Дома окраины города Ашшура все были одинаковыми – одноэтажными, прямоугольными, с глухими наружными кирпичными стенами и плоскими крышами. Вдали, в центре города, виднелись дворцы, храмы и ступенчатые башни-зиккураты. Иштархаддон с Игорем направлялись сейчас именно туда. Жизнь на улицах окраины кипела вовсю. Запах печеных ячменных лепешек витал в воздухе. Сотни босоногих людей в длинных рубахах передвигались по дороге, неутомимо волокли за собой повозки с тюками ткани, мешками, маленькими горшками и большими кувшинами, известняковыми плитами, высохшей глиной, связками тростника. Они перекрикивались между собой на ассирийском языке, но речь их часто звучала с акцентом. Многие мушкены не были похожи на семитов-ассирийцев – встречались среди них светловолосые и голубоглазые северяне, или наоборот, курчавые черные негроиды. Когда Благородные проходили мимо, "склоняющиеся ниц" шустро валились на колени, не желая, очевидно, быть наказанными палкой, и так же быстро вскакивали потом на ноги, чтобы продолжить то, чем занимались до этого. Все мушкены были парнями-здоровяками, с мускулистыми руками и ногами. Они охотно пускали в ход кулаки – проходя по улицам, Игорь увидел не меньше десятка потасовок – серьезных, с кровью и хрустом костей. Маленькие дети в огромном количестве шныряли под ногами – голые, чумазые и исцарапанные. А вот чего Игорь не увидел – так это ни одного подростка от двенадцати до шестнадцати лет, и ни одного мужчины старше сорока лет. И ни одной женщины, само собой. Последнему обстоятельству Игорь уже не удивлялся. Догадывался он о здешних порядках.

– На окраине города стоят жилища, в которых живут мушкены-ремесленники, – сказал Хадди. – Этим домам тысячи лет, и простоят они еще тысячи. Они построены их обожженного кирпича, а он прочнее чем камень. Дома принадлежат не мушкенам: и домами, и самими мушкенами владеют семьи авелу. Не удивляйся, что на улицах нет женщин. Женщин здесь мало, и все они сидят по домам. До первой вечерней стражи женам мушкенов разрешено выходить только во внутренние дворы домов.

Все чаще на улицах стали попадаться бородатые люди – не менее, впрочем, занятые и озабоченные, чем их слуги, и через некоторое время Игорь понял, что они вошли в зону, заселенную свободными и полноправными гражданами Ашшура – авелу. Дома здесь почти не отличались от домов склоняющихся ниц, но, судя по всему, жили в них не в такой скученности и бедноте, как в кварталах мушкенов. Отстояли эти дома друг от друга на приличное расстояние, а между домами появились деревья – в основном цитрусовые, высаженные аккуратными рядами. В тени деревьев Игорь увидел группки женщин, сидящих на каменных скамеечках. Все женщины отличались необычайной дородностью. Широкие, богато украшенные одежды не могли скрыть жирных складок их раскормленных тел. Толстые матроны вели между собой неторопливые разговоры, а маленькие дети носились между деревьями с громкими криками. Возраст женщин Игорь определить не мог, поскольку лица их были скрыты белыми, почти непрозрачными накидками.

– Не пялься на жен и дочерей человеков, – вполголоса сказал Хадди. – Это неприлично. Да и не на что там смотреть, честно говоря. После красивых женщин вашей дикой страны они покажутся тебе расплывшимися, как несвежее ячменное тесто. Тебе повезло, Игар. Ты живешь в хорошем месте. Да простит меня великая Иштар, но я хотел бы жить в твоей стране. Ты даже не представляешь, как хорошо вы живете. Хотя и неправильно. Непонятно, почему ваши боги разрешают вам жить так неправильно и в то же время так хорошо.

Игорь молчал. Сегодняшний изнурительный многочасовой переход доконал его. Игорь отупел. Он не соображал ничего.

И когда они наконец-то добрались до квартала, принадлежащего роду Слышащих Иштар, когда они вошли во двор родного дома Иштархаддона, Игорь обессиленно повалился на колени и уперся лбом в землю. Встать он уже не мог.

Как оказалось, сделал он все правильно. Именно так и нужно было вести себя человеку, вернувшемуся через много лет скитаний к родному очагу.

Родственники и слуги Иштархаддона выбежали во двор, приветствуя его громкими радостными криками. Хадди снова начал свой рассказ заплетающимся пересохшим языком. Но Игорь уже не слышал и не видел этого. Он упал на бок и заснул.

Сильные руки бережно подняли его и понесли в дом.

– В Ашшуре снова стало слишком много людей, – сказал Хадди. – Мушкенам начинает не хватать еды и поэтому у них чешутся кулаки. Только за вчерашний день в кварталах мушкенов было убито в драках полсотни склоняющихся ниц, а еще дюжина слуг была схвачена стражниками как нарушители порядка. Сегодня их принесут в жертву богам. А варду в последние месяцы вообще почти не получают кормежки и питаются только отрубями и человечиной. Они мрут как мухи, некому работать на полях, и это опять-таки уменьшает урожай. Похоже, что скоро будет война. Со дня на день боги объявят войну. Если никто не нападет на нас раньше. Ты знаешь, Игар, в последние годы я предпочитаю, чтобы нападали на нас. При этом не нужно выстраивать армии, читать утомительные заклинания и приносить большие жертвы богам. Враги приходят сами – всего-то и остается, что убить их. Похоже, что я обленился, брат мой. Наверное, я начинаю стареть.

– Как – человечиной? – пробормотал Игорь. – Что значит питаются человечиной?

– Человечина – это мясо мушкенов и варду, – невозмутимо пояснил Иштархаддон. – Мясо авелу не может быть съедено людьми, и их тела скармливают только жертвенным львам. Конечно, склоняющиеся ниц тоже не должны употреблять в пищу мясо людей, и поэтому человечину едят только рабы. Это основная их пища. Так заведено Ашшуром, богом богов.

– Да что же у вас здесь за порядки варварские! – выкрикнул Игорь со слезой в голосе. – И это нас-то вы называете дикарями?! Все рабы у вас бабы, и кормите вы их друг другом! Людоеды вы! Звери!

– Я никогда не ел человеческого мяса, – надменно сказал Хадди. – Если я попробую хоть кусочек человечины, то сам стану рабом. Так что не произноси напрасных оскорблений, чужеземец. В нашей стране умирает много людей, но много и рождается. Что предлагаешь ты делать с умершими? Закапывать в землю или сжигать, как это делается в вашей стране? Наши боги не потерпели бы такого расточительства. У нас нет таких обширных пустых пространств, как у вас – каждый плодородный участок наших земель засеян ячменем, горохом или кунжутом. Низшие сословия людей плодятся быстрее, чем овцы и козы. И умирают тоже быстрее. Не думай, что мы относимся к этому так просто. Великий бог Ашшур дал нашим предкам такое правило: если раб или склоняющийся ниц умрет сам по себе, то мясо его не может быть съедено людьми, оно разрубается на куски и кидается львам. Для того, чтобы мясо стало съедобным, человек должен быть живым принесен в жертву Ашшуру. Живым, и с соблюдением подобающих ритуалов. Ты видел, как это делается, когда мы шли к городу.

– И что, это на всех островах так заведено?

– Только беловолосые северяне так не делают, – с презрением произнес ассириец. – Они не едят своих мертвых, они сжигают их на кострах, поэтому царство их так слабо и невежественно. Их спасает то, что все их люди – воины, даже женщины и дети, и только потому царство северян никак не могут завоевать. Но у них вечно не хватает еды. Те северяне, что были захвачены нами в рабство, попали в Ашшур и стали потом мушкенами, признаются, что только здесь впервые наелись досыта.

– А меня?.. Меня вы ничем таким не кормили? – спросил Игорь, преодолевая тошноту. Он вспомнил, что в те три дня, пока он валялся на кровати, приходя в себя, его не раз угощали несоленым, но наваристым бульоном. – Мне человечинки не подсунули, а, сволочи вы этакие?

– Ты полный дурак, – усмехнулся Хадди. – Ты не понимаешь самых простых вещей. Я же сказал тебе, что человеческое мясо могут есть только варду. Тебе давали отвар из львятины – очень полезный, и кстати, очень дорогой. Я купил тебе самые целебные части двух взрослых львов – их мужские органы. Их отварили, и дали тебе отвар, и это так быстро оживило тебя и дало тебе силы.

Игорь подавился слюной. Слава богам, его не стошнило, но он поклялся, что отныне будет вегетарианцем. Самым строгим вегетарианцем в царстве Ашшур.

Итак, Игорь, именуемый теперь Шулманашаром, воспользовался положением больного и провел в постели целых три дня. Он ожидал, что спать ему придется на какой-нибудь жесткой циновке на полу, но к удивлению его, ему досталась самая настоящая кровать – широкая и достаточно мягкая, с бронзовыми ножками, отлитыми в виде львиных лап. Подушки, правда, не было – видимо, ассирийцы до сих пор так и не изобрели подушек, но шерстяных покрывал имелось вдосталь. Также в комнате наличествовало немалое количество мебели – стол, пара кресел, плетеных из тростника, несколько своеобразных табуреток, расставленные ножки которых заканчивались настоящими козьими копытами. Два раза в день приходила служанка-мушкен, этакая аппетитная пышка-блондиночка из северянок. Она убиралась в комнате и приносила Игорю еду. Игорь с удовольствием заманил бы ее к себе в постель, но, во-первых, не мог себе позволить разговаривать, а во-вторых, не знал, как к этому действию отнесутся местные законы. Боялся он, что отрубят ему руку или что-нибудь еще. А это никак не входило в планы Игоря Маслова. Он надеялся в скором времени вернуться домой. А поэтому он только изучал из-под полуприкрытых век прелести служанки, хорошо очерчиваемые тонкой шерстяной рубашкой. Предавался, короче говоря, навязчивым эротическим мечтам.

Запирающейся двери в комнате не было – только прямоугольный проем со свисающим полосатым покрывалом, поэтому Игорь вынужден был весь день париться в фальшивой бороде, чтобы не застали его с неподобающе голым подбородком врасплох. Зато в стене комнаты имелись два маленьких квадратных окна, выходящих во внутренний двор, – Игорь наблюдал через них жизнь дома, всматриваясь во все глаза и вслушиваясь во все уши. Скоро он уяснил: то, что он живет в отдельной комнате – не правило, а исключение в жизни ассирийцев. Хадди сказал ему по секрету, что приказал отгородить эту комнату от основного помещения заранее, поскольку предчувствовал, что двойник-чужеземец посетит это жилище. Остальные же обитатели дома жили друг у друга на виду в огромных помещениях – по одному на каждую семью. Жизненный уклад авелу, в том числе и Благородных, лишал их того, что так ценилось людьми европейской культуры – возможности существовать приватно и независимо. Проще говоря, не было у них никакой личной жизни, и все тут. Да, похоже, и ни к чему это было – личная жизнь. Двухэтажный дом принадлежал Иштархаддону и семьям трех его младших братьев-полководцев. Обычно Хадди и братцы отсутствовали дома днями, а то неделями кряду, где-то за городом муштруя отряды воинов-мушкенов. Жены же братьев целыми днями сидели во внутреннем дворе, на скамейках вокруг каменного колодца, в тени низких раскидистых деревьев и кушали. Точнее сказать, жрали, потому что назвать кушаньем это бесконечное поглощение всевозможной еды язык не поворачивался. Лепешки, густо намазанные сливками, нежный сыр, жареное мясо, финики, маслины, отваренные в молоке фисташки, виноград… Тетки наворачивали все подряд в таких сочетаниях, что нормальный желудок не выдержал бы. Похоже, что на острове было не так уж и мало разнообразной еды. Только вот распределение ее было чудовищно неравным – низшие касты умирали от голода и питались мясом себе подобных, а высшие лопались от переедания.

Обычно у колодца восседало семь теток – кто из них был чьей женой, Игорь не знал, да и какая в том была разница? Время от времени тетки устраивали между собой громкие перебранки, переходящие в потасовки, таскание друг друга за волосы и попытки выцарапать друг другу глаза. Тогда из дома выползала главная жена одного из братьев – мрачная, кривая и чудовищно толстая, и лупила их палкой.

Скучно было этим женщинам. Невероятно скучно. Мужей своих они почти не видели – да и вряд ли братья Иштархаддона, молодые мужики в самом соку, красивые и сильные, охотно исполняли свои супружеские обязанности в постели с такими бегемотообразными уродинами. Домашней работы жены Благородных не делали, за детьми не ухаживали – все это входило в обязанности многочисленных слуг и служанок. Дети в возрасте до десяти лет свободно носились по двору и по улицам – никто особо не присматривал за ними. Детей старше десяти не было – может быть, никто не не достиг еще такого возраста, а может, после десяти детки Благородных попадали в какие-то особые, предназначенные для их воспитания места.

У Иштархаддона, в отличие от его братьев, не было ни жен, ни детей. Игорь уже успел вызнать это. Иштархаддон сильно отличался от всех своих родственников – и по образу жизни, и по образу мыслей, и даже по внешности.

Игорь вспомнил визит трех младших братцев Иштархаддона на второй день после того как он попал в этот дом. Они были очень похожи друг на друга – крепко сбитые, невысокого роста, квадратнобородые, с большими горбатыми носами и черными глазами-маслинами. Трое братьев были похожи друг на друга, и в то же время не имели почти никакого сходства со своим старшим братом – Хадди.

Братья, как и положено коренным ассирийцам, принадлежали к семитской расе, и внешностью своей больше всего напоминали обычных теперешних арабов. Хадди же был копией Игоря Маслова. А Игорь не смахивал на араба, хоть ты тресни. Конечно, сам Игорь имел не вполне славянскую внешность, поскольку бабушка его была башкиркой. В результате такого слияния наций физиономия Игоря получилась гибридной – нечто европейское с небольшой монголоидной примесью. Темные волосы, слегка раскосые глаза, короткий прямой нос…

Два человека с одинаковыми несемитскими лицами стояли перед тремя братьями-полководцами из рода Слышащих Иштар. Два человека, не похожие на ассирийцев: Иштархаддон и Игорь Маслов. Военные братцы усиленно работали немногочисленными извилинами, пытаясь вспомнить, какое личико имел их Шулманашар до того, как был захвачен в плен дикими всадниками. И не вспомнили, само собой.

– Это он, – сказал Хадди. – Он, наш дорогой брат Шулманашар. Я выкупил его у жестких и необузданных скишшу. Конечно, он никогда не сможет командовать армией, потому что его сделали безъязыким. Но отныне он всегда будет со мной. Я научу его пользоваться мечом, и щитом, и коротким копьем, и луком, и персидским топором. Он будет править в бою моей колесницей, и если мы умрем от рук врага, то вместе. Ибо так повелела царица цариц, великая Иштар, мать нашего рода.

– Ладно, да будет так… – неохотно сказал один из братьев, выражая, очевидно, точку всех троих. – Приветствуем тебя, Шулманашар, на благодатной земле царства Ашшур. Удачи тебе и крови. Кровь жертв – богам. Кровь врагов – воинам. Кровь воинов – вечной их славе.

Игорь сдержанно кивнул головой. Он надеялся, что до крови дело не дойдет. Не был он любителем крови.

Хотя, как выяснилось позже, надеялся он напрасно.

Иштархаддон посещал Игоря каждый день. При этом Хадди каждый раз выставлял неподалеку от дверей стражу из двух подчиненных ему воинов, дабы те не подпускали никого близко к комнате. Иштархаддон и Игорь вели долгие беседы, и Хадди не хотел, чтобы чьи-то уши услышали то, что его свежеспасенный из плена братец, оказывается, прекрасно владеет своим отрезанным языком.

Игорь задавал бесконечные вопросы. Ассириец отвечал – терпеливо, подробно, порою многословно, упоминая на каждом шагу великих богов и прославляя силу и непобедимость своей армии. Игорь вычленял из словесной шелухи главное, анализировал, раскладывал все по полочкам, и картина жизни острова вырисовывалась в его голове день ото дня все четче и яснее. От недоумения он переходил к ужасу, от ужаса – к пониманию. То, что раньше казалось ему признаками дикарского хаоса, оказывалось проявлениями безусловного порядка. Порядка необычного, недопустимого для современного человека, но абсолютно привычного и даже необходимого для человека, живущего в царстве Ашшур.

Островное государство Ашшур было абсолютно милитаризированным, война представляла главную цель его существования – стержень, на котором держался весь уклад жизни и образ мыслей ассирийцев. Военная обязанность была всеобщей и распространялась на всех, кроме рабов. Впрочем рабы и не смогли бы воевать – почти все они были женщинами. В сущности, на этом и было построено разделение на варду и мушкенов – тот, кто мог держать в руках оружие, повышался в своем статусе до "склоняющегося ниц", получал право жить в каменном жилище, питаться не человеческим мясом, а ячменными лепешками, заниматься ремеслом. В военное время мушкены становились солдатами и без числа отдавали жизни свои за Ашшур. А рабыни-варду, что же они? Их уделом был самый грязный и тяжелый труд, а также бесконечный процесс вынашивания и родов детей.

Кто был отцом этих детей? Конечно, те же самые мушкены. Низшим сословиям – мушкенам и варду запрещалось создавать семьи, как существам неполноценным. В то же время не возбранялось, даже поощрялось их "спаривание" (как брезгливо выразился Иштархаддон). Люди низших каст плодились на острове, несмотря на то, что существование их было голодным, бесправным, на грани жизни и смерти. Царство нуждалось в новых солдатах для войн, в новых рабынях для производства еды. В положенные распорядком дни мушкены входили в жалкие жилища рабынь и зачинали новых и новых детей на подстилках из грязной соломы. Те из детей, кому повезло родиться мальчиками, пополняли ряды слуг и воинов; те же, кто рождался девочками, навсегда оставался среди грязных и голых рабынь, редко доживающих даже до тридцати лет.

Несмотря на крайнюю убогость существования низших каст, Ассирия была царством строгого порядка и всеобщего, охватывающего любую мелочь, учета. Значительная часть авелу в мирное время работала чиновниками разных степеней. Они получали жалование от царя и отрабатывали его старательно и преданно. Они заносили в свои глиняные таблички каждую овцу, каждый мешок зерна, каждый кувшин молока, каждую рабыню, расчлененную и скормленную варду. Все, что выращивалось и производилось на острове, подсчитывалось и отмечалось клинописными значками на глиняных табличках. Никому из чиновников не приходило в голову утаить или украсть даже самую малость. Можно было привести простое объяснение для такой безукоризненной честности: на острове существовало только одно наказание за все значительные проступки – смертная казнь в сотнях своих ужасных разновидностей. Никому из авелу не хотелось рисковать головой из-за меры ячменя или куска баранины. И все же Игорь находил что-то неестественное, не свойственное человеку в столь безукоризненном, патологическом послушании. Оно напоминало ему автоматизм шестеренок, расставленных рукой мастера в правильно отлаженном механизме. Шестеренка имела только два варианта своего существования – либо работать точно и правильно, либо сломаться и быть замененной и выкинутой на свалку.

Но если есть механизм, то кто его мастер? Кто Создатель, вылепивший этот маленький мирок, нарисовавший его карту, расставивший на карте домики, городские стены и грозные боевые башни, разлиновавший остров полями ячменя и рощами финиковых пальм? Кто запустил людей в этот мир, чтобы они жили здесь и правильно выполняли функции, предназначенные им Создателем, не задумываясь, хорошо это или плохо? Кто заботился о том, чтобы на острове, крайне ограниченном в ресурсах продовольствия, люди сохраняли постоянную свою численность – размножались как крысы в грязи рабских тростниковых хижин и тысячами умирали в бессмысленных войнах?

Боги? По всему выходило, что главными распорядителями здесь были местные боги. Игорь Маслов готов был уже поверить в этих богов. Бог, царствующий в христианском мире, был слишком абстрактен для Игоря – он находился непонятно где, выглядел непонятно как, и общался с людьми посредством пророков, изрекающих послания Божии настолько туманно, что каждый мог трактовать их по своему разумению. К тому же, если Бог и вмешивался в человеческую жизнь, то настолько слабо и опосредованно, что лично Игорь этого не ощущал. Всего этого было достаточно, чтобы воспринимать Бога как некий символ – скорее моральную условность, а не нечто существующее реально.

Боги этого государства – Ашшур и Иштар (если они существовали, конечно) – были похожи на людей. Плохих людей. Людей, не столько управляющих созданными ими островом, сколько развлекающихся. Они не заботились о том, чтобы люди, подвластные им, жили хорошо. Их вполне устраивало то, что род человеческий на их острове не прерывался и исправно поставлял новые человеческие фигурки для войны. Для смерти.

Тот, кто создал слепуны, отгородил их от остального мира и заселил древними людьми, определенно обладал больной, извращенной фантазией.

– Скоро будет большая война, – повторил Хадди. – И это очень некстати. Я не успел доделать то, из-за чего приходил в ваш Дикий мир. Теперь мне нужно спешить. Я должен сделать это. И ты должен мне помочь. Я привел тебя сюда именно из-за этого.

– Зелье Иштар? – спросил Игорь, вспомнив слова Милены. – Так, по-моему, это называется?

– Цветок Иштар. Цветок Юности.

– Это что, какое-то растение?

– Это снадобье. Если я намажусь им, то никакое оружие врага не сможет поразить меня.

– Ты хочешь стать неуязвимым в бою?

– Да. Неуязвимым. Но не в войне с врагами из других царств. Я хочу воевать с нашим царем. С Ададашаредом Девятым. Я хочу убить его.

– Чем он так провинился перед тобой?

– Он провинился перед богиней. Перед великой Иштар, покровительницей рода моего. Ададашаред Девятый, повелевающий царством нашим, должен отдавать одинаковые почести всем богам-покровителям страны. И до сих пор так и было. Ададашаред же уверовал в то, что ему достаточно почитать одного лишь Ашшура. В последние годы великой Иштар почти не приносят жертв. И она рассердилась. Гнев ее обрушился большими бедами на нашу страну. Мятежи мушкенов, нужда, засуха и голод – это то, что пришлось пережить нашей стране за последние два года. Царь приносит своему покровителю богу Ашшуру большие жертвы, но это не может помочь. Ибо источник этих бед не Ашшур, а Иштар.

– Откуда ты знаешь, что это – воля богини Иштар?

– Она сама сказала мне.

– Сказала?!

– Сказала. Хотя наш род и называется Слышащие Иштар, лишь немногие из мужей нашего рода могут действительно слышать голос богини. Я – один из таких. Я слышу ее голос даже лучше, чем Шамшининурт, мой старший брат, верховный жрец храма. "Царя Ададашареда нужно убить", – так сказала мне Иштар. Когда она в первый раз заговорила со мной, я очень испугался. "Как же я могу убить царя? – спросил я. – Ведь власть дана его роду богами со времен сотворения мира, и не может быть отнята человеком". "Нет, это не так, – сказала мне мудрая Иштар. – Царственность дается богами, но отнимает ее человек. И если человек, отнявший у правителя царственность, достоин быть царем страны более чем тот, кто был царем доселе, то царственность даруется ему волею богов. Иди, Иштархаддон, в Дикую страну, и добудь Цветок Юности, и стань неуязвимым, и порази мечом своим царя, ибо семья его и род его свирепо мной прокляты и должны быть искоренены из страны".

"Сказка, сказка, сказка, – говорил себе Игорь, слушая Иштархаддона. – Судя по всему, затевается большой мятеж – эта самая богиня Иштар собирается скинуть с трона не только царя, но и самого бога Ашшура, и занять первое место в местной божественной иерархии. Все это очень похоже на сказку. На плохую сказку, с которой хочется покончить побыстрее".

– Мы теряем время, – сказал Игорь. – Я уже здоров, Хадди. Теперь мы должны заняться делом. Цветок так цветок – я не против. Говори, что от меня требуется.

– Мы пойдем в храм Иштар Говорящей, – сказал Хадди. – В сокровищницу, содержащую тайные знания, украденные богиней у мудрого Эйя.