Гематома еще давала о себе знать, но уже не угрожала здоровью. Никита чувствовал себя неплохо и даже подумывал о том, чтобы оседлать своего боевого коня. Петрушин как сквозь землю провалился, Веронику так до сих пор и не нашли, Кондакова перевели в СИЗО, Елизавета без присмотра. Одним словом, работы хоть отбавляй, а он тут без дела пропадает.
За этими мыслями Елизавета его и застала. Она похожа была на царевну-лебедь, такая же величественная и красивая. Звезда во лбу не горела, но в палате стало светло, как будто солнце, растопив облака, заглянуло в окно.
– Не помешаю? – улыбнулась она.
– Да нет. – Никита поднялся с койки, подал ей стул.
Он же не какой-то немощный, чтобы тухнуть под одеялом. Кровать заправлена, сам он в спортивном костюме. И побрился с утра, и зубы почистил.
– Я смотрю, ты в порядке.
– Смотря, с чем сравнивать. И с кем…
– Да уж, – потускнела Кондакова. – Олег в СИЗО, суд оставил меру пресечения без изменения.
– Он в СИЗО, я здесь. И все благодаря одному и тому же человеку.
– Да, ко мне приходили, спрашивали про Кирилла…
– Обхитрил он меня. – Никита осторожно провел рукой по затылку.
– А это он был?
– Ну, я его не видел.
– Так, может, и не он?
– Ты сомневаешься? – Никита внимательно посмотрел на Кондакову – на чьей она стороне, кого поддерживает, мужа или бывшего сожителя?
– Да нет, просто не верится, что Кирилл здесь, в Москве.
– Ну да, Нижний Новгород – это где-то на Марсе, пока долетишь… Видели его. В доме у Игониной.
Увы, но Петрушина видели всего пару раз, за месяц и за неделю до того, как Никита оказался в больнице. Все, больше никаких следов. Об уликах и говорить нечего. Одни только предположения. И подозрения. Нападение на сотрудника, исчезновение Вероники – все это висело на Петрушине, но пока что бездоказательно.
– Это меняет дело, – в раздумье кивнула Елизавета.
– Через тернии к звездам. Через Веронику – к тебе… Кстати, Вероника исчезла. Как говорил один мой знакомый, она очень много знала.
– Может, прячется?
– Или помогли спрятаться.
– Не знаю, зачем Кириллу убивать Игонина? – пожала плечами Кондакова.
– А кошки?
– Кошки… Он знал, что я боюсь мертвых кошек…
– А ты боишься мертвых кошек?
– Ну, не то чтобы боюсь. Просто однажды он меня напугал… – Елизавета затаенно улыбнулась, вспоминая о давнем или не очень случае.
– Убивая кошек, он подавал тебе знак?
– Возможно.
– Но ты не захотела уходить от Олега.
– Не захотела, – увлеченная воспоминанием, кивнула она.
– А он предлагал?
– Предлагал?.. Нет, не предлагал… Я бы все равно отказалась…
– И правильно бы сделала. С маньяком жить, по-волчьи… Или по-кошачьи… Что-то голова разболелась, – пожаловался Никита. – Ты не против, если я прилягу?
– Нет, конечно, – засуетилась Елизавета.
И даже потянулась к его подушке, чтобы взбить ее. Но сама же себя и осадила, вспомнив, что не мыла руки после улицы… Или мараться не захотела?
– Когда лежишь, нормально, а как встанешь… Десять шагов сделаешь, и на Марс, как на вертолете…
– Ничего, поправишься.
– Ну, теперь да. Ты пришла, и теперь я точно начну выздоравливать, – улыбнулся он.
Выздоравливать Никита начал сразу после того, как ушла Елизавета. И к ночи, можно сказать, созрел для выписки. Правда, больницу он покидал на время. И только для того, чтобы провести расследование. Зачем приходила Кондакова? Что она хотела узнать от человека, который мог владеть информацией, касающейся Петрушина?
Он нарочно изобразил немощность, чтобы Елизавета не ждала его в гости. А он взял и заявился.
На третий этаж можно было подняться пешком, но Никита все же воспользовался лифтом. Голова кружилась, в ногах слабина – не в том он положении, чтобы гарцевать под седлом.
Вышел из лифта и увидел Эльвиру, которая заходила в квартиру с брезгливым выражением на лице.
– Какие люди! – широко улыбнулся Никита, но голос его прозвучал тихо.
Эльвира сначала скупо кивнула, только затем вспомнила его и игриво воскликнула:
– А-а, товарищ лейтенант!
– Что-то случилось? – спросил он.
– Да мотыльки что-то разлетались… – Она провела ногой по полу, обращая внимание на мертвую бабочку с черно-серой раскраской.
– Что с ней?
– Это не я. Она уже дохлая была… Здесь сидела. – Эльвира закрыла дверь и показала на «глазок».
Никита нагнулся, его повело в сторону, но бабочку он все же поднял. Судя по всему, сдохла она уже давно – засохнуть успела, даже паутиной покрылась. А может, кто-то с паутины ее и снял. Чтобы затем закрыть «глазок» любопытной соседки.
Неужели Петрушин?.. Закрыл «глазок», позвонил Елизавете, она впустила его в дом… Мужик он предприимчивый, изворотливый, потому и не поленился найти дохлую бабочку. И кошек за милую душу душил…
Никита понимал, чем для него могла закончиться встреча с Петрушиным. В прошлый раз он решил обойтись без ножа, чтобы не испачкаться в крови, а сейчас мог схватиться и за пистолет.
Оружия у Никиты не было, состояние аховое, поэтому он решил позвонить Плетневу. Но не успел достать телефон, как открылась дверь, и появилась Елизавета. Она была одета, обута – для основательной прогулки по морозу. И при этом явно спешила. Но, увидев Никиту, застыла как вкопанная.
– Ты?!
– Да вот, соскучился, – решительно направился к ней Никита.
Елизавета стояла у него на пути, пришлось ее подвинуть.
– Ты куда?!
Он почти уверен был в том, что у нее в доме гость, но все же растерялся, увидев Петрушина, сидевшего в кресле, в банном халате на голое тело.
На журнальном столике – бутылка с остатками вина, закуска, диван разобран, простынь смята, через спинку переброшен женский халат. Свободное кресло занимала мужская одежда – пиджак, брюки… Похоже, гость основательно развлек хозяйку дома. Но был застигнут врасплох. Из-за банального желания выпить. Бутылка почти пустая, и Лиза отправилась решать вопрос. Но нарвалась на Никиту. Такой вот «нежданчик».
Петрушин смотрел на него, не мигая, с каменным лицом. Он силой заставлял держать себя в руках.
– Гражданин Петрушин? – прибег к официальному тону Никита.
– Лиза, возьми две бутылки, – стараясь казаться спокойным, сказал гость.
– Собирайтесь, Петрушин, наряд уже в пути!
– Какой еще наряд?
– Если вы не понимаете, вам все скоро объяснят.
Лиза не уходила. Закрыла дверь, встала у Никиты за спиной. Как бы по голове не шарахнула, мелькнула мысль.
– Я не убивал Игонина. И тебя, лейтенант, не трогал.
Петрушин зевнул в кулак, неторопливо поднялся, потянулся, вытянув руки по швам.
– Следователю это и объясните.
– С кошками – да, с кошками было… Но так ведь никто не докажет.
Он глянул на Лизу, и та заговорила:
– Я бы сказала, но я не могу утверждать.
– А спать с ним ты можешь?
Никита и не хотел это говорить, но вырвалось. Лиза молча опустила голову.
– И с тобой может. Но не хочет, – усмехнулся Петрушин.
Он скинул с себя халат, потянулся к своей одежде. Фигура у него, надо сказать, очень даже. Широкие плечи, узкий таз, и живот не выпирал. Похоже, мужик старался держать себя в форме.
– Я на самом деле люблю Олега, – не поднимая головы, тихо сказала Лиза.
– Ну да.
– Все очень просто. – Петрушин одевался неторопливо, но довольно-таки быстро. – Одно полушарие у человека – мозг, а другое – инстинкты. Одного мужчину женщина любит умом, а другого – животной страстью… Ты даже не представляешь, как Лиза себя презирает. Но это не мешает ей…
– Кирилл, не надо! – Кондакова сощурилась, сдерживая слезы, и, не разуваясь, зашла в спальню.
Никита глянул на нее с пренебрежением, будто она изменила не только Олегу, но и ему самому.
– Только не подумай, что я взял ее с ходу… – продолжал Петрушин.
– Сначала ты совратил Веронику.
– А это кто еще кого совратил… Горячая штучка, скажу тебе…
– А кошки для охлаждения?
– Кошки… Терпеть не могу кошек. Это у меня с детства.
– А Игонин тебе чем не угодил?
– Игонина я точно не трогал.
– Тогда кто?
– Олег.
– Ты его подставил.
– Может быть.
– Может быть?
– Потом расскажу. Без Лизы, – тихо добавил Петрушин. – Она молодец, мужа в обиду не дает… И за меня когда-то горой. А сейчас только секс. Животная страсть…
Он оправил на себе пиджак и вышел в прихожую. Надел куртку, обулся, снял с верхней полки меховую кепку и, открывая дверь, спросил:
– Пошли?
– Куда?
– Не хочу, чтобы меня отсюда выводили.
Петрушин переступил порог и, как показалось Никите, резко ускорил шаг.
– Стоять! – Никита рванул за ним, но пол начал уходить из-под ног, и он стал терять равновесие. И все же не остановился, продолжил путь.
Петрушина Никита смог догнать только во дворе. Тот спокойно стоял, вынимая из кармана пачку сигарет. Он тоже попытался остановиться, но его швырнуло в сторону, и он бы упал, если бы Петрушин не поймал его за руку.
– Лейтенант, ты чего?
– Да так.
Никита восстановил равновесие, но земля продолжала качаться под ногами. Качалась, кружилась.
– Знаешь, где я нож нашел? – спросил вдруг Петрушин.
– Какой нож?
– Олег его в мусорку выбросил. Подошел к подъезду, остановился, и к мусорке. Прямо в бак и выбросил. Мне осталось только достать…
– И подбросить?
– Ну, кто-то же должен был вам помочь.
– А машину как открыл?
– Так она и не была закрыта… – усмехнулся Петрушин.
– Врешь!
– Может, и вру… Но то, что нож в мусорке нашел, чистая правда… Только Лизе не говори.
– Почему?
– Я сам ей это сказал, так она мне глаза чуть не выцарапала. Она уже сама поверила в то, что Олег не убивал… Вера – защитная реакция организма.
– А Вероника где?
– Чего не знаю, того не знаю… Она из-за Лизы совсем с катушек съехала. Мужиков как перчатки… То с одним, то с другим… Кстати, а где наряд?
– Сейчас. – Никита достал из кармана телефон, набрал номер Плетнева. Машины у него не было, такси он отпустил, вот и как в такой ситуации быть? – Товарищ майор, я тут Петрушина задержал, – не своим голосом проговорил он, ощущая, как ночное небо кружится над головой.
– Бусыгин, ты что, пьяный?
– Да нет, голова… Я к Кондаковой зашел, а Петрушин там… Забрать его надо.
– Хорошо, я пришлю людей.
– Мы тут, возле подъезда.
Никита отключил телефон, повернул голову к Петрушину. И оторопело захлопал глазами. Исчез Петрушин. Даже табачный дым от него рассеялся.
– Стоять! – Он повернул голову влево-вправо, но Петрушина не нашел. Зато голова закружилась еще сильней. – Не уйдешь!
Никита знал, где находится остановка, к ней и рванул. Голова, казалось, отделилась от тела, упала на землю, покатилась как колобок, он – за ней, ничего не замечая. И, надо же, не упал. Но через какое-то время, заплутав в темноте, врезался в столб.
Сознание не потерял, но и на ногах не удержался, упал. Кто-то схватил его за руку и заговорил голосом Кондаковой:
– Лейтенант, поднимайся!
Никита с трудом поднялся, кое-как сфокусировал взгляд на Лизе. Она хоть и сучка, но в спину не ударила. И даже на помощь пришла.
– Где Петрушин? – доставая телефон, спросил он.
– Не знаю.
– Где он может быть?
– Не знаю.
– Он же не может все время жить у тебя?
– Да он и не живет!
– А где живет?
– Не говорил…
– Но где-то же живет.
– Где-то живет.
– Думай, как его найти!
Никита набрал номер Плетнева и сделал позорное для себя признание. Упустил он Петрушина, не справился с ситуацией, не удержал.
– Живой хоть? – спросил майор.
– Почти.
– Давай я за тобой приеду.
– Не надо, я сам. Уже все в порядке.
Никита вернул телефон на место. И вдруг понял, что все это время, пока разговаривал с Плетневым, не видел Лизу. Он дернулся, повернул к ней голову. Она стояла на месте, с горечью думая о чем-то своем.
– Сейчас мы идем к тебе, – произнес Никита, – и будем ждать Петрушина.
– Как скажешь, – кивнула Кондакова.
Ему нужно было возвращаться в больницу, но это процесс долгий. К тому же в дороге могло укачать. А ему необходим покой. Просто покой. Зафиксировать голову и сидеть, не двигаясь.
Такой покой он обрел в квартире у Кондаковой. Сел в кресло, с которого можно было наблюдать за входной дверью, и замер. Лиза суетилась вокруг – собрала и застелила диван, унесла на кухню посуду и поставила на место столик. И еще принесла чай.
– Ну, чего молчишь, как на исповеди? – спросил Никита.
– На исповеди не молчат.
– Тогда говори.
– Я Олега не предавала… Да, изменила… Но не предала…
– Но изменила.
– Это мое личное дело… И моя личная вина…
– Ты знала, что Петрушин сошелся с Вероникой?
– Нет. Я знала, что он где-то в Москве… Подошел ко мне, сказал, что скучает… Я ему отказала, послала к черту… И еще сказала, что ничего не выйдет.
– А что должно было выйти?
– Ему нужны были деньги, он хотел, чтобы я ему помогала… Я ему отказала, он исчез. Потом появились эти кошки…
– Чтобы ты о нем не забывала.
– Чтобы не забывала, – согласно кивнула Кондакова.
– Но сказала ты не про Петрушина, ты навела меня на Веронику.
– Я не могла о нем говорить, ты должен понимать почему.
– Потом у тебя возникли проблемы с Игониным. Он тебя насиловал?
– Нет… Не успел…
– Олег скинул его с лестницы.
– Да.
– А потом набросился на меня.
– Это уже в другой раз.
– Что еще было в тот другой раз?
– Это был не Игонин… Ко мне приходил Кирилл… А Олег подумал, что это Игонин…
– Интересно девки пляшут!
– Я хотела ему сказать, но не решилась… Я почему из дома хотела уйти, когда свекровь наехала? Боялась, что Кирилл ко мне придет…
– Он и пришел.
– И я сдалась… Но Олега я не предавала.
– Значит, Игонин ничего такого не сделал.
– Почему не сделал? Он пытался меня изнасиловать… И повторить мог… Поэтому я и не сказала про Кирилла.
– А Олег все свалил на Игонина.
– И поклялся его убить.
– Вот это уже ближе к телу.
– Тело было. А дела не было. Я удержала Олега… Я на самом деле его удержала. Он не убивал…
– А Петрушин видел, как он выбрасывает нож. Подобрал и подбросил его в машину.
Кондакова чуть не подпрыгнула от возмущения. Шагнула к Никите, нависла над ним:
– Он не мог тебе этого сказать!
– И попросил не говорить тебе…
– Я все поняла… – Она села на диван и опустила голову, приложив ко лбу пальцы. – Я – падшая женщина, со мной теперь можно не церемониться… Можно беззастенчиво врать…
– Он действительно так сказал.
– И ты поверил?
– А он мог такое сказать?
– Он мог сказать и не такое… Он постоянно врет… Я знаю, что он умеет врать, но всегда ему верю… Почти всегда…
– Зачем ты ко мне сегодня приходила?
– Как зачем?
– Петрушин попросил?
– Зачем ему?.. Да, попросил… Убеждал меня в том, что ни в чем не виноват. Но при этом хотел знать, что думают о нем в полиции. А это мог знать ты.
– Я говорил тебе, что Вероника пропала?
– Он сказал, что не имеет к этому никакого отношения.
– И ты ему поверила.
– Я не знаю… Я уже ничего не знаю… Знаю только то, что Олег не убивал Игонина.
– Да уж.
Никита осторожно взял кружку с чаем, но тут же поставил ее на место. Нельзя никому верить. Никому! Ни Кондаковой! Ни Петрушину! Ни даже самому себе!..
Кондакова настолько же красива, насколько и ненадежна. Говорит одно, сама же с этим соглашается, но думает о другом. Возможно, ей и не нужен Олег. Может быть, Петрушин – смысл ее жизни, а этот козел уже поднял руку на Никиту. Первая попытка не удалась, зато сейчас Никита у него в руках. Если Кондакова на его стороне. Возможно, чай заряжен снотворным. Или даже ядом. Один-два глотка, и все…
Нет, Никита не поведется на эту уловку. И у Кондаковой не останется. Плохо ему, мир вокруг штормит, но чем скорее он уйдет, тем лучше.
Шейные мышцы напряглись, но болью в голове это не отдалось. Никита осторожно отжался от пола, поднялся. Осмотрелся. Не кружится голова, не болит. Даже перед глазами не плывет. Ну, если только чуть-чуть. А вчера он думал, что умрет. Весь день пластом провалялся, чуть ли не проклинал себя за самодеятельность.
Дверь открылась, в палату вошел Плетнев. Никита улыбнулся, но не повеселел. Плетнев – начальник, ему по долгу службы положено проведывать подчиненного, и не важно, лох он или нет. А Птицыну, Мотыгину, Вересову навещать Никиту совсем не обязательно. Не признают они его, не уважают, вот и нет их здесь. И не будет. Потому что Никита ничего собой не представляет. Голову под удар подставил, Петрушина упустил. А сейчас и вовсе в больнице отлеживается, вместо того чтобы работать.
– Как настроение? – пожав ему руку, спросил Плетнев.
– Да так.
– Есть новость. Одна. Она же хорошая, она же плохая… Петрушин с повинной явился.
– Да?
– Но ни в чем не признался. Не знает, не был, не покушался, не убивал.
– И нож не подбрасывал?
– Не подбрасывал… И как доказать, что это не так?
– И что, его отпустят?
– А что ему можно предъявить?
– А ничего, что Вероника пропала?
– И заявление уже поступило, – кивнул Плетнев. – Но против Петрушина ничего нет.
– Значит, нужно найти.
– И кто будет этим заниматься?
– Я.
– Тебя уже выписали?
– Нет… И пока не выписали, буду работать по Петрушину, чтобы вы меня не отвлекали.
– И оружие выдать? – совершенно серьезно спросил Плетнев.
– Ну, если Петрушина отпустите, то да.
– Пока подержим, а там видно будет… А чувствуешь себя как?
Никита пластом упал на пол, спружинив на руках. Отжался раз-другой, на этом Плетнев его и остановил. И дал понять, что можно приступать к работе.