Глава 9

Вероника могла быть у матери, туда Никита и отправился, но дверь ему не открыли. То ли не захотели, то ли дома никого не было.

Зато Елизавета открыла ему почти сразу. Джинсы на ней, свитер. И щечки румяные, как будто только что с мороза. Красивая, сексуальная.

– А я только что от следователя, – сказала она, открывая дверь на кухню.

– И как успехи?

Никита принюхался. На кухне чисто, посуда перемыта, но ощущение было такое, что где-то под столом стоит пепельница с окурками. Возможно, в соседней квартире жил заядлый курильщик. Стены тонкие, да и вентиляционная шахта общая.

– Он почему-то уверен, что Игонин меня… э-э, обидел, – сказала Елизавета.

Это был камень в огород Никиты, но кинула она его без ожесточения. Он же не сплетни разводил, а делился оперативной информацией. Что-то было, и он, конечно же, не мог не поделиться своими соображениями с начальством. Елизавета не должна его за это осуждать.

– Но что-то же было, – сказал он.

– Было, не было… – Она открыла холодильник, вынула оттуда полбатона колбасы. – Следователь считает, что мы с Олегом были в сговоре. И мое алиби во внимание не принимается.

– Ну, это следователь так думает. А что скажет суд?

– Будет суд, – вздохнула она. – Только он сможет изменить меру пресечения… А завтра Олегу предъявят обвинение и переведут в СИЗО… А может, и отпустят. Адвокат говорит, что могут…

– Почему вы не сказали, что Кирилл избил Олега? – неожиданно спросил Никита.

– А мы снова на «вы»? – опешила она.

– Кирилл не хотел, чтобы ты выходила за него замуж, правильно я понял?

– Ну, не то чтобы не хотел…

– Но Олега он избил.

– Кирилл – человек настроения. Сегодня он с одной, завтра ему нужна я…

– А если ты нужна ему сегодня?

– В таком случае он как минимум должен сделать мне предложение, – натянуто улыбнулась Елизавета. – Но этого нет.

– А кошки?

– Знаешь, у меня была мысль, что это был привет от него, – кивнула она. – Он на такое способен… Только он на такое и способен…

– Почему мне не сказала?

– Как же не сказала? Говорила, намекала…

– Значит, сегодня он с одной, а завтра захочет с тобой. Сегодня с Вероникой, а завтра…

– Ты знаешь или просто так думаешь? – нахмурилась она.

– Ну, есть мысли.

– На самом деле все очень серьезно… Кирилл, конечно, мог соблазнить Веронику…

– Как он о ней узнал?

– Как узнал? – задумалась Елизавета. – А он о ней узнал? Он с ней был?

– Пока не знаю.

– Еще не знаешь, но меня уже обвиняешь. Как будто это я ему про Веронику сказала.

– Ты мне про нее сказала.

Никита вспомнил, о чем подумала Елизавета, когда нацеливала его на Веронику. Вернее, могла подумать, что их неплохо было бы свести вместе, чтобы Вероника отстала от Олега… Но если она так думала, значит, не знала о Кирилле, иначе бы о Веронике и не заикнулась.

– А кто еще мог так сходить с ума?

– Кирилл.

– Кирилл далеко, – махнула рукой Елизавета.

– А вдруг близко?

– А разве я о нем не говорила?

– Говорила, – не мог не согласиться Никита.

– Говорила. Но не могла поверить… Да и сейчас не верю…

– Он мог убить Игонина, чтобы подставить Олега?

– С кошками мог… А убить человека…

– У него была судимость?

– Нет… Привлекался, но до суда дело ни разу не дошло. Два раза привлекался, и оба раза за рукоприкладство… Да, еще его когда-то пытались обвинить в изнасиловании… Но это было до нашего с ним знакомства.

– А изнасилование было?

– Не знаю… Скорее всего не было… Ленка потом Лешу Токарева посадить пыталась, так замуж за него и вышла. Кирилла она тоже хотела на себе женить.

– Он парень видный?

– Женщинам нравится, – кивнула Елизавета.

Про судимость Никита спросил, потому что Кондаков принял Кирилла за уголовника. И еще он подумал, что «пальчики» этого типа должны быть в картотеке, раз он привлекался. Но как обследовать квартиру Вероники без разрешения? А если вдруг Никита сможет найти там отпечатки Кирилла, то что? Даже за кошек его не сможет привлечь. Возьмет на заметку, не более того.

Вероники дома нет, но есть соседи, которые могли видеть Кирилла из Нижнего. Камеру он, может, и сломал, но соседей так просто не выключить.

– А у тебя есть его фотография? – спросил Никита.

– Откуда? – задумалась Елизавета.

– Ну, может, в Сети…

– Свою страничку я подчистила, а у Кирилла ее никогда и не было. Не любил он это дело… И это при том, что с компьютером на «ты». Хакером мог бы стать, если бы захотел…

– Не захотел?

– Это же работать надо… Он одно время системами видеонаблюдения занимался. Через два месяца уволили. За систематические прогулы.

– Видеонаблюдение – это серьезно… – кивнул Никита, вспомнив камеру в доме у Вероники. – А машину он мог бы вскрыть? С помощью компьютера?

– Если честно, я уже думала об этом.

– И молчала?

– А вдруг это не Кирилл?

– Что, не Кирилл?

– Олег избил Игонина. Там и синяки были, и подозрение на перелом. И все знали, кто это сделал. Во всяком случае, могли знать враги Игонина.

– Какие враги?

– У него серьезный пакет акций в крупной строительной фирме. Может, он конфликтует с главным акционером или просто кому-то дорогу перешел. Вот его и убили. А крайним сделали Олега… Узнали, что у него есть мотив, и организовали убийство. Разве так не могло быть?

– Но ты же говорила про Кирилла…

– Потому что думала о кошках… Кирилл мог… Игонина он тоже мог убить. Но зачем ему это?

– Может, у него был конфликт с Игониным?

– Так надо узнать, был или нет… Может, он и не знает никакую Веронику.

– Мне нужна его фотография. И полные данные – фамилия, имя, отчество.

– Фотография у Кристины может быть, я зайду к ней на страничку…

Елизавета перекочевала в гостиную, села за компьютерный стол, а Никите движением руки показала на кресло.

А кресло такое мягкое, уютное. И за окнами уже темно. В часть надо ехать, отчитываться о проделанной работе, даже если это не требуется. Но в комнате так тепло, а тишина, нарушаемая лишь приятным пощелкиваем «мышки», убаюкивает.

Никита и сам не заметил, как задремал. Разбудило его легкое прикосновение. В комнате уже горел свет, Елизавета стояла рядом, приложив два пальца к его плечу. В пальцах другой руки она держала фотографию, только что отпечатанную на принтере.

– Я все сделала, – улыбнулась она.

Никита глянул на Кирилла, который смотрел на него с фотографии. Ничего особенного. Жидкие волосы, тонкие брови, резкий нос, жесткая линия губ. Глаза небольшие, но глубокие, взгляд спокойный, но пронизывающий. Олег так и сказал, сильный взгляд.

– Старая фотография, лет пять уже как. Но Кирилл почти не изменился.

– Давно его видела?

– Весной… – немного подумав, ответила Елизавета.

– Ладно, пойду я. – Никита поднялся, поправил кобуру и направился к двери.

– Если это Кирилл был с Вероникой, скажи мне, я должна знать, – попросила Елизавета, открывая дверь.

Никита пожал плечами, переступая порог. Он, конечно, может узнать, с кем жила Игонина. Если жила с Кириллом, то что? Как доказать, что этот жук убил ее отца? Он точно не признается… Может, сама Вероника расколется? Если, конечно, она хоть что-то знает…

К Веронике Никита отправился после разговора с Плетневым, который ничуть не заинтересовался его открытиями. И фотография Кирилла Петрушина его ничуть не заинтересовала. Но так ничего иного Никита и не ожидал.

В квартире у Игониной горел свет. Дома Вероника или нет, Никита спрашивать не стал: консьержка все равно ничего не знала. Да и не было желания общаться с ней.

Дверь в общий холл на четвертом этаже, как обычно, была открыта. Свет горел ярко, но с легким гулом, который почему-то наводил тоску. А приоткрытая дверь в квартиру Игониной вызывала еще и чувство тревоги.

Никита, не останавливаясь, вынул из кобуры пистолет. Левой рукой открыл дверь, заглянул в квартиру и тихо позвал:

– Вероника!

В ответ кто-то застонал из дальней комнаты. Никита кивнул, переступил порог. Подозрительные звуки доносились из-за закрытой двери. Казалось, там лежал связанный человек с кляпом во рту. Он мычал, сучил ногами. Если это так, Никита просто обязан был его освободить.

Он открыл дверь, зашел в наглухо зашторенную комнату. На кровати вроде бы никого, на полу тоже. Зато на столе стояла включенная магнитола. Звук ужасный, сплошь на басах, и даже непонятно, рок там или попса. Или магнитола дерьмовая, или настройка на радиоволну неточная.

Вдруг в глазах его вспыхнул свет, и сильный удар по затылку сбил его с ног. Падая, Никита потерял сознание, но удар о пол привел в чувство.

Он еще не понял, что произошло, но уже сгруппировался в ожидании атаки. И даже попытался встать. Его качнуло, повело в сторону, а тут еще сильный удар в грудь – кто-то ударил его ногой, и Никита снова упал.

Били мощно, наверняка на поражение, болевой шок должен был вырубить сознание и отключить мышцы. Но Никиту учили, как нужно действовать в таких случаях, и рефлексы он нарабатывал не зря. Он резко повернулся лицом к нападавшему и мертвой хваткой вцепился в ногу, которая врезалась ему в живот. Вцепился, потянул на себя, с силой поворачивая тело вокруг продольной оси. Человек не удержался, стал падать. Никита ускорил процесс, дернув вверх взятую в захват ногу. Человек упал, но и ногу Никита удержать не смог, и тот, вырвавшись из его цепких рук, кинулся бежать. Его силуэт быстро исчез – вместе с ощущением реальности…

Никита лежал на полу, под потолком горела и слепила люстра. И еще он увидел женщину с мокрой головой, которая сидела на корточках с ваткой в руке. Голова жутко болела, в глазах пульсировали красные точки, хотелось умереть, настолько было хреново. Но мозг при этом работал хоть и в аварийном, но вполне интенсивном режиме. И память не отказывала. Он помнил, как зашел в квартиру, кто-то подкрался к нему сзади, ударил на поражение, и только чудом Никита смог отразить атаку. Преступник сбежал, а он потерял сознание. И какая-то женщина сунула ему под нос ватку с ядреным нашатырем.

– Где пистолет? – вскинулся Никита, машинально трогая пустую кобуру.

Страх за оружие привел в действие мышцы ног, он вскочил, но сила тяжести кинула его через бедро и вернула на место. Сознание заскакало, как брошенный по воде плоский камушек.

– У меня пистолет! – донесся откуда-то справа чей-то мужской голос. – И вы у меня на прицеле!

– Лейтенант полиции… – Никита не договорил. «Камушек» остановился и стал тонуть.

Но резкий запах нашатыря снова привел его в чувство. На этот раз на него смотрел широколицый человек с короткими жесткими усами. На голове у него красовалась форменная кепка с кокардой.

– Лейтенант полиции Бусыгин.

– Это я уже понял.

– Меня пытались убить.

– Кто?

– Фотография в кармане.

Никита с трудом сунул руку в нагрудный карман, но там не было ни документов, ни фотографии. Голова соображала, но взгляд мертво сфокусировался на кепке с кокардой. Ничего другого Никита больше не видел.

– Позвоните майору Плетневу… – пробормотал он.

– Уже позвонили, – сказал полицейский.

– Я видела этого человека, – сказал женский голос.

До Никиты стало доходить, что речь шла не о нем, а о человеке с фотографии, которая исчезла вместе с документами.

– Кирилл Петрушин, семьдесят девятого года рождения, – проговорил он.

– Я его видела, – откликнулась женщина.

– В этой квартире?

– Не знаю… Он выходил из подъезда… Поздоровался… Приятный такой молодой человек…

– Этот приятный молодой человек… Что с моей головой?

Никита вдруг понял, что голова у него расколота пополам, как грецкий орех. Скорлупа в стороны, начинка наружу… А может, и нет начинки, может, одно только крошево, с осколками черепа вперемешку.

Он в панике схватился за голову, стал ее ощупывать. Да нет, вроде все на месте. Шишка только на затылке надулась. Огромная шишка, болит, пульсирует. И рана там. Не очень глубокая. И кажется, кровит.

– «Скорую» уже вызвали, – сказал мужской голос.

– Не надо «Скорую»… И людей уведите… Группу вызвали?

– Наряд здесь.

– Эксперт нужен. Отпечатки, следы… Здесь должны быть отпечатки.

И снова Никиту охватил панический страх. Петрушина видели на улице, это хорошо. Но с квартирой его могли связать только отпечатки пальцев, следы ног. Их нужно снять, пришить к делу. Но как это сделать, если в квартире полно людей, если они тут ходят, топчут…

– А где мой пистолет? – взвыл он.

Кто-то вложил ему в руку «ПМ», Никита вцепился в него, как младенец в соску, и стал успокаиваться.

– Как ты здесь оказался, лейтенант? – спросил усатый.

– Игонина мне нужна… Дверь открыта… Музыка играет… А кто-то сзади по голове…

– Кто такая Игонина? – спросил другой мужской голос.

Никита открыл глаза и увидел второго полицейского. С тремя звездочками на погоне. В руке он держал его удостоверение.

– Здесь живет. Отца у нее убили.

– Кто? – спросил старлей.

Никиту едва не вывернуло наизнанку. То ли это последствия травмы, то ли дебильный вопрос вызвал приступ тошноты.

– А кого вы сейчас упустили… Стоите тут…

Действительно, Кирилла Петрушина нужно было брать по горячему следу, и если патрульно-постовые не чешутся, то Никите нужно самому. Он попробовал встать на ноги, даже смог это сделать, но на первом же шаге споткнулся и кубарем покатился куда-то в бездну…

Не столько страшно сотрясение мозга, сколько наплевательское к нему отношение. Нельзя переносить травму на ногах, только больница и постельный режим, иначе осложнения испортят всю дальнейшую жизнь. Так сказали Никите, да и он это уже слышал. А в больнице не так уж и плохо. Отец уже подсуетился, организовал отдельную палату.

И майор Плетнев не забыл о подчиненном.

– В квартире генеральную уборку сделали, ни одного «пальчика» – нигде. Только в шкафу нашли, на полке, под бельем. И под раковиной. Но это не Петрушин.

– Вероника? – спросил Никита.

Он и сам чувствовал, что ему нужен покой. Пока лежишь, все хорошо, встанешь, и поплыли туманы над рекой.

– Сличить не с чем, нет Вероники, пропала.

– Идиотка… – не смог сдержать эмоций Никита. – Наврала с три короба, пацана подставила…

– Какого пацана? – не понял Плетнев.

– Нежилова. Одноклассника своего. Как будто это он кошек убивал… А это Петрушина работа. Он убивал, а Вероника подбрасывала. Или они вместе… И бомжа какого-то приплела, нет, чтобы правду сказать… Доигралась, дура! Может, лежит где-то под снегом, до весны.

– Ты видел, что тебя именно Петрушин ударил?

– Нет, конечно. В глазах только светомузыка крутилась, – усмехнулся Никита. – И танцпол раскачали… Но это Петрушин был. Соседка его опознала.

– Опознала по фотографии. И видели его только во дворе дома.

– Когда он выходил из подъезда.

– Просто выходил. Зато видели, как выбегал человек в спортивном костюме, в балаклаве. Как такого опознать?

– Но ведь был. И в квартиру к Веронике он приходил, чтобы «пальчики» свои стереть.

– Петрушина видели только во дворе дома… Это я к тому, что не получается его к Игониной привязать…

– Но ведь это он! – не мог не возмутиться Никита.

Он столько всего сделал, чтобы вывести на чистую воду настоящего преступника, а Плетнев сомневается, хотя, казалось бы, должен его поддержать.

– Он первый на подозрении. По факту нападения на сотрудника полиции…

– А Игонин?.. Если он поднял руку на меня, то и на Игонина мог… Да он и напал на меня, потому что я вышел на него… Только я один его и искал…

– Как же он узнал, что ты на него вышел?

– Как узнал?.. – задумался Никита. – Вероника его покрывала, я это понял, пришел к ней. Вчера днем приходил, ее не было. Возможно, Петрушин был у нее в квартире. Думаю, он понял, зачем я приходил, и напал на меня, когда я пришел ночью… Кстати, там в шкафу были его туфли. Я думал, что это Нежилова туфли…

– Мужские туфли?

– Да, мужские…

– Не было в квартире мужских туфель.

– Значит, забрал… И Веронику забрал. Чтобы она о нем не рассказала… И камеру сломал, и отпечатки стер… Камеру в подъезде. Он по этому делу спец. И машину с компьютера вскрыть может. С «Фокусом» он эту… этот фокус проделал…

– С «Фокусом» Кондакова?

– Вскрыл машину, подбросил нож…

– А где доказательства?

– Курочка по зернышку…

– Курочка, – усмехнулся Плетнев. – Которую петушок в темечко… И кто он, этот петушок?

– Может, Петрушин, может, еще кто-то. Но точно не Кондаков…

– Может, и Петрушин… Но зачем ему Игонина убивать?

– Кондакова подставить.

– Зачем?

– Подставить и оставить – жену его без мужа.

Никита задумался. А ведь Елизавета действительно осталась без присмотра. И теперь Петрушин мог запросто заглянуть к ней на огонек. Может, уже и навестил ее разок-другой. А может, они даже поддерживают между собой постоянную связь. Откуда-то же узнал Петрушин, что Никита вышел на него. Может, Кондакова слила… Но зачем она тогда помогает Никите? И самого Петрушина ему фактически сдала, и с его фотографией помогла.

– А не проще самого мужа убить?

– Ну, не знаю… Может, он отомстил Игонину, – пожал плечами Никита.

– За что?

– За то же, за что ему собирался отомстить Кондаков. Пока он собирался, Петрушин отомстил…

– Игонин мог изнасиловать Кондакову, но как Петрушин об этом узнал?

– Может, сама Кондакова и сказала.

– Убил Игонина и восстановил справедливость, – усмехнулся Плетнев, – подбросив нож Кондакову, который и должен был убить Игонина.

– Может, и так.

– Романтично. Но нереально… Возможно, Петрушин существует. Возможно, он убивал кошек. Но зачем убивать Игонина?

– А кошек он зачем убивал? А с Вероникой зачем связался? Ясно же, что все это из-за Кондаковой. К ней он подбирался… И она это знала… – кивнул Никита. – Сразу сказала, кто кошек подбрасывал. И сказала, что сама Игонина убить не могла. И на Петрушина намекнула… Она его подозревала… Я пошел по его следу, он испугался и попытался меня убить… Все очень серьезно.

– Никто не спорит, – перебил его Плетнев. – И Петрушин уже в работе… Но с Кондакова обвинения мы снять не можем.

– А разве я настаиваю? – Никита озадаченно глянул на своего начальника. Его что, подозревают в попытке увести Кондакова от ответственности? – Просто не могу понять, как орудие преступления оказалось в машине у Кондакова.

– Орудие преступления… – подчеркнул Плетнев. – Пришли результаты экспертизы, на ноже – кровь Игонина.

– Но почему нож оказался в машине, если она стояла на приколе?

– Возможно, ты вышел на след настоящего преступника.

– Мне тоже так кажется. – Никита взбодрился, как будто ему объявили благодарность от самого министра МВД.

– Петрушин уже в розыске, теперь ему нет смысла тебя убивать, – улыбнулся Плетнев.

– Я могу спать спокойно?

– Спи. Побольше спи. И поскорее выздоравливай.

Плетнев ушел, и Никита почувствовал сильную усталость. Слишком уж много сил отнял у него этот разговор. Ему надо отдохнуть. Но не за компьютером. Ни одна игра по азарту и накалу страстей не могла сравниться с той реальностью, в которой он сейчас жил. И которая его едва не убила.