7. Сюжеты, меняющие мир

Сколь несуразно привычно для нас волшебство, в силу которого несколько писанных знаков вмещают бессмертные вымыслы, замысловатые похожденья ума, новые миры, населенные живыми людьми, беседующими, плачущими, смеющимися.

Владимир Набоков. Бледное пламя

Алоис Шикльгрубер родился в 1837 году в крошечной деревушке Штронес, расположившейся на холмах в северной части Австрии. Шикльгруберы были крестьянами, однако Алоис сумел получить хорошее место на государственной службе. Он поселился в городе Линц; у него появилось девять детей, среди которых был и страстно увлеченный оперой мальчик по имени Адольфус.

По свидетельству Августа Кубичека, друга юности Адольфуса, в шестнадцать лет они оба посетили постановку оперы Рихарда Вагнера «Риенци, последний трибун». Два друга целых пять часов глазели со своих дешевых мест вниз на сцену, на которой разворачивалась история Колы ди Риенцо, смелого римского трибуна. Наконец, измученные бурными переживаниями, они покинули театр и пошли по ветреным улицам Линца.

Рис. 38. Адольфус в детстве

Обычно разговорчивый Адольфус был странно тих. Ни говоря ни слова, он повел друга к горе Фрейнберг, откуда открывался вид на Дунай. Там он остановился и сжал руки Августа. Дрожа от «экстаза и упоения», он проговорил, что «Риенци» раскрыл ему его предназначение. «Он рисовал мне грандиозные картины собственного будущего и судьбы своих подчиненных… Он говорил о том, как однажды люди придут к нему, чтобы он вывел их из рабства и привел к наивысшей свободе». После этого Адольфус удалился.

В молодости Адольфус мечтал стать великим художником. В семнадцать он бросил школу и отправился в Вену, где надеялся поступить в Академию изобразительных искусств. Однако ему дважды отказывали: с пейзажами и архитектурой все было хорошо, но юноше не удавались портреты. Адольфус был подавлен. Он влачил жалкое, бесцельное существование, в основном занимаясь продажей туристам небольших открыток с венскими достопримечательностями – в пересчете на сегодняшние деньги их стоимость не превышала десяти-пятнадцати долларов. Какое-то время он провел в ночлежке вместе с пьяницами и бродягами; чтобы избежать укусов клопов, ему приходилось часами шататься по улицам. Он ел в столовых для бездомных, зимой чистил снег и грелся в общественных местах, а также иногда подрабатывал носильщиком.

Родственники Адольфуса пытались устроить его на работу помощником пекаря или таможенником, но он не желал их слушать. Несмотря на годы борьбы и страданий, он не переставал верить, что прозрение во время «Риенци» окажется правдивым и он сумеет приобрести известность.

Фамилия Адольфуса была не Шикльгрубер; его отец, Алоис, был незаконнорожденным ребенком и поэтому получил фамилию своей матери. Через некоторое время после рождения сына мать Алоиса вышла замуж за Иоганна Георга Гидлера. Когда Алоису было тридцать девять, он взял фамилию отчима; у нее было несколько вариантов написания – Гидлер, Гюттлер или Гитлер. Занимавшийся сменой документов Алоиса чиновник допустил ошибку в его новой фамилии, и так Алоис Шикльгрубер стал Алоисом Гитлером.

Один из лучших биографов Адольфа (Адольфусом его назвали при рождении), Ян Кершоу, пишет: «Гитлер был одним из немногих людей, о которых с полной уверенностью можно сказать: без его фигуры ход истории был бы совершенно иным». Историки бесконечно строят догадки о том, как изменился бы XX век, если бы Гитлера приняли в Академию искусств или если бы он не посетил ту оперу в 1906 году и не преисполнился фантазий о самом себе в роли спасителя своего народа.

Специалисты сильно сомневаются в правдивости мемуаров Августа Кубичека, «Молодой Гитлер, каким я его знал», однако эпизод с «Риенци» похож на правду. В 1939-м Гитлер посетил семью Зигфрида Вагнера (сына знаменитого композитора) в Байройте. Дети Зигфрида полюбили его и стали называть «дядей Волком». Жена Зигфрида, Винифред, стала близкой знакомой Гитлера, и он доверил ей рассказ о впечатлениях от «Риенци»: «Все началось именно тогда» – «всем» был процесс, в ходе которого ничем не примечательный юноша превратился в фюрера. Впоследствии Гитлер рассказал об этом членам узкого круга приближенных (в их число входил, например, его личный архитектор Альберт Шпеер) и своим генералам.

Конечно, это не значит, что, пропусти юный Адольфус «Риенци», мир избежал бы Второй мировой войны и холокоста, однако даже самые скептично настроенные историки признают, что великие героические саги Вагнера – сюжеты о германских богах и рыцарях, валькириях и гигантах, изображенных во всем своем величии, о добре и зле – в некотором роде сформировали характер Гитлера.

Рис. 39. «Внутренний двор старой мюнхенской резиденции» (The Courtyard of the Old Residency in Munich) Адольфа Гитлера (1914). В 1983 году в Швейцарии вышла книга под названием «Адольф Гитлер: картины и эскизы» (Adolf Hitler as Painter and Draftsman). В ней представлены около 750 акварелей, работ маслом и эскизов Гитлера. Книга была предложена нескольким нью-йоркским издательствам, однако «была отвергнута по той причине, что ее читатели могут посчитать Гитлера человечным»

Вагнер был не только гениальным композитором. Он был редкостным шовинистом и написал достаточно много провокационных политических брошюр, а также являлся жестоким антисемитом и предлагал «окончательное решение» вопроса еврейской опасности задолго до того, как начали действовать нацисты. Гитлер буквально молился Вагнеру и называл его музыку своей религией. Он прослушал части тетралогии «Кольцо Нибелунга» более 140 раз и никогда не путешествовал без пластинок с любимыми записями. Он считал композитора своим наставником, идеалом и истинным предком. По мнению Андре Франсуа-Понсе, в 1930-х являвшегося послом Франции в Германии, Гитлер «проживал» музыку Вагнера и верил, что он сам – герой его опер; он был Лоэнгрином, Зигфридом и, наконец, Парсифалем. Иными словами, он верил, что является современным рыцарем, который борется с силами зла.

Рис. 40. Рихард Вагнер (1813–1883)

Известный биограф Гитлера, Иоахим Фест, соглашался с Франсуа-Понсе: «Властитель Байройта [Вагнер] был для Гитлера не только образцом для подражания, но и идеологическим наставником… [Его] политические сочинения и оперы сформировали основы мировоззрения Гитлера… В них он нашел “непоколебимые основания”, объясняющие то, как он воспринимал жизнь». Сам Гитлер говорил, что «всякий, кто хочет понять национал-социалистическую Германию, должен понимать музыку Вагнера».

Сюжеты и персонажи

Выдуманные персонажи – всего лишь чернильные узоры на бумаге (или пятна краски на целлулоидной пленке). Они живут в чернильных домах и чернильных городах, работают на чернильных работах и переживают из-за чернильных проблем. Чернила – их пот, слезы и кровь. Однако, несмотря на это, они с легкостью проникают через тонкую перегородку, отделяющую их вселенную от нашей. Они перемещаются по нашему миру и обретают в нем настоящую власть. Как мы уже видели, это в особенности верно в отношении священных книг. Люди, о которых рассказывается в Библии, оживают; изменяя наше поведение и традиции, они оказывают влияние на исторические отрезки и целые культуры.

То же касается и прочей литературы. В 1835 году Эдуард Бульвер-Литтон написал роман «Кола ди Риенцо, последний римский трибун». Это произведение вдохновило молодого Рихарда Вагнера, который решил создать на его основе оперу. Бульвер-Литтон освободил своих персонажей из оков чернил и бумаги, а Вагнер поместил их на сцену и перенес их истории в музыкальную форму. Эта музыка изменила что-то в Адольфе Гитлере и – посредством Гитлера – в мире. Персонажи Вагнера – Зигфрид, Парсифаль и ди Риенцо – оказались весьма значимыми факторами среди заставивших человечество пережить самую страшную войну в истории.

Одиннадцатое издание Энциклопедии Britannica подробно рассказывает о художественной литературе; утверждается, что она оказала «на судьбу человечества такое же влияние», как и покорение огня. Однако так думают не все. Уистен Хью Оден писал, что «поэзия ни к чему не приводит», а Оскар Уайльд считал, что «искусство в целом довольно бесполезно». С их точки зрения, искусство практически не оказывает влияния на зрителей и слушателей. Большинство людей, наконец, вовсе не глупы и прекрасно осознают разницу между реальностью и выдумкой; вот почему они сопротивляются тому, чтобы ими манипулировали.

Рис. 41. «Литература» (Literature). Джеймс Коэнлайн, 2007

До каких-то пор основания для этой дискуссии не были особо серьезными. Среди них было, например, повествование о бедствиях одной девушки по имени Элиза Харрис. Молодая и прекрасная, смелая и добрая, Элиза была рабыней некоего Артура Шелби. Не в силах выдержать продажу своего маленького сына Гарри «в низовья реки», более богатым плантаторам с дальнего юга, она убегает с ним на север. Ее история с 1851 года публиковалась в National Era; читатели, затаив дыхание, следили за тем, как Элиза останавливалась на южном берегу реки, окидывая взором безбрежное ледяное поле, отделяющее штат Кентукки от свободного Огайо. Уже были видны нагонявшие ее преследователи: они быстро приближались, и Элизе пришлось ступить на нетвердый лед. Поскальзываясь и перепрыгивая с льдины на льдину, она продвигалась к противоположному берегу – к долгожданной свободной жизни в Канаде.

В 1852 году история борьбы Элизы и другого раба из поместья Шелби, дяди Тома, была переиздана в твердой обложке. Она стала самой продаваемой книгой XIX века в Америке – после Библии, конечно. «Хижина дяди Тома» разделила американцев на две противоборствующие стороны. Изобразив все ужасы рабства, книга воодушевила северных аболиционистов, одновременно вызвав оживление среди выступающих за рабство южан. Рабовладелец Саймон Легри – настоящий садист с кулаком «величиной с молот кузнеца». Он потрясает им перед своими рабами и говорит: «Мой кулак крепок, как железо, а стал он таким оттого, что колотил негров. Я никогда не видал негра, которого не мог бы сбить с ног одним ударом».

В середине Гражданской войны президент Авраам Линкольн встретился с Гарриет Бичер-Стоу и произнес знаменитую фразу: «Так вы и есть та самая маленькая женщина, из-за книги которой началась эта большая война!» Линкольн, конечно, перегнул палку с лестью, но историки соглашаются, что «Хижина дяди Тома» «оказала сильнейшее влияние на американскую культуру (и продолжает это делать)», разжигая конфликт, последствием которого стала жесточайшая война в американской истории. Более того, это произведение повлияло на международные отношения. Как пишет историк Пол Джонсон, «успех романа в Великобритании помог прояснить, почему… британцы, заинтересованные в экономических контактах с американским Югом, сохраняли строжайший нейтралитет». Если бы британцы вступили в конфликт, исход мог бы быть совершенно другим.

Рис. 42. Элиза Харрис пересекает реку Огайо. Рекламная афиша театральной постановки «Хижины дяди Тома» (1881)

Те, кто верит, что вымышленные истории так или иначе влияют на общество и отдельных людей, могут привести многочисленные тому доказательства: фильм Дэвида Гриффита «Рождение нации» поднял вопрос существования ку-клукс-клана; «Челюсти» 1975 года отрицательно повлияли на экономику маленьких прибрежных городков; «Рождественская песнь» Чарльза Диккенса сделала, по словам Кристофера Хитченса, современное Рождество чем-то угрожающим; «Илиада» заставила Александра Македонского возжелать славы (Сэмюэл Ричардсон как-то заметил: «Был бы Александр, безумец по природе своей, столь безумен, если бы не Гомер?»); публикация в 1774 году «Страданий юного Вертера» Гете вызвала волну подражательных самоубийств; такие романы, как «1984» Джорджа Оруэлла и «Слепящая тьма» Артура Кестлера, вооружили целое поколение против тоталитаризма; наконец, «Человек-невидимка» (Invisible Man) Ральфа Эллисона, «Убить пересмешника» Харпер Ли и «Корни» (Roots) Алекса Хейли во многом изменили отношение к расовому вопросу.

Список можно продолжать, однако это мало что доказывает – дело не в том, влияют ли вымышленные сюжеты на историю или отдельных людей, а в том, насколько происходящие с ними перемены предсказуемы и систематичны. Прочитав вышеприведенный список, скептик может зевнуть и сказать: «Но как это связано с наукой?»

В последнее время (примерно с началом роста популярности телевидения) психологи обратили особое внимание на то, как искусство формирует человеческое сознание. Выяснилось, что фильмы и книги действительно влияют на нас. Вне зависимости от формы, в которую облечен сюжет, он учит нас жизни, преподает азы морали, заражает страхами, дарит надежду и повергает в тревогу; все это меняет наше поведение, а то и саму личность. Исследования показали, что мы даже не осознаем, как меняется наше сознание. Чем глубже мы погружаемся в историю, тем сильнее ее влияние на нас.

Большинство из нас уверено, что способно отличить выдумку от реальности, и всегда разделяет информацию, полученную из художественных произведений, и ту, с которой мы сталкиваемся в повседневной жизни. Исследования показывают, что порой это не так. Вымышленная и реальная информация в человеческом мозге хранится вперемешку. Было доказано, что порой люди могут поверить в совершенно нелепые вещи: что опасно чистить зубы, что безумие можно «подхватить» во время посещения психиатрической лечебницы или что изобретение пенициллина можно считать настоящей катастрофой для всего человечества.

Только подумайте об этом! Возможно, художественные произведения научили вас стольким же вещам, как и все остальные источники знаний. Что бы вы, например, знали о работе полицейских без сериалов «C.S.I.: Место преступления» или «Полиция Нью-Йорка»? Что бы я знал о царской России без Толстого и Достоевского? Немногое. Что бы мне было известно о жизни британского флота при Наполеоне без романов Патрика О’Брайана? Еще меньше.

Я говорю не только о фактах. Толстой считал, что задача творца – «заразить» своих почитателей собственными идеями и эмоциями; «чем сильнее заражение, тем лучше искусство как искусство». Он был прав: люди зачастую переоценивают свою способность сопротивляться этому влиянию.

От жутких историй остаются шрамы; бойтесь этого. В 2009 году психолог Джоан Кантор провела исследование, которое доказало, что произведения в жанре ужасов нанесли травмы большинству из нас. 75 % участников эксперимента, посмотрев хоррор, сообщили о сильной тревоге, деструктивных мыслях и бессоннице. Для четверти испытуемых эти эффекты продлились более чем шесть лет. Наиболее интересно в эксперименте Кантор то, что она не исследовала исключительно художественные фильмы; материалом послужили новости, журнальные статьи, выступления политиков и так далее. Несмотря на это, для 91 % участников наиболее травмирующими оказались фильмы, а не реальные события вроде 9/11 или геноцида в Руанде.

Эмоции и идеи, скрытые в книгах и фильмах, чрезвычайно заразительны. Как пишет психолог Рэймонд Мар, «ученые постоянно находят подтверждения тому, что читатель подстраивается под идеи, высказанные в повествовании». Как оказалось, художественная литература более убедительна в вопросах изменения мнений, чем научная, которая базируется на аргументах и свидетельствах и как раз призвана убеждать. Например, если мы смотрим телепрограмму, в которой у двух героев что-то не получается в постели, наша этика изменится. Мы станем сильнее осуждать секс до брака и обращать больше внимания на предпочтения других людей. Если же, напротив, мы станем свидетелями положительного исхода, то станем более толерантными. Эти эффекты были замечены уже после однократного просмотра отдельно взятого эпизода телесериала.

То же справедливо и для насилия. За последние сорок лет эффект насилия в средствах массовой информации изучался многими специалистами; результаты исследований противоречивы, однако все они доказывают, что наблюдение за жестокостью так или иначе имеет последствия. Посмотрев программу с эпизодами насилия, взрослые и дети вели себя более агрессивно даже в лабораторных условиях; долгосрочные эксперименты позволили сделать предположение о существовании зависимости между количеством насилия, свидетелем которого человек стал в детстве, и склонностью к жестокости во взрослом возрасте (замечен и противоположный эффект: ознакомление с положительными сюжетами приводит к улучшению кооперативного навыка).

Таким способом могут формироваться не только самые примитивные реакции. Как я упоминал в предыдущей главе, ученые выяснили, что произведения искусства влияют на самые глубокие верования и личностные ценности каждого человека. Например, то, как изображаются представители различных рас, влияет на наше восприятие окружающих. Если белые зрители видят позитивный образ вымышленной чернокожей семьи – например, в сериале «Шоу Косби», – то они начинают проявлять большую дружелюбность к представителям этой расы. Примером противоположных последствий может служить ситуация, в которой зрители просматривают выступления чернокожих рэперов.

Что же происходит? Почему мы оказываемся марионетками в руках рассказчика? Здесь можно привести слова Сомерсета Моэма: писатели подслащивают горечь того, что собираются сообщить, самой формой рассказа. Читатели проглатывают приятное и практически не замечают послевкусия, что бы за ним ни скрывалось.

Схожее объяснение дают психологи Мелани Грин и Тимоти Брок. Они полагают, что чтение вымышленных историй связано с «радикальным изменением способа обработки получаемой информации». Исследование Брока и Грин показывает, что история меняет своих читателей тем сильнее, чем глубже они погружены в нее; те, кто сообщал о большей увлеченности сюжетом, испытали большие изменения своих убеждений. Такие люди также замечали гораздо меньше «фальшивых нот» (неточностей) в том, что читали. Дело, разумеется, не в том, что они распознавали их, но не обращали особого внимания (как если бы смотрели смешной, но глупый и плохо снятый фильм); увлеченные читатели просто не могли их увидеть.

В этом и заключается важнейший урок о формирующей силе любой художественной истории. Читая научную литературу, мы всегда готовы критиковать и относиться скептически. Однако, погружаясь в мир фантазий, мы забываем о необходимости быть начеку и позволяем сюжету вести нас за собой.

Рис. 43. Антон Павлович Чехов (1860–1904). Истории меняют наши ценности и, быть может, даже сами личности. В ходе одного эксперимента психологи предлагали участникам ознакомиться с рассказом Чехова «Дама с собачкой» и заполнить тесты до и после прочтения. По сравнению с контрольной группой, которая читала научную литературу, у испытуемых были замечены некоторые личностные изменения; возможно, так происходит потому, что мы ставим себя на место персонажей, как бы забывая о самих себе. Такие изменения могут быть «незначительными» и иметь временный характер, однако ученые задались важным вопросом: может ли многоразовое кратковременное обращение к художественным сюжетам привести к долгосрочным изменениям личности?

Мир фантазий таит еще множество загадок. Большинство проходящих в данный момент исследований имеет дело лишь с небольшой его частью. Люди меняют свое мнение о вопросах пола, расы, класса, насилия и этики, лишь прочитав небольшую историю или посмотрев короткое видео.

Сделайте выводы. Человек постоянно находится в контексте какого-либо сюжета, который формирует и меняет его. Если ученые правы, искусство может считаться одной из основных сил, которые делают жизнь такой, какая она есть. Разумеется, поражают истории о таких персонажах, как ди Риенцо или дядя Том: они перешли границу между выдумкой и реальностью и сумели изменить историю. Однако еще более поразительным можно считать то, как сюжеты постоянно трансформируют нас подобно тому, как поток воды обтачивает камень.

Холокост, 1933

Адольф Гитлер – яркий пример человека, на которого оказал влияние мир фантазий. Музыка, которую он любил, не сделала его лучше. Она не смягчила его и не заставила быть более терпимым к тем, кто был на него не похож. Напротив, Гитлер стал причиной войны, которая унесла более шестидесяти миллионов жизней; это произошло не вопреки его любви к искусству, но отчасти из-за нее.

Искусство было для Гитлера способом управления и тем, ради чего он это делал. В книге «Гитлер и сила эстетики» (Hitler and the Power of Aesthetics) Фредерик Споттс пишет, что главные цели фюрера были не столько военными или политическими, сколько творческими в самом широком смысле этого слова. Третий рейх должен был стать государством искусств. Споттс подвергает сомнению точку зрения тех историков, кто считает интерес Гитлера к искусству ложным или связанным исключительно с пропагандой: «Искусство вызывало у него столь же сильный интерес, как и расизм; не учесть этого было бы огромной ошибкой».

Рис. 44. Адольф Гитлер репетирует позы перед выступлениями на публике. Однажды Гитлер назвал себя «величайшим актером Европы». Фредерик Споттс соглашается с этим и говорит, что актерское мастерство Гитлера помогло ему загипнотизировать и мобилизовать немцев. Посмотрев «Триумф воли» (Triumph des Willens) пятнадцать раз, Дэвид Боуи сказал: «Гитлер был одной из первых рок-звезд. Он не был политиком; он был артистом. Как он работал с аудиторией! Он заставлял женщин падать в обморок, а мужчин – желать оказаться на своем месте. Мир никогда не увидит ничего подобного. Он превратил Германию в арену для своего шоу»

Вечером 10 мая 1933 года нацисты по всей Германии сжигали книги, написанные евреями, модернистами, социалистами, большевиками и просто теми, кто «не соответствовал духу нации». Это был акт очищения немецкого языка. Десятки тысяч немцев в Берлине слушали речь Йозефа Геббельса, который кричал: «Нет упадничеству и моральному разложению! Да – приличию и морали в семье и государстве! Предавайте огню Генриха Манна, Бертольта Брехта, Эрнста Глазера, Эриха Кестнера». С ними на кострах пылали и детища Джека Лондона, Теодора Драйзера, Эрнеста Хемингуэя, Томаса Манна и множества других писателей.

Вдохновленные музыкой Вагнера, нацисты понимали, что персонажи книг чрезвычайно влиятельны и опасны. Они уничтожали их, чтобы было легче начать уничтожать живых людей.

Среди книг, сожженных в 1933 году, была пьеса «Альманзор» (Almansor), написанная в 1821-м немецко-еврейским писателем Генрихом Гейне. Именно оттуда знаменитая пророческая строчка: «Начав сжигать книги, они непременно станут сжигать и людей».