Иштархаддон извлек из кожаной сумки кусок сыра и ячменную лепешку, предложил Игорю. Игорь вежливо отказался – отбило ему аппетит начисто. Хадди жевал сыр и хлеб, запивал его какой-то гадостью из небольшого меха и втолковывал Игорю, что и как следует делать в этой стране, чтобы самому не попасть на жертвенный стол – на "кормежку" кровожадным богам.

– В Ашшуре есть свободные люди, их приблизительно треть от всех, кто живет на острове, – объяснял Хадди. – В вашей стране вы назвали бы их полноправными гражданами. В нашей стране они именуются авелу – «человек», или мар авелим – «сын человека». Авелу – это настоящие ассирийцы, чья принадлежность к древним родам записана в летописях. Все, что есть в этой стране, и сама земля этой страны принадлежит только авелу. Все остальные делятся на мушкенов – «склоняющихся ниц» и варду – рабов. Всё это низшие люди – те, кто был захвачен на чужих землях в боевых походах и привезен сюда, а также их потомки. Раб может стать мушкеном, если научится хорошо воевать. Но никогда мушкен не станет авелу. Ты теперь – авелу, Игар, ты должен это хорошо усвоить и вести себя соответственно.

– Как же я могу вести себя соответственно, если я понятия не имею, что это означает? – озадаченно спросил Игорь. – Нужно родиться и вырасти авелу, чтобы знать, что можно делать, а что нельзя.

– Это так, – согласился Хадди. – И поэтому я придумал для тебя хорошее объяснение. Один из моих младших братьев, Шулманашар, был захвачен в плен дикими всадниками в юном возрасте. Это случилось двадцать лет назад. Конечно, он давно уже мертв. Так вот, я скажу, что он, то есть ты, выжил, и я прознал о том и выкупил тебя из неволи. Такое бывает редко, но все же иногда бывает. Теперь ты Шулманашар. Ты не помнишь почти ничего о порядках царства Ашшур, ты не можешь говорить, потому что тебе отрезали, как и положено пленнику диких всадников, половину языка. Теперь ты будешь немым, но в то же время и не глухим. Ты сможешь слушать меня, но сам не выдашь своего неумения жить по нашим законам. Это хороший выход. Ты будешь везде ходить со мной, пользуясь покровительством великой Иштар и учиться…

– Э, подожди, – перебил его Игорь. – Ведь язык-то у меня на самом деле не отрезали. А если кто-нибудь обнаружит это?

– Не высовывай свой длинный язык из своего болтливого рта без дела, и никто это не обнаружит, – сердито сказал Хадди. – А будешь разговаривать – я и в самом деле укорочу твой язык наполовину – это пойдет тебе на пользу.

– Понял, – сказал Игорь и благоразумно заткнулся.

– Иногда, если нужно, я буду говорить тебе что-то на языке твоего народа – я хорошо знаю его. Мы выдадим это за говор диких всадников – все равно его почти никто не знает. Не спрашивай меня ничего, но запомни вопрос и задай его, когда мы останемся с тобою наедине. Не здоровайся в ответ мушкенам, когда они будут кланяться тебе до земли.

– А как я узнаю, что это мушкены?

– У них есть одежда, но нет бороды. Бороду носят только авелу. Слушай далее: мушкена ты можешь ударить, если он ведет себя недостаточно почтительно. Бить нужно палкой – рукой у нас не принято. Но никогда не прикасайся к рабам и не останавливай своего взгляда на них. Рабы – это ниже, чем животные…

– А как определить, что перед тобой раб?

– У них нет одежды. Никакой. И рабы не живут в городе. Ты увидишь рабов на нашем пути. Сейчас мы пойдем в город Ашшур и придем в мой дом. Все, кто живет в этом доме и соседних домах, принадлежат к моему роду. Род наш называется "Слышащие Иштар". Это один из родов Благородных.

– А что, авелу и Благородные – это не одно и то же?

– Благородные – это самые знатные и древние семьи из числа авелу. Они ведут свое происхождение от богов. В нашем царстве всего одна дюжина родов Благородных. Десяти из них покровительствует бог Ашшур. И только двум семьям – великая богиня Иштар. Это наш род и род "Глядящие на Иштар". Сейчас я третий сын своего рода.

– Что это значит?

– Первый сын после смерти отца всегда становится главой рода. Второй сын – всегда главный жрец родового храма. Третий сын – всегда большой полководец. Поэтому я – реб-решши . В вашем мире меня называли бы генералом.

– У тебя есть армия?

– Есть.

– Как же ты можешь так свободно покидать свою армию, и разгуливать, и вообще исчезать надолго с острова? Неужели тебя никто не хватился? И что сейчас делает твоя армия?

– Я – могу, – горделиво сказал Иштархаддон. – Потому что я разведчик. Я хожу на другие острова и узнаю о их подготовке к войнам. У меня есть дар одиночного перемещения, которым владеют очень немногие. Поэтому никто не удивляется моему отсутствию. А армия моя… Конечно, все мои люди сейчас работают. Наши воины – это мушкены. Когда нет войны, они – простые ремесленники. Ткачи, кузнецы, ювелиры, строители домов, медники, плотники, прачечники, пекари, пивовары и другие. Если случится война, все они возьмут в руки оружие. А если меня не будет в это время в Ашшуре, меня заменят три моих младших брата. Они тоже полководцы, хотя и не такие великие, как я.

– Стало быть, ты великий полководец? – поинтересовался Игорь, стараясь не выдать свою иронию.

– Великий, – без тени сомнения подтвердил Иштархаддон. – Когда мне было лишь полторы дюжины лет, пошел я войною на Элладу, и осадил город их Афины, и убил три тысячи их воинов, увел в плен полторы тысячи рабов, а две тысячи пленных ослепил на месте, и отрубил им кисти рук и стопы ног и не прижег раны огнем, и также одну тысячу велел посадить на кол, чтобы Иштар радовалась их мукам, и скормил потом их тела львам и собакам. Еще через два года остановил я со своей армией злобное нападение персидского полководца Хувахштры, и сам погнался за бегущим врагом, и убил четыре тысячи, четыре сотни и пять десятков их воинов, моих же воинов полегло только тысяча и две сотни, и сжег я шесть сотен домов Персидского царства. Об этом высечен барельеф в храме Иштар Говорящей. На следующий год…

Игорь слушал, а Иштархаддон говорил и говорил, все более распаляясь от самовосхваления. Игорю давно уже надоело бесконечное перечисление тысяч убитых и искалеченных, но он боялся перебить Иштархаддона. Непонятно ему было – какой смысл был в этих невероятно жестоких побоищах, если в них не захватывали ни города, ни сокровища, а только лишь убивали, убивали и убивали. Даже большую часть пленников не уводили в рабство, как логично было бы предположить, а уничтожали на месте, или калечили так, что вскоре они должны были умереть.

И самое главное: каким образом все эти огромные армии перемещались с острова на остров, если ни ногой не могли ступить в океан? По воздуху летали? Изобрели какие-нибудь дирижабли?

Игорь фыркнул, представив, как греческие гоплиты в золотых шлемах, с круглыми щитами и с короткими мечами десантируются при помощи парашютов. Хохотнул коротко Игорь, забывшись, и тут же получил затрещину от новоявленного своего братца.

– Уж не надо мной ли ты смеешься? – зловеще поинтересовался Хадди.

– Нет, нет, конечно, – торопливо сказал Игорь. – Прости меня, брат Иштархаддон. Ты – великий воин и я преклоняюсь перед твоими подвигами.

– Так-то лучше будет, – Хадди поднялся на ноги. – Пойдем, брат Шулманашар. Нам предстоит длинный путь. И не забудь, что отныне ты нем.

Игорь молча кивнул головой.

Сразу за рощицей начались бесконечные поля, засеянные ячменем, реже – пшеницей и горохом. Видимо, на этом острове собирали несколько урожаев в год, потому что на одних участках пахали и сеяли, другие поля были еще зелеными – колосья не набрали здесь силу, на некоторых же местах уже жали зрелый ячмень и увязывали его в снопы.

Грунтовая дорога, по которой шли Хадди и Игорь, была неширокой – по ней не проехала бы даже повозка. Иштархаддон, к счастью, шел медленнее – наверное, высокое положение Благородного не позволяло ему торопиться на виду у людей низкого положения. Игорь уже притерпелся к новым сапогам, а необычное зрелище примитивных сельскохозяйственных работ отвлекало его от жары. Стены Ашшура вырастали далеко на горизонте, и он надеялся, что через пару часов они все же доберутся до города.

– Почему мы все время идем пешком? – тихо спросил он, когда они отошли достаточно далеко от очередной группы рабов и мушкенов. – Ты же богатый и знатный человек. Тебе нужно ездить на лошади.

– У меня есть целых четыре лошади, причем две из них персидские, и хорошая боевая колесница, изукрашенная пластинами из меди и золота, – надменно ответил Хадди. – Только к чему мне гонять драгоценных лошадей, надобных для войны, из-за нескольких жалких часов пути? Вместо лошадей я мог бы взять паланкин с рабами – это намного дешевле. Сменяясь, рабы пробежали бы этот путь вдвое быстрее и донесли бы нас с тобой до города. Но мы же с тобой – воины. Не пристало нам ездить на носилках, как нежным женам и дочерям людей. Поэтому иди и не ропщи, Шулманашар.

Игорь уже не роптал. Видел он, что делают в Ашшуре с непокорными и с теми, кто показался хоть в чем-то непокорным. На его глазах надсмотрщики-мушкены избивали рабынь до крови кнутами из кожи – такой грубой, что каждый удар едва не вырывал из тела куски мяса. Рабы – голые, изможденные, были почти исключительно женщинами. На коже их – темной от загара и несмываемой грязи, отпечатались множественные розовые рубцы. Некоторые из женщин были беременны, но трудились наравне со всеми, выполняя работу, которая показалась бы непосильной и для многих мужчин. Рабыни волокли тяжелые плуги, впрягаясь в них по трое, они мотыжили землю, они бегом, понукаемые бичами надсмотрщиков, грузили снопы на тележки, и они же тащили эти тележки. Никаких тягловых животных не наблюдалось. Игорь вспомнил, что в древней Ассирии вдоволь было и ослов, и лошадей, и быков.

– Можно спросить? – прошептал он.

– Спрашивай.

– У вас что, не пашут на лошадях или быках?

– Нет, – отрезал Иштархаддон. – Я как-то раз видел по телевизору в вашем Диком царстве, как пашут на быках. У нас такого быть не может. Бык – это священное животное, любимый зверь Ашшура, и пахать на нем – святотатство, о коем и помыслить нельзя. Во всем Ашшуре лишь тридцать больших быков, и наш остров с трудом прокормил бы больше. Каждый год на праздниках Ашшура приносят в жертву трех черных быков с широко расставленными рогами, и каждый год добавляют трех молодых бычков в стойло храма Ашшура Непобедимого. А пахать на лошадях? Лошадь – это роскошь, лишь немногие могут позволить себе содержать лошадей. Рабы же не стоят почти ничего. Они размножаются быстрее чем умирают. В своих походах мы не берем в плен варду – этот грязный никчемный скот. Наши воины убивают их прямо на месте – и то только в том случае, если они лезут под руку и мешают воевать.

– Почему почти все варду – женщины?

– Потому что почти все мушкены – мужчины, – рявкнул Хадди на чистом русском языке. – Все, заткнись, Шулманашар. Людей становится все больше, и чужих ушей – тоже. Захлопни свою пасть – откроешь ее только тогда, когда я тебе об этом скажу!

Дорога становилась все шире, то и дело попадались телеги с зерном, влекомые к городу: на каждой такой телеге сверху восседал возница-мушкен в бронзовом ожерелье – щелкал кнутом, подгоняя своих тягловых рабынь. Некоторые из женщин выбивались из сил – Игорю пришлось увидеть, как девушка-подросток упала на дорогу. Повозка остановилась, мушкен спрыгнул на землю, крикнул грозно, бич щелкнул в воздухе и оставил на спине рабыни кровавую полосу. Девушка ожила на мгновение, слабо шевельнула ногами и снова застыла неподвижно. Возница неожиданно бросился к Иштархаддону, проходящему мимо, упал на колени и опустил лицо до самой земли.

– О господа военачальники, – проговорил он. – Рабыня умирает. Не желаете ли вы по обычаю принести ее кровь в жертву Ашшуру великому, Богу богов?

Игорю показалось, что лицо Хадди неприязненно перекосилось при упоминании имени бога Ашшура.

– Нет, – сказал Иштархаддон. – Мы не воспользуемся правом дорожной крови. Поступи с этой рабыней как должно, слуга, и да приумножатся богатства твоего хозяина.

Они пошли дальше. Игорь, мучимый любопытством, оглянулся, хотя и знал, что делать этого ему не полагается. Он увидел, как возница, стоя на коленях, перерезает девушке горло бронзовым ножом. Лучше бы он не оглядывался…

Рабыни, судя по всему, умирали здесь во множестве и никто не считал их смерть чем-то выходящим из ряда вон. Через некоторое время Игорь со своим спутником догнали телегу, в которой лежал десяток голых женских тел с перерезанными глотками. Тучи зеленых падальных мух вились над трупами, начинающими уже распухать на жаре. Игорь отвернулся, голова его закружилась, он чувствовал, что готов упасть в обморок. Иштархаддон не повел и бровью.

Игорь не мог задавать вопросов, но скоро он и сам узнал, откуда взялись мертвые тела в телеге. Через каждые несколько километров справа от дороги торчали каменные обелиски, увенчанные головой быка. И к подножию этих мрачных столбов, сплошь покрытых клинописными значками, в сидячем положении были прислонены тела горемык-женщин, загнанных до смерти непосильной работой и прирезанных в честь грозного бога. Их-то и собирала труповозка. Похоже, в ассирийском царстве господствовал порядок во всем – начиная от выращивания злаков и кончая централизованным сбором умерших. Последнее было немаловажным в условиях жаркого климата и высокой смертности, но не могло не ужасать Игоря Маслова, выросшего и воспитанного в цивилизованном мире.

Через час пути Игорь с Иштархаддоном подошли к месту, где дорога расширялась, образуя широкую площадь. Множество писцов суетилось здесь, – с громкими криками они выстраивали телеги в определенном, одним им известном порядке, ругались с возницами, отмечали что-то острыми палочками на дощечках, покрытых воском и изготовленных в греческой манере. Все писцы были мушкенами – когда Игорь и Хадди проходили мимо них, они кланялись до земли, сложив перед лицом ладони. Игорь начал понимать, почему их называли "склоняющимися ниц".

Иштархаддон не обращал на поклоны писцев ни малейшего внимания – шел сквозь расступающуюся толпу к краю площади, где на невысоком кирпичном помосте стояли два плетеных кресла. В креслах этих восседали два молодых человека в высоких желтых колпаках. Прямоугольные завитые бороды, серебряные ожерелья с подвесками на груди… Игорь в первый раз увидел авелу.

Двое бородачей явно были счетоводами и грамотеями – рангом много выше, чем простые писцы-мушкены. Стопки навощенных дощечек лежали на земле, слуги-мушкены подавали авелу таблички одну за другой, что-то объясняли; бородачи кивали головами, отдавали распоряжения, делали записи расщепленными тростниковыми палочками на табличках из влажной глины; полностью заполненные таблички слуги забирали и обжигали на костре, горящем на помосте.

Иштархаддон ступил на помост с видом необычайно важным. Слуги дружно повалились на колени, авелу степенно поднялись с кресел и низко склонили головы. Хадди удостоил их коротким кивком. Игорь сделал то же самое.

– Да сохранят твое здоровье великие боги, доблестный военачальник Иштархаддон, – сказал один из бородатых "бухгалтеров", улыбаясь с искренней радостью, без малейшего подобострастия. – Счастлив род, имеющий сынов столь красивых и благородных. Каждый раз, когда проходишь ты по земле нашей семьи, наполняется земля радостью и вырастают в следах твоих благоуханные цветы…

– Довольно восхвалений, – Хадди махнул рукой. – Как здоровье первого из братьев твоих, уважаемого Таглатсипара?

– Он здоров, господин, милостью богов. Позволь спросить, кто этот красивый муж, что пришел сюда с тобой и так похож на тебя, словно рождены вы одной матерью?

– Это брат мой, Шулманашар, шестой из сыновей нашего рода, захваченный в плен дикими всадниками скишшу много лет назад. Я нашел его в одном из племен чужой земли и выкупил. Правда, выкуп не избавил нас от опасности – каждая из орд дикарей живет по своим собственным законам, и никто из них не может договориться друг с другом. По пути домой на нас напал отряд из двух дюжин конных разбойников. К счастью, великая львица Иштар не оставила меня, дала мне сил, и я убил десятерых из скишшу, остальных же обратил в бегство, и не стал преследовать, поскольку был отягощен заботой о несчастном моем брате.

– О, как это чудесно! – восхитились в два голоса оба "бухгалтера". – Всех тебе благ и здоровья, прекрасный ликом господин Шулманашар! Не желаешь ли ты посетить нашу семью, отведать самых изысканных яств и поведать нам об удивительных приключениях в стране невежественных и отвратительных диких всадников?

– Проклятие Папаю и Апи – жестоким богам земли диких всадников, – мрачно ответил Иштархаддон. – Эти красноглазые дикари отрезали моему любимому брату половину языка и лишили его способности говорить. Правда, Шулманашар научился хорошо управляться с лошадьми, коих так много в царстве скишшу. Я думаю, он станет здесь доблестным воином и отсечет немало вражьих голов во славу Ашшура.

Игорь, лишенный возможности говорить, слушал во все уши. Мир, в который он попал, шокировал его своей беспросветной жестокостью, но сколько здесь было интересного для историка-профессионала! "Я задержусь здесь ненадолго, – сказал себе Игорь. – Надо непременно добыть какое-нибудь средство для письма и записать все, что я узнал. Не ручаюсь насчет Апи , но, насколько я помню, Папай – это один из скифских богов. Стало быть, народ скишшу , дикие всадники, – это скифы. Конечно, расцвет скифского государства произошел несколько веков спустя после разрушения Ассирии, но первое упоминание о скифах появляется именно в ассирийских хрониках. Так что все вполне логично"…

"Нет тут ничего логичного, – ответил ему внутренний голос – этакий внутренний диссидент, самозванно объявившийся совсем недавно в каком-то из полушарий игоревого мозга, а может быть и в обеих полушариях сразу. – О какой логике ты говоришь, чувак? Все эти слепые земли, и то, то видишь в них – полное фуфло. Здесь все смешано в самых невероятных сочетаниях, и даже эти авелу, мушкены и варду – понятия не ассирийские, а чисто вавилонские. Конечно, вавилоняне и ассирийцы были народами родственными, и для какого-нибудь малограмотного студента-первокурсника сошло бы и так, но уж тебе-то должно быть стыдно"…

"Э-э, не зарывайся! – отвечал Игорь. – Послушай, приятель, ты знаешь такую пословицу – "Третий – лишний"? Так вот, ты явно лишний в этом приключении. Давай посчитаем. Первый – это я, Маслов Игорь Михайлович. Второй – это Иштархаддон, так сказать, мой alter ego. Нас и так уже двое, а ты – сбоку припека. Ты опоздал. Ты путаешь всю картину".

"Путаю и буду путать, – нагло заявил голос. – В конце концов, ты сам виноват. Натворил черт знает что с этими Слепыми Землями, испохабил всю планету, а теперь занимаешься научными исследованиями новообразованных артефактов? С чего это ты решил, что ты и твой громила Хадди – настоящие? Настоящий – именно я. Захочу – вас вообще не будет".

"А ну-ка захоти!" – предложил Игорь.

И услышал в ответ молчание.

Когда добрались до городских стен, Игорь уже еле передвигал ноги. Сколько они прошлепали сегодня? Километров пятнадцать, не меньше. Сущая безделица для привычного к ходьбе человека, но для нетренированного Игоря – испытание почти непосильное. Спасало его то, что останавливались они на своем пути все чаще. Все большее количество авелу приветствовало Благородного Иштархаддона, разговаривало с ним, и пока Хадди в десятый раз неутомимо рассказывал историю про своего бедного братца, "немой" Игорь получал возможность посидеть где-нибудь и вытянуть усталые гудящие ноги.

И все же путешествие стоило того – когда Игорь увидел ворота города Ашшура, он обомлел от восхищения. Стены из красного обожженного кирпича поднимались ввысь на двадцать метров и казались неприступными. Исполинские прямоугольные башни, увенчанные ступенчатыми зубцами, выступали из стен столпами грозной силы и надежности. Глубокий ров, шириной метров пятьдесят, окружал стены и напоминал реку. Каменный мост вел через ров. Игорь увидел, что через мост не проходил ни один из рабов. Возницы спешивались здесь с телеги, передавали груз городским мушкенам и незамедлительно отправлялись в обратный пеший путь, подгоняя своих рабынь. В телегу же впрягались городские мушкены – здоровые, упитанные, не в пример дистрофичным рабыням. С бодрыми криками они перевозили телеги через мост и скрывались в воротах города. Рабам-варду вход в город был запрещен.

– Все зерно острова хранится в городе, под защитой стен, – негромко сказал Иштархаддон. – Таково повеление царя, дабы не погибло зерно от рук врагов или же не было ими захвачено. И все те семьи авелу, что выращивают хлеб за пределами стены, имеют свои склады в городе. Эти ворота – главные городские, и через них зерно возят редко. Для этого есть еще шесть врат. Они не такие большие, и мосты там не каменные.

Не доходя до моста, Хадди свернул с дороги и остановился поодаль у берега рва, поросшего редким кустарником. Он достал из сумы, что нес с собой, длинные накидки из шерстяной ткани, пестро разукрашенные пурпурным орнаментом и бахромой. Надел накидку сам, заставил надеть Игоря. Игорю, конечно, отчаянно не хотелось цеплять на себя это "пончо", совершенно излишнее на такой жаре. Но он понимал, что лишен теперь права выбора. К примеру, слуга-мушкен имел возможность бегать в одной рубашке, даже без штанов. А Игорь-Шулманашар вынужден был обливаться потом по причине благородства. В качестве дополнительных признаков знатности Игорь получил золотое ожерелье с подвесками – почти такое же, как у Иштархаддона, и тяжелые серебряные браслеты.

– Сейчас мы пойдем через мост, – Хадди делал последние наставления. – Помалкивай, как и прежде. С мушкенами не здоровайся. Авелу кивай головой. Если увидим Благородного, их можно отличить по золотым ожерельям, то кивать надо ниже, вот так. – Хадди изобразил, как надо правильно склонять голову. – А если увидишь кого-нибудь из царской семьи… Впрочем, сегодня этого случиться не может.

Игорь следовал по мосту по левую руку от Иштархаддона, старался подражать его статной, степенной походке. Мушкены на мосту дружно остановили свои повозки и застыли в земном поклоне. Авелу продолжали свой путь, но сбавляли шаг, уступали дорогу и низко кивали головами. Игорь следил вполглаза за Иштархаддоном, делая то же, что и он, но главное его внимание было приковано к вратам города Ашшура. Он подходил к тому самому городу-призраку, который звал его, манил из тумана слепого пятна. Игорь добрался-таки до своей мечты. И не узнавал сейчас ее.

Тот город, что виделся Игорю Маслову с высоты окского откоса, был придуманным. Воображение Игоря срисовало его с картинки учебника и поместило на территорию Слепой Земли. Древний и загадочный – вот что можно было сказать о том, призрачном городе. Настоящий же Ашшур, вознесшийся стенами и башнями над равниной острова, нисколько не походил на призрак. Арочные ворота широко распахнули свои могучие створы, сделанные из кедра и обшитые медными полосами. Через ворота могло одновременно проехать шесть колесниц, не задевая друг друга. На больших каменных плитах, облицовывающих нижние части стен, торжественно застыли гигантские крылатые быки с человеческими бородатыми головами – совсем такие же, как на иллюстрациях, что видел Игорь в исторических книгах об Ассирии. Арку ворот окаймляла широкая лазурная полоса из разрисованных глазурованных изразцов – фантастические звери были изображены здесь. Плоская голова змеи с витым рогом, высунутый из пасти раздвоенный язык, тело, покрытое чешуей, передние лапы львиные, задние – птичьи…

"Ну, что я тебе говорил? – язвительно поинтересовался внутренний голос. – Посмотри на этих зверюшек. Это же Сирруш – дракон бога Мардука. Вавилонский дракон, смею заметить, а вовсе не ассирийский"…

"Да что ты привязался?! – гаркнул Игорь – внутренне, не открывая рта. – Ты что, дурень, не понимаешь? Со времени Вавилона здесь две с половиной тысячи лет прошло! За это время все смешалось, все изменилось. Не удивлюсь, если они здесь дирижабли изобрели".

– Ты невнимателен, – яростно прошипел ему в ухо Иштархаддон. – Ты только что не кивнул Благородному! Больше так не делай – у меня нет лишнего серебра, чтобы платить за тебя штрафы, невежда!

Игорь тут же суматошно закивал во все стороны, чем, очевидно, окончательно подпортил свою репутацию. Хадди вздохнул, пожал плечами и слегка развел руки, что, очевидно, означало: "Ну что ж тут поделаешь, такой вот у меня братец – неграмотный и вообще долбанутый".

Ага, вот оно. Игорь увидел удаляющиеся носилки-паланкин, которые бодро волокли шестеро дюжих слуг. Там, внутри, наверное и содержится этот самый Благородный. Ладно, на всякий случай будем регулярно кивать всяким носилкам и всякому их содержимому.

За наружными воротами оказались ворота внутренние – еще выше и величественнее. А дальше началась широкая дорога – проспект, вымощенный огромными квадратными плитами из известняка. Улица напоминала ущелье – справа и слева на протяжении сотен метров возвышались каменные стены – глухие и высокие. С темно-голубых стен глядели рельефы желтых львов с развевающимися красными гривами, с оскаленными пастями. Десятки башен нависали квадратными зубчатыми площадками над стенами. Если бы вражеская армия, осаждающая город, прорвалась через главные ворота, ее неминуемо заперли бы в этом гигантском каменном мешке и расстреляли бы со стен и башен. Город жил ежедневным ожиданием войны.

Иштархаддон встретил очередного знакомого и остановился, чтобы в очередной раз рассказать о чудесном спасении брата из неволи. Похоже, что он устал работать языком – отчаянно путался, и вместо двух дюжин всадников-скишшу упоминал уже о какой-то полутысяче.

Игорь смиренно молчал. Он скосил глаза вниз и увидел надпись, инкрустированную красным камнем-брекчией по краю известняковой плиты. Надпись представляла собой клинописные значки, однако Игорь, к своему удивлению, прочитал ее без труда. "Я – Навухудоносор, царь Ашшура, сын Набопаласара, царя Ашшура. Эту улицу замостил я для процессии великого господина Ашшура каменными плитами из Шаду. Ашшур, господин, даруй нам вечную жизнь".

Игорь изумленно заморгал, едва не матюкнулся по-русски. Изумляться было чему. Не так-то хорошо знал он древнюю историю, но то, что Навухудоносор был царем не Ассирии, а Вавилона, помнил хорошо. Да и проспект, на которой он сейчас стоял, была как-то чересчур откровенно скопирован с Айбур-Шабу, вавилонской улицы, выстроенной Навухудоносором для процессий в честь бога Мардука.

Было некогда в Месопотамии два великих города – древний и священный Вавилон, и молодой, но могучий Ашшур. Вечно враждовали они между собой, и посылали армии друг на друга, и пытались разрушить стены противника до основания. Тот Ашшур, в котором находился сейчас историк Игорь Маслов, представлял из себя отчаянную, эклектичную смесь из всех культур Месопотамии, приправленную явным влиянием Греции, Персии и еще черт знает чего. Находился он на острове, расположенном в Нижегородской области, на левом берегу Оки. И в то время, когда за границами острова стояла холодная зима, в Ассирии господствовал летний зной.

Кто подшутил так мило над всеми законами природы? Местные боги? Может быть, все это сон?

Игорь задал себе вопрос. И сам же на него ответил.

Нет, не сон. Слепая Земля существовала всегда. Не может быть сна длиною во всю историю человечества.