, приговор не подлежал обжалованию. Подсудимые обвинялись в измене Родине, террористических актах, контрреволюционных выступлениях. Стенограмма заняла всего несколько страниц, в нее вошли последние слова Тухачевского:

У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к Отечеству, которое защищал с Гражданской войны. Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального штаба, их военным атташе в Москве, то они носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника, они имели возможность наблюдать за изменениями, происходящими в организации войск, их оснащении.

До прихода Гитлера к власти наши отношения с Германией были взаимно заинтересованными… Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого, точно так же против правых.

Тухачевский признал лишь упущения в боевой подготовке, медленной реконструкции железнодорожных узлов, строительстве оборонных объектов, формировании новых частей, что ничуть не ослабило армию.

Тухачевский говорил, а судьи прятали от него взгляды, не догадываясь, что четверо из них — Блюхер, Алкснис, Белов, Дыбенко, вскоре сами сядут за перегородку. За столом мог быть начальник ГУ РККА Я. Гамарник, «совесть армии», как его называли, но он не поверил в чудовищные обвинения, отказался войти в члены суда и застрелился. Почти все судьи, кроме Буденного, Шапошникова, Ульриха, впоследствии были расстреляны: Блюхер умер от побоев во время следствия, Горячев, подобно Гамарнику, избежал ареста, застрелившись. Лишь В. Примаков подтвердил на процессе обвинения, в последнем слове обличил других подследственных, не пощадил никого, надеясь, что получит помилование. Лили слезы, клялись в любви к Родине, Сталину Фельдман, Корк.

Начавшийся 11 июня 1937 г. в 9 утра суд завершился после обеда. Ульрих зачитал приговор, всех восьмерых приговорили к расстрелу, лишению воинских званий, наград, конфискации лично им принадлежащего имущества.

В 23.30 приговор привели в исполнение во внутреннем здании НКВД СССР. Казнь поручили провести комендантy Военной коллегии Верховного суда Игнатьеву и коменданту Блохину. По непроверенным данным, расстрелом руководил маршал Блюхер, ставший вскоре врагом народа. Расстрел прошел под шум мотора грузовика, чтобы заглушить выстрелы. Ворошилов рассказал приближенным, что в последние мгновения Тухачевский крикнул: «Да здравствует товарищ Сталин, коммунизм!» надеясь, что казнь простая инсценировка, как было в прошлом, когда петрашевцев помиловали у виселиц, вождь пришлет фельдъегеря с указом о замене расстрела тюрьмой. На рапорте-акте об исполнении приговора сохранилась чья-то резолюция:

Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя.

Сталину было мало расправиться с талантливыми командармами, гордостью армии, кого ревновал к успехам, славе. Жену Тухачевского, Нину Евгеньевну Гриневич, расстреляли в Акмолинском лагере летом 1941 г. вместе с женами Уборевича, Гамарника. Умерла в лагере мать маршала Мавра Петровна. Погибли братья — майор запаса Николай, военинженер Александр, сестры Софья, Ольга, Елизавета, Мария дождались реабилитации в 1957 г. Чудом уцелели дочери, отправленные в астраханский детприемник, затем в детский дом под Свердловском для родственников репрессированных. Выжила любимая маршалом Юлия Кузьмина, вышедшая на волю в день Победы.

Сталин решил замести свои следы по командованию процессом, из девяти судей (среди них ни одного профессионального юриста) семеро повторили участь приговоренных ими. Вождь не тронул лишь бывшего унтер-офицера С. Буденного и командарма Б. Шапошникова, до революции полковника, несколько дней не дожившего до Победы. Неизвестно, при каких обстоятельствах уничтожили подписавших приговор, не тайна лишь дата убийства маршала В. Блюхера. В справке медчасти Лефортовской тюрьмы сказано: «Японо-немецкий шпион умер 11 ноября 1938 г. от закупорки легочной артерии». Если против Тухачевского с товарищами выдвинули обвинения, против Блюхера их не было, как и не было самого суда.

Не дожидаясь окончания процесса, приговора, Сталин разослал во все республики, области телеграмму, где о подсудимых говорилось, как уже о мертвых:

В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями ЦК предлагает организовать митинги рабочих, где возможно крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюции о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд должен быть окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра.

Черное клеймо германского шпиона стояло на имени Тухачевского до 1957 г., когда Главная военная прокуратура пересмотрела дело «Красных маршалов», за отсутствием состава преступлений всех реабилитировали, восстановили в партии — посмертно.

«У Сталина уже нет хороших полководцев», — изрек Гитлер, считая советского вождя бездарным стратегом в обороне Царицына, войне с Финляндией, радуясь, что чужими руками уничтожил цвет высшего советского командования.

Достигший высочайших успехов в борьбе с Колчаком, Деникиным, Тухачевский изведал радость побед и горечь поражений, подавлял Кроштадтский и Тамбовский мятежи, был бесстрашен под неприятельскими пулями, справедливо считался выдающимся полководцем. Характер был сложный, противоречивый, но не был дьяволом в человеческом обличье, как рисовали его перед войной. Жил, воевал в условиях тотальной диктатуры, с его талантом, умом выжить оказалось невозможно.

Член суда Семен Буденный пережил многих, признался, что Тухачевский не был заговорщиком, осудили невиновного:

— Но он сам во всем признался, я не мог усомниться в выводе следствия.