Глава 7

Экспертиза – дело тонкое и долгое, но тем не менее результат уже был готов. Кровь мужская, взрослого человека, по группе – полное совпадение. Генетическая экспертиза даст более точный результат, но это время. Впрочем, уже и так все понятно. Во всяком случае, для Плетнева.

– Ну что ж, картина ясна. Игонин унижает жену, муж в бешенстве. Где живет обидчик, муж знает, остается только продумать план и привести его в исполнение. В распоряжении у Кондакова была целая неделя, даже больше. За это время он смог подготовиться.

– И даже заболеть умудрился, – кивнул Птицын и удивленно глянул на Никиту. Интересно, кто допустил его на столь важное совещание у начальника отделения?

– Ну, заболеть он мог и без причины. – Плетнев перевел взгляд на Вересова: – Что там у нас по камере с Паркетной?

– В указанное время Кондаков к машине не выходил, – развел тот руками.

– Он мог подойти к ней в обход камеры, – сказал Никита. – Там следы на снегу. По газону. Две ниточки – туда и обратно. Прямиком к машине.

– Чьи следы?

– Ну, я не замерял.

– Может, собачьи? – ухмыльнулся Птицын.

– Да нет, с твоими ногами я бы не перепутал, – парировал Никита.

– Бланку надо было сказать, он бы слепки снял.

Одним пальцем Плетнев показал на Никиту, другим на Птицына. Он все видит, и они у него под контролем. А будут собачиться, он их выгонит на мороз.

– Вы так быстро уехали.

– Поторопились.

– Я машину сфотографировал. – Никита выложил на стол свой смартфон. – Там под колесами целина. Машина с места даже не съезжала. Во всяком случае, в день убийства.

– То есть шестого января «Форд» стоял на месте?

– Я сразу это сказал.

– Может, не завелась?.. Или Кондаков решил на такси?

– А нож? Почему тогда нож в машине оказался?

– Студент! – Птицын развалился на стуле, сложив руки на груди. – Знаний нет, опыта нет…

– Может, ты объяснишь?

– Убил человека, впал в прострацию, нож сунул в карман. Вернулся домой, вспомнил про нож, выбрасывать жаль, дома хранить нельзя. Вот и отнес в машину.

– А карман? А сама куртка, в которой нож был? Где кровь? На одежде у Кондакова крови не обнаружено.

– Выбросил куртку.

– А нож почему не выбросил?

– Я же говорю, жалко стало. Лезвие там «пятерочка», легированная сталь.

– Тогда надо было кровь хотя бы смыть.

– Кровь с ножа смыть невозможно. Рукоять снимать надо… У Бланка спроси, пока молодой, – ухмыльнулся Птицын.

– Да, но Кондаков у него не консультировался. Поэтому он мог бы вымыть нож, но не сделал этого.

– Ты тоже мог бы гаишником служить, а пошел в уголовный розыск.

Никита пропустил реплику мимо ушей. Не уважал он Птицына, потому не интересны выхлопы его мысли. Ни выхлопы, ни выбросы.

– А если нож подбросили? – спросил он.

– Кому нож подбросили? Кондакову?! Зачем? – Плетнев, казалось, задумался всерьез, но на Никиту глянул с иронией.

– Ну, кто-то же подбрасывал ему дохлых кошек.

– Ты мог убить своего отца ради бабы? – спросил Птицын таким тоном, словно Никита уже вырезал всю свою семью.

– Сравнение не корректное, – заметил Мотыгин. – Бусыгин мог бы убить своего отца, потому что он физически крепкий мужчина. А дочь Игонина – женщина. Может, и не самая слабая, но женщина… Да и отца убить…

– Извращенная у вас психология, лейтенант, – фыркнул Птицын.

Плетнев глянул на него строго и при этом кивнул, давая понять, что на серьезный разговор он уже нарвался.

– Если серьезно, я на Веронику Игонину и не подумал бы. – Никита сделал вид, что не оскорбился. – Но кошки… Прежде чем подбросить, кошку нужно было убить.

– Нет, кошка, конечно, тоже человек, – усмехнулся Мотыгин. – Но не настолько же.

– Вероника говорила, что покупала кошек у бомжа. Договорилась с ним, он убивал, приносил ей… А может, и сама убивала…

– Может, и убивала. Но не кошек, а время. И не она убивала время, а… некоторые несознательные граждане. – Птицын выразительно глянул на Никиту.

– А что она там про бомжа говорила? – спросил Плетнев.

– Ну, вроде как договорилась с бомжом. Вот и я думаю, а был ли мальчик?

– Бомж, и мальчик?! Оригинально! – Мотыгин весело глянул на Птицына, выражая свою с ним солидарность.

– А если бы? Ты же не хочешь сказать, что Игонина мог убить этот бомж? – спросил Плетнев.

– Зачем?

Никита понял, что сам загнал себя в тупик. Вероника не настолько идиотка, чтобы избавляться от собственного отца. А если вдруг, то вряд ли она поручила бы это дело бомжу… Но ведь прежде чем озвучить свою мысль насчет бомжа, он заметил робкий свет в конце тоннеля. И очень жаль, что чувство верного пути оказалось ложным.

– Вот и я о том же… – кивнул Плетнев. – Игонина били ножом в живот. И он не пытался защититься или бежать. Это значит, что его убил человек, которого он знал. Которого мог подпустить к себе близко… Вероника Игонина отпадает, остается Кондаков…

– Да, но с Кондаковым у него был конфликт. Кондаков мог его убить, – сказал Никита.

– А давай разберем такую ситуацию, – с коварной усмешкой вмешался в разговор Птицын. – Вот не нравишься ты мне, лейтенант. Ты это чувствуешь, тебя это злит. А завтра я подойду к тебе и предложу мир и жвачку. Тебе это понравится?

– Меня это насторожит.

– Я скажу, что хочу тебя обнять. Ты мне поверишь, я к тебе подойду… И скажу, что наврал тебе. Скажу и ударю…

– В живот?

– Ну, не ножом.

– Лучше в спину. Мне кажется, это у тебя лучше всего получается.

Птицын дернулся, даже привстал, как будто хотел ударить Никиту.

– Так, на сегодня хватит!.. – резко поднял руку Плетнев. – Птицын остается, а остальные по домам.

Начальник принял решение, но, взглянув на часы, которые показывали половину восьмого вечера, подумал, не рано ли он отпускает подчиненных?

Елизавета должна была ждать Никиту в холле перед дежурной частью, но нет, она стояла на крыльце с отсутствующим видом. Снег падал под углом, и козырек, под которым стояла женщина, не защищал ее. Но волосы у нее сухие, и одежда чистая, значит, на улицу она вышла только-только. Или почувствовала, или кто-то сказал ей, что Никита будет с минуты на минуту.

– Подвезти? – спросил он на всякий случай. Вдруг за ними кто-то наблюдает. Тот же Мотыгин мог устроить слежку – чисто из вредности.

– Мне домой, – тихо сказала она. – На Паркетную.

– Как там Олег? – спросил Никита, включив «дворники».

Снегопад хиленький, но все равно с лобового стекла нужно было смахнуть. И печку врубить посильней, чтобы поскорее прогреть салон.

– Плохо, – покачала головой Елизавета и тихо добавила: – Олег не убивал Игонина.

– Нож. В машине у него нашли нож.

– Это не его нож.

– И кровь не его, – кивнул Никита, тронув машину с места.

Он повернул к воротам и увидел Мотыгина, который стоял прямо на дороге с сигаретой в руке. Стоял, курил и с хищным прищуром смотрел на него. Никита стал останавливаться, но старлей сам сошел с пути, повернув к своей машине. Он не смотрел на него, не требовал и даже не просил остановиться. Никита проехал мимо.

– А если это не человеческая кровь? – спросила Елизавета.

– А чья?

– Может, кошачья!

– Кошек не резали, кошек душили.

– Кто их душил?

– Кто-то душил, – кивнул Никита.

Он помнил, как уличил Игонину в преступлении. Труп кошки лежал у нее на заднем резиновом коврике, там и осталась шерсть. И нож нашли в машине примерно на том же месте… Это сравнение ничего не доказывало и мало о чем говорило, но на мысль все же навело. Надо бы глянуть на дверной замок «Форда», вдруг там следы взлома.

– Кто-то душил, – задумчиво повторила за ним Елизавета, – но точно не Вероника.

– Вы что-то знаете? – спросил Никита.

– Кто мы? Я или мы с Олегом?

– Ты.

– Так и говори, а то «выкаем» друг другу… как будто у нас других дел нет.

– И какие у нас дела?

– Олега из этой ямы вытащить… Я же вижу, ты не веришь в его виновность.

– Хочешь знать, чью кровь нашли на ноже? Игонина.

Никита не видел Елизавету, сидевшую на заднем сиденье, а она не издала ни звука, но ведь собралась что-то сказать, и он это почувствовал. Собралась, но промолчала, потому что не нашла слов. Или страх за Олега пережал горло.

– Вопрос только в том, как нож оказался в машине.

– Его подбросили.

– Кто?

– А кто душил кошек?

– Вероника?

– Я же сказала, что Вероника не могла.

– Почему?

– А почему среди женщин нет серийных убийц?

– Ну, если не считать леди Макбет, – пожал плечами Никита, – из Мценского уезда.

– Я знаю людей, которым нравилось издеваться над кошками. Поверь, среди них нет ни одной женщины.

– Да, но кошки были. И Вероника в этом призналась.

– Она сама убивала?

– Нет, был какой-то бомж.

– Бомж – понятие растяжимое.

– Бомж – понятие бродячее. И вонючее.

– Бомж – это человек без определенного места жительства. И внешне он может выглядеть вполне нормально. И даже жить с Вероникой.

– Она показывала на помойку.

– Я, конечно, не утверждаю… Но кто-то же дал ей идиотский совет пугать меня кошками.

– Тебя пугать?

– Ну если там не было котов, то, наверное, меня…

– И кто мог дать ей такой совет?

– Не знаю… Но можно узнать…

– Как?

– С людьми поговорить, с соседями… Разве ты не в полиции служишь?

– С соседями, конечно, можно поговорить… – в раздумье кивнул Никита.

Послушай женщину и сделай все наоборот. Или вообще ничего не делай… А если Елизавета права? Кто-то же надоумил Веронику.

– Может, у Игонина был с ним конфликт, – сказала она.

– С кем с ним?

– С бомжом. Что тут неясного?

– Ну, ты так сказала, как будто это какой-то конкретный человек…

– Извини.

– За что? – Никита еще ничего не понял, но уже учуял подвох.

– За то, что усомнилась в твоей профпригодности. Ты настоящий мент. Нудный, дотошный. Вредный.

– Спасибо.

– Это комплимент.

– Интересное имя.

– Какое имя? – На этот раз озадачилась Елизавета.

– Я спросил о конкретном человеке, ты назвала его имя. Комплимент. Или ты сказала Климентий?

– Если бы я знала, как его зовут, я бы сказала. Но я не знаю.

– И о его конфликте с Игониным не знаешь?

– А вдруг что-то было?..

– У Игонина был конфликт с твоим Олегом.

Елизавета откинулась на сиденье, затылком упираясь в подголовник. Никита бросил взгляд в салонное зеркало и увидел, как она закрывает глаза, отказываясь от продолжения разговора. И отказываясь от Никиты как от союзника.

– А почему ты едешь на Паркетную?

– Олег не должен знать о нашем конфликте с Ириной Николаевной… Да и она мне звонила… Спасибо за приглашение…

– Конфликт с Ириной Николаевной, – в раздумье проговорил Никита.

– Что на этот раз не так? – с усмешкой спросила Кондакова.

– Конфликт между свекровью и невесткой… Конфликт между тестем и будущим зятем. Это я о Климентии…

– Нет никакого Климентия.

– А кто есть?

– Но кто-то есть… Это же не просто так, сначала кошки, а потом Игонин…

– А может, ларчик просто открывается?

– Можете не продолжать, товарищ лейтенант, – окончательно махнула на него рукой Елизавета.

Никита пытался с ней заговорить, но до самого дома она не произнесла и звука.

Он остановил машину неподалеку от знакомого «Форда». Кондакова вышла, а он замешкался – в поисках фонарика. Она уже подходила к подъезду, когда он посветил на дверной замок.

Следов взлома он не обнаружил. Возможно, сюда не ступала не только нога человека, в смысле, отмычка, но и родной ключ. Замок автоматический, с дистанционным управлением. Да и не открыть замок отмычкой, не «разбудив» сигнализацию.

Кондакова заметила его потуги, повернула назад, подошла.

– Что-то интересное?

– Да нет…

– Мне тоже интересно, как можно было открыть машину без ключа.

– И как?

– Есть масса способов.

– Да, но для этого нужно быть профессиональным угонщиком.

– От угонщика до убийцы – один шаг.

– Совсем не обязательно становиться угонщиком, чтобы убить, – с намеком на Олега сказал Никита.

И Елизавета его поняла.

– До свидания, – сухо, с обидой в голосе попрощалась она и повернулась к нему спиной.

Никита дождался, когда она скроется в подъезде, только тогда вернулся в машину. Вот и что ему теперь делать? Ехать домой, уповая на следователя, который должен раскрутить Олега Кондакова на признание? Пусть все идет самотеком, тем более что в это дело он внес весомый вклад.

Но если Кондаков не признается? Если он не убивал?.. А время идет, следы остывают. Да и дело это не простое, это его боевое крещение, и он должен отработать его «от» и «до». И плевать на отдых. У настоящего опера рабочий день делится на темное и светлое время суток. А длится все двадцать четыре часа.

И все же рабочий день для Никиты закончился. Об этом он подумал у двери, за которой жила Вероника Игонина.

Игонины и Кондаковы дружили семьями и даже жили в одной части Москвы. И у детей квартиры в одном округе. Никите не пришлось ехать далеко, он потратил на дорогу всего двадцать минут. Для Москвы это – ни о чем.

Но Игонина не открывала. Впрочем, Никита ничуть не удивился. В ее окнах свет не горел, поэтому он и не рассчитывал на результат. Консьержка лишь пожала плечами, откуда ей знать, дома Игонина или нет. Дом новый, планировка современная – из одного подъезда сразу два выхода, основной и пожарный. Пожарный выход оснащен камерой, но та не работает. Да и не смотрела женщина на монитор, когда по телевизору шел какой-то сериал.

И все же Никита поднялся на четвертый этаж. Дверь в общий холл была открыта, осталось только найти нужную квартиру и нажать на клавишу звонка. Но там ни ответа ни привета.

Никита продолжал давить на клавишу. Он дал себе десять минут, если за это время ему не откроют, он с легкой душой отправится домой.

До назначенного срока оставались секунды, когда вдруг щелкнул замок, дверь приоткрылась, и из темной прихожей донесся сонный, но знакомый голос:

– Заходи!

Очертания Вероники угадывались смутно, и все же он увидел, как она зевнула в ладошку, поворачиваясь к нему спиной. И еще в темноте белела ее футболка. Или ночнушка?

– Куда от тебя денешься? – добавила она.

Никита переступил порог, только тогда в коридоре вспыхнул свет. Вероника действительно была в футболке. Причем практически на голое тело. Футболка не самая короткая, но под ней как максимум только трусики.

Волосы у нее растрепанные, лицо помятое, по щекам растеклась тушь. И еще от нее пахло свежим перегаром. Виски, похоже, глушила, причем недавно. Наклюкалась с горя, и спать, а Никита ее разбудил.

Узнав в госте Никиту, Вероника вмиг протрезвела.

– Ты кто такой? – потрясенно спросила она.

– Не узнаешь?

– Узнаю.

– А ты кого ждала?

– Кого ждала?.. Ну вообще-то маму… Ты же знаешь… – Лицо ее скривилось, глаза заслезились.

– Мои соболезнования.

– Ты же не для этого приехал… Слушай, тебе нельзя здесь быть, – мотнула головой Вероника.

– У тебя гости? – Никита кивком показал на мужские туфли, носки которых выглядывали с полки обувной тумбы под вешалкой.

Прихожая у нее просторная, мебель из лучших журналов, но полки для обуви открытые. У Никиты ящики закрывались, да и у многих так.

– Да нет… Это отцовские туфли.

– Да?

Туфли далеко не самые дорогие, носки сбиты, ободраны. Не мог Игонин носить такое барахло.

– Я их выбросить должна была, – разглядывая туфли, сказала Вероника, – но забыла… Завтра выброшу.

– А как же память об отце?

– Память?!.. – Ее лицо снова скривилось, из глаз потекли слезы.

– Чаю сделать? – спросил он, разуваясь.

– Чего? – Вероника недоуменно распахнула глаза.

Он снял куртку, прошел на кухню, осмотрелся. И здесь все на уровне, один только гарнитур потянет минимум на тысяч триста. И техника дорогая, одна кофемашина тысяч пятьдесят стоит. Наверняка все за счет родителей.

Никита уже приготовил кофе, когда появилась Вероника. Спортивный костюм на ней, волосы убраны в хвост.

– Ты извращенец? – спросила она.

– А что, похоже?

– По чужим квартирам любишь шариться, пользуясь служебным положением.

– Работа у меня такая.

– По ночам спать надо.

– Не могу. Сегодня один очень хороший человек погиб.

– Это ты про отца? – нахмурилась Вероника. – Тебе-то что?

– Ну, мое первое… По-настоящему первое дело… А ты почему здесь?

– Как это, почему?

– Маму поддержать надо.

– Тебе какое дело?

– Может, вы поссорились?

– Я ведь и в полицию позвонить могу. Вышвырнут тебя отсюда, как щенка.

– Или как дохлую кошку, да?

– Ничего не докажешь! – еще больше разозлилась Вероника.

– Сами по себе кошки никого не интересуют. А в связи с гибелью твоего отца… – Никита нарочно взял паузу.

– Оставь в покое моего отца!

– Кто придумал кошек? Откуда взялась такая дикая идея убивать их?

– Сама придумала. – Вероника отвела в сторону взгляд.

– И сама убивала?

– Нет… Э-э… – Она щелкнула пальцами, призывая на помощь память.

– С бомжом договорилась, – подсказал Никита.

– Ну да.

– А как на самом деле было?

– Так и было!

– И как мне бомжа найти?

– Так иди, ищи! – Вероника махнула рукой в сторону выхода.

В это время в дверь позвонили. Вероника сделала вид, что не услышала.

– Мама пришла, – усмехнулся Никита.

– Мама?

Похоже, Вероника забывала все с такой же скоростью, с какой и врала. Да оно и так понятно, что Вероника не могла принять его за маму. За мужчину могла, а за женщину… Похоже, этот мужчина уже стучится в дверь. И Никите придется проявить гостеприимство.