ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Френтис
Варикум, приземистая крепость из пяти соединенных башен, располагался на низком холме. Людям Френтиса пришлось три дня прятаться в южных холмах. Наконец появился караван, двадцать повозок с припасами и свежими рабами для тренировок, охраняемый варитаями и свободными наемниками. К счастью, вести об излюбленной тактике Красного брата не просочились за океан. Наемники полностью предсказуемо отреагировали на группку перепуганных рабынь, бредущих по дороге. Командир тут же отправил своих людей разузнать, в чем дело, и не позаботился об охране флангов. Наемники поскакали галопом, мгновенно окружили девушек. Френтис выждал, пока Лемера с плачем расскажет про жуткую судьбу убитого злодеями господина и упадет на колени от нестерпимого ужаса. Командир всадников имел глупость спешиться, взять Лемеру за подбородок и повернуть голову, оценивая красоту. Мгновение — и вылетел спрятанный нож, полоснул, и командир отшатнулся, брызгая кровью из перерезанной глотки.
Остальные всадники попадали под тучей стрел с обочины. Выживших добили девушки: навалились, остервенело тыкали, кромсали кинжалами. Френтис повел группу освобожденных рабов Иллиан на фланг, Кусай и Чернозубая кинулись вперед, стащили пару варитаев с седел. Судьбу каравана решил мастер Ренсиаль с дюжиной всадников, ударивший сзади. Последним пал надсмотрщик за рабами, как обычно, огромный и массивный. Он стоял на первой повозке, злобно щелкал кнутом и без тени страха хлестал подъезжающих всадников. Иллиан нырнула под кнут, вскочила на повозку, подрезала надсмотрщику сухожилия, спихнула вниз и выхватила кнут из руки. В Мартише надсмотрщиков всегда старались брать живыми. Освобожденные рабы очень благодарили за это.
Рабов оказалось три десятка в фургонах-клетках в центре каравана, в большинстве мужчин, но и полдюжины женщин, отобранных за молодость и силу.
— Представления популярней, когда нет однообразия, — объяснил Лекран. — По традиции, в честь древних героев женщин травят дикими зверями. Воларцы забросили своих богов, но оставили много мифов о них, в особенности тех, где реки крови.
Френтис обрадовался, что большинство рабов были из Королевства и лишь несколько — темнокожие альпиранцы из южной части империи. Из того, что освобожденные учинили с надсмотрщиком, стало ясно: они охотно возьмутся за оружие.
— Хорошая работа, — сказал Френтис Лемере, присевшей на корточки у трупа вольного мечника, чтобы избавить его от полезных и блестящих предметов.
Девушка робко улыбнулась, затем поморщилась — неподалеку истошно завопил надсмотрщик.
— Путь к свободе нелегок, — сказал ей Френтис и пошел искать Тридцать Четвертого.
— Вы довольны, что пошли с нами?
Восьмой посмотрел на двоих собратьев-варитаев и кивнул. После освобождения все трое долго мучились, не могли заснуть без карна. Но тело привыкало, и жизнь потихоньку возвращалась к солдатам-рабам, они смотрели на мир вокруг, на небо так, будто впервые увидели их. Бывшие варитаи мало разговаривали. Френтис не был уверен, что они полностью осознают свое положение. Но их взгляды не были пустыми и бессмысленными, в них виделись понимание и решимость.
— Мы освободим столько варитаев, сколько сможем, — но мы не сумеем освободить всех, — сказал Френтис. — Вы понимаете это?
Восьмой снова кивнул и медленно, хрипло заговорил, осторожно и раздельно произнося слова:
— Мы были… мертвыми. Теперь мы… живые. Мы сделаем… других… живыми.
— Да, многих других, — подтвердил Френтис, взял меч павшего варитая и протянул Восьмому.
Тридцать Четвертый поговорил с надсмотрщиком и выяснил, что в варикуме не меньше шестидесяти варитаев и около дюжины надсмотрщиков. К счастью, почти все силы направлялись на внутреннюю безопасность, и лишь горстка солдат следила за стенами.
— Гарисаи знамениты бунтарством, их очень трудно содержать, — заметил Тридцать Четвертый. — Им не дают наркотиков, не связывают, как куритаев.
— И скольких примерно мы сможем освободить? — спросил Френтис.
— Надсмотрщик сказал, их около сотни. Но, брат, не все согласятся присоединиться к нам, и не всеми будет легко командовать. Жизнь в варикуме жестокая и короткая. Многие гибнут на тренировках, и еще больше умирает на первых же представлениях. К тому же гарисаи часто сходят с ума.
Френтис посмотрел на сидящего неподалеку мастера Ренсиаля. После битвы его глаза обычно казались совершенно пустыми. Что же, у безумных гарисаев будет хорошая компания.
Лекрана переодели в черный наряд надсмотрщика, дали кнут, Френтис с мастером Ренсиалем облачились в доспехи вольных мечников и ехали по бокам передней повозки, а та медленно приближалась к главным воротам варикума. Там не ждали врагов. Ворота были уже распахнуты, навстречу вышел раздраженный здоровяк.
— Гребаные лентяи, вы опоздали! — рявкнул он на Лекрана, а затем нахмурился и зловеще спросил: — А где Масторек?
— Если верить старухам из моей деревни, он пошел на тысячелетние муки за бесконечное море. Можешь сам поискать его там, — сказал Лекран и выдернул из-под одежды топор.
Здоровяк так ничего и не понял, топор врезался ему в череп. Френтис пришпорил коня и поскакал в ворота, зарубил еще одного надсмотрщика, отчаянно пытавшегося закрыть их. Из незаметной в тени двери выскочила пара варитаев и покатилась под копыта коня — мастер Ренсиаль сшиб солдат на скаку. Френтис спешился и кинулся в атаку вместе с Лекраном и тремя освобожденными варитаями, за ними и все остальные. Надо бить, пока враги не опомнились!
Согласно разработанному заранее плану, отряд разделился, когда достиг цитадели. Лекран повел половину направо, Френтис вторую — налево. Защитники дрались отчаянно, сопротивление не было организованным, группки по три-четыре варитая выскакивали навстречу, пытаясь преградить дорогу, но тут же падали под ударами.
Освобожденным варитаям и Плетельщику поручили захватить как можно больше солдат-рабов. Плетельщик накидывал лассо на солдата, трое свободных сваливали пленного наземь и связывали. Попытка была не слишком успешной. Захватили всего семерых. Варикум пал, его мраморные коридоры были залиты кровью.
Френтис приказал Иллиан и ее группе искать выживших, а потом отослал Дергача с его переодетой командой на стены — пусть снаружи все выглядит как обычно. Затем пошел в центральное здание. Посреди него на круглой песчаной арене плотно выстроились мужчины и женщины — три ряда, плечом к плечу, ровные шеренги, угрюмые решительные лица, хотя вместо оружия — всего лишь деревянные палки. Вокруг на песке валялись тела надсмотрщиков, расстрелянных с галерей. Похоже, атака застала варикум посреди вечерней тренировки.
— Они думают, что мы — бандиты, пришедшие за рабами, — сказал Лекран. — И переубедить их будет нелегко.
Френтис сунул меч в ножны и пошел к гарисаям, отмечая, как они насторожились и напряглись, сколько у них шрамов. Без шрамов — ни одного. Наверное, или кнут, или раны на воларских представлениях. Что там бывает, можно только воображать.
Френтис остановился в десяти шагах, всматривался в лица, стараясь отыскать проблески узнавания, — но видел только подозрение.
— Кто-нибудь есть из Объединенного Королевства? — спросил он на языке Королевства.
Рабы в недоумении переглянулись. Но один отреагировал — светлокожий парень чуть старше остальных, покрытый шрамами. Как и все, он был выбрит налысо. Распахнутая рубаха открывала совершенное, мускулистое, без капли жира тело. Таким оно становится только после многолетних тренировок.
— Последний из землеходов умер два дня назад, — проговорил светлокожий с мельденейским акцентом, косо посмотрел на Френтиса и презрительно скривился. — Они здесь держатся недолго.
Потом заговорила низенькая, но мускулистая женщина, держащая деревянное копье на уровне глаз Френтиса.
— Скажи ему, что если он хочет продать нас, то ему придется пролить немного крови за эту привилегию, — произнесла она по-воларски.
— Я говорю на вашем языке. — Френтис выставил руку ладонью вперед. — Мы пришли освободить вас.
— Зачем? — не сводя настороженного взгляда с Френтиса, спросила женщина.
— А уж это решать вам, — ответил он.
Две дюжины освобожденных гарисаев решили уйти, мельденеец — одним из первых.
— Брат, не хочу тебя обидеть, но хрен с ним, с твоим восстанием, — взваливая на плечи мех со скудными пожитками и провиантом, добродушно сказал мельденеец. — Я выдержал два представления, и мне хватит крови на всю жизнь с лихвой. Я — на берег. Найду что-нибудь плавучее и айда на острова. Конечно, моя жена уже нашла себе другого мужика, но все-таки дом есть дом.
— Ваш народ — союзник нашего, — сказал Френтис. — Владыки кораблей заключили договор с нами.
— В самом деле? Ну и хрен с ними, — ухмыльнувшись, ответил мельденеец и размеренно побежал на запад.
— Трус, — пробормотал Лекран.
«Мудрейший человек из всех, кого я встретил за последние годы», — подумал Френтис.
Свирепую низенькую женщину, грозившую Френтису, оставшиеся гарисаи выбрали выступать от их имени. Звали ее Ивельда, выглядела она похоже на Лекрана, говорила с таким же акцентом и не скрывала презрения к бывшему куритаю.
— Она из племени рохта. Им нельзя доверять, — мрачно сообщил тот.
— На нашем языке люди охта называются змеями, — сказала Ивельда и положила руку на рукоять короткого меча, взятого из груды трофеев. — Охта пьют мочу козлов и трахают своих сестричек.
Лекран ощерился.
— Если хотите поубивать друг друга, идите наружу, — устало проговорил Френтис: ему не хотелось их разнимать.
Он посмотрел на карту, которую Тридцать Четвертый разложил в роскошных апартаментах главного надсмотрщика варикума. К большому сожалению гарисаев, того не сумели захватить живым. Злость выместили на трупе. Голова теперь украшала копье, воткнутое посреди тренировочной площадки.
— Несомненно, воларский гарнизон уже прослышал о наших делах, — сказал Тридцать Четвертый и постучал пальцем по значку в пятнадцати милях к северо-западу от варикума. — Им нетрудно будет выследить нас.
— А наши полные силы? — спросил Френтис.
— Двести семнадцать, — ответил Тридцать Четвертый.
— Мало, — резюмировал Лекран.
— Трусливый сестротрах, — буркнула Ивельда и презрительно рассмеялась. — Каждый гарисай стоит десяти варитаев.
— Он прав, — подытожил Френтис. — Нужно больше бойцов.
— Если они явятся сюда, им придется штурмовать стены. Это подравняет счет, — заметил Дергач.
— Как ни соблазнительно, оставаться здесь нельзя, — сказал Френтис. — К тому же если мы сожжем это место, то ясно просигналим о наших намерениях. А может даже, это воспримут как сигнал бежать и присоединяться к нам.
Он указал на холмистое взгорье в тридцати милях к северо-востоку. Путь к нему проходил мимо многочисленных плантаций.
— Мы дождемся их там, и, возможно, нас к тому времени станет больше. Готовьтесь выступать через час.
За четыре дня разорили четыре плантации, и армия Френтиса росла как на дрожжах. Чем дальше от побережья, тем богаче были владения, тем больше рабов и свидетельств того, что надсмотрщики погрязли в самой извращенной жестокости. Большинство новых рекрутов составляли пленники из Королевства. Рожденные в рабстве неохотно расставались с привычной жизнью, а некоторые даже встали на защиту хозяев. На четвертой плантации рабы окружили хозяйку, высокую седую женщину, одетую в черное с головы до пят. Та гордо и надменно смотрела на разорителей, безоружные рабы вокруг нее схватились за руки и не хотели отдавать госпожу, несмотря на все уговоры и угрозы Френтиса.
— Наша госпожа добрая и не заслуживает кары, — увещевала дородная пожилая рабыня в одежде, отнюдь не похожей на лохмотья большинства рабов, встреченных до сих пор.
Ее товарищи тоже были неплохо одеты и не имели шрамов. К удивлению Френтиса, на большой плантации не было ни единого надсмотрщика, и охраняли ее всего четыре заморенных варитая. Троих из них захватили без труда.
Госпожа не хотела глядеть в сторону Френтиса, не удостаивала врага и крупицы внимания.
— Ваша госпожа разбогатела на вашем труде, — сказал он. — Если она так уж добра, отчего она не освободила вас? Идите с нами — и узнаете свободу.
Бесполезно. Рабы не шевельнулись, словно оглохли.
— Брат, убей их, — сплюнув под ноги, проговорил бывший кузнец, освобожденный на первой плантации. — Мерзкие лизоблюды! Они предадут нас.
Освобожденные одобрительно загудели, причем не только люди из Королевства. Они делались свирепее с каждым набегом, каждый замученный до смерти помещик или надсмотрщик еще сильнее разжигал жажду крови.
— Свобода — личный выбор каждого, — сказал Френтис своим воинам. — Собирайте припасы и готовьтесь выступать.
Кузнец забурчал от злости, указал мечом на горделивую воларку:
— А как насчет старой суки? Стрелу в нее, и эти псы наконец задумаются.
Иллиан шагнула к нему и ударила кулаком в лицо.
— Эта экспедиция под командой Шестого ордена, — сказала Иллиан, — а орден не воюет со старыми женщинами.
Брызгая слюной и кровью, кузнец развернулся к Иллиан, а та положила руку на рукоять меча.
— Еще раз станете перечить брату Френтису, я успокою вас сталью. А теперь идите собираться, — равнодушно проговорила Иллиан.
Вечером Френтис наблюдал, как Плетельщик освобождает плененных варитаев. Отряд остановился на ночлег в десяти милях от виллы. Варитаи — а их было уже три десятка — встали чуть поодаль от основных сил. Освобожденные варитаи оставались молчаливыми, неизменно смотрели с удивлением на все вокруг и редко отходили далеко от Плетельщика — словно новорожденные оленята от мамы.
Трое пленных сидели в центре круга варитаев, связанные, оголенные по пояс, безучастные. Плетельщик присел рядом с фляжкой в руках. Он окунал туда тонкую тростинку и касался шрамов ее кончиком. От каждого прикосновения немедленно начинались конвульсии и пронзительные душераздирающие крики. Френтиса всякий раз бросало в холодный пот. К такому не привыкнешь, сколько ни слушай. Когда крики стихли и освобожденные скорчились у ног Плетельщика, варитаи подошли ближе. Плетельщик возлагал руку на голову каждого из новых освобожденных. Те моргали, начинали с удивлением озираться по сторонам, будто проснулись в новом мире, растерянные и обескураженные.
«Да это же ритуал!» — вдруг понял Френтис.
Варитаи подходили к Плетельщику, протягивали к нему сомкнутые руки, сводили запястья вместе, затем разделяли. На языке жестов это движение означает «порванная цепь». Интересно, где варитаи научились ему? Плетельщику, похоже, почитание не доставляло радости, он хмурился, криво улыбался.
— Он — священник? — спросили за спиной.
Френтис обернулся и увидел Лемеру, с любопытством разглядывающую варитаев.
— Нет, он есть целитель, — на ломаном альпиранском ответил Френтис. — Имеет большую магию-силу.
— Вы уродуете мой язык, — сказала Лемера на воларском и рассмеялась. — Вы учили его в моей стране?
Френтис снова посмотрел на варитаев и поморщился. Воспоминания о том, как он учился альпиранскому, не очень радовали.
— Я много странствовал, — наконец ответил он.
— Меня забрали в восемь лет, но я очень хорошо помню дом — деревню на южном берегу, где океан был богатым рыбой и голубым, как сапфир.
— Когда-нибудь вы вернетесь туда.
Она подошла ближе, потупилась.
— Меня там не примут. Я… я осквернена. Никакой мужчина не захочет меня в жены, и женщины не подойдут ко мне.
— У вашего народа суровые обычаи.
— Это больше не мой народ. Вот они — мой народ. — Она кивнула в сторону варитаев, помогающих встать освобожденным братьям, утешающих, успокаивающих. — И другие тоже. Вы — король новой нации.
— У меня уже есть королева, и вряд ли она одобрит появление новой короны в своих владениях.
— Сестра говорит, что вы — величайший герой вашей земли. Разве вы не заслуживаете своих земель? — спросила Лемера.
— Сестра Иллиан преувеличивает. К тому же служителям Веры запрещено владеть землей.
— Сестра пыталась научить меня вашей Вере. Странно с таким почтением относиться к мертвым.
Лемера покачала головой и ушла. Френтис едва разобрал слова, сказанные ею на прощание:
— Мертвые не ответят взаимностью на любовь.
Они пришли в горы через два дня. Отряд разросся до пяти сотен, хотя многим не хватало оружия, а половина держала в руках инструменты или дубинки. Все больше собиралось беглецов, услышавших о восстании от тех, кто удрал со сгоревших плантаций. Беглецы приносили известия о том, какой ужас восстание нагнало на свободное население Эскетии. Одетые в черное и серое запрудили северные дороги, торопясь к лучше охраняемым местам.
Френтис повел людей вглубь голого безлесного нагорья. Лишь кое-где торчали небольшие деревца. Склоны украшали огромные валуны. Для лагеря Френтис выбрал каменистое плато, защищенное с одной стороны быстрой рекой и дающее хороший обзор, и послал Иллиан с Ренсиалем в разведку на запад. Те вернулись через два дня и доложили, что воларский батальон в тысячу солдат приближается с устрашающей скоростью, делает полсотни миль в день.
— Красный брат, мы не выстоим против тысячи, — сказал на это Лекран. — Многие у нас не видели настоящего боя, а новички еще вообще не понимают войны.
— Настало время увидеть, — сказал Френтис. — Мы не можем вечно убегать. Я возьму с собой лучников и посмотрю, удастся ли подравнять число. Сестра Иллиан, пусть ваши люди сложат из камней хоть какие-то укрепления. Вы с Дергачом отвечаете за лагерь до моего возвращения. Лекран, Ивельда, вы сможете работать вместе и не вцепиться друг другу в глотки?
Ивельда кисло посмотрела на бывшего куритая, но кивнула, а тот что-то буркнул в знак согласия. Френтис начертил им схему на земле и объяснил план.
— Тут многое может пойти не так, — внимательно выслушав, заметил Лекран.
— Даже если не сработает, мы оторвем у них, самое малое, половину и дадим шанс нашим людям, — сказал Френтис, встал и взялся за лук. — Мастер Ренсиаль, не хотите ли присоединиться ко мне?
Они спрятались в тенистом гроте и наблюдали, как варитаи заходят в долину. Френтис рассматривал офицеров в подзорную трубу. Отыскать командира не составляло труда: кряжистый пожилой вояка верхом посреди марширующей колонны. Он резко кивал подъезжающим юношам, махал рукой. Варитаи двигались плотным строем, спереди и по флангам колонны ехала кавалерия из вольных мечников.
— На мой вкус, этот парень чересчур осторожен, — заметил Френтис и передал трубу Ренсиалю.
— Так убей его, — заглянув в трубу и пожав плечами, равнодушно посоветовал мастер.
Френтис подозвал капрала Винтена и Даллина и указал на южный фланг колонны.
— Даллин, вы с мастером Ренсиалем и со мной. Винтен, возьмите остальных и обойдите кругом. Когда воларцы встанут лагерем, дождитесь сумерек и снимайте часовых — чем больше, тем лучше. Учините суматоху и немедленно возвращайтесь к нашим главным силам.
— Брат, оно неправильно — оставлять вас, — сказал бывший стражник.
— Если все сделаете хорошо, и у меня все будет правильно.
За колонной следили до сумерек. Солдаты-рабы с обычной поразительной сноровкой и скоростью разбили квадратный лагерь. Целый батальон двигался как единое существо. Френтис содрогнулся при мысли о том, каково было бы встретиться с таким войском в поле, и удивился, как же Ваэлин справился с вышколенным войском рабов в Алльторе. Неудивительно, что воларцы всерьез хотят завоевать весь мир.
Даллина с лошадьми оставили в полумиле от воларского лагеря, сами подошли пешком к северной стене. Френтис с Ренсиалем надели доспехи наемников из вольных мечников, практически такие же, как стандартное воларское облачение, но подправленные по хозяйскому вкусу. Нагрудники украшали выгравированные изречения на воларском. Френтис не мог прочесть, но Тридцать Четвертый перевел их: обычный ветеранский набор цинизма и хвастовства. К примеру, «свободный духом, но раб долга» и прочее в той же манере. В таком облачении Френтис с Ренсиалем никак не выделялись бы в толпе вольных мечников. И первый встреченный не встревожился при виде ночных гостей.
— Гребаный холод сегодня, — писая на камень, объявил он.
От струи поднимался густой пар. Мастер Ренсиаль не говорил по-воларски, но с поразительной точностью повторил: «Гребаный холод», — ступил к писающему и мгновенно перерезал горло. Труп спрятали под камнем и без помех прошли дальше, к палаткам. На расстоянии в двадцать футов друг от друга вокруг лагеря выстроились варитаи, молчаливые и едва шевелящиеся. Они спокойно пропустили Френтиса с Ренсиалем. Те подобрались к большому шатру посреди лагеря и, к своему разочарованию, обнаружили пару стоящих на страже у входа куритаев. Осторожность воларского командира действовала на нервы. Пришлось отступить к ближайшему костру, чтобы погреть руки и прислушаться к обрывкам доносящихся из шатра разговоров.
— Отец, каждый день задержки означает больше пересудов о нас, — нетерпеливо доказывал юноша. — Бьюсь об заклад, эти ублюдки в Новой Кетии уже вовсю сплетничают о наших несчастьях.
— Пусть их, — равнодушно и устало проговорил кто-то пожилой. — Победа всегда затыкает рты злопыхателям.
— Да вы же слышали, что вчера сообщили разведчики. За одну последнюю неделю — две сотни беглых рабов. Если мы не раздавим это восстание как можно скорее…
— Это не восстание! — с внезапной злобой выкрикнул пожилой. — Это вторжение кровожадных иноземцев и ничто другое. За всю историю империи рабы не восставали ни разу. Имя нашей семьи не будет оскорблено разговорами о таком абсурде! Ты меня понял?
— Да, отец, — выдержав паузу, обиженно ответил молодой.
Старший устало вздохнул, и Френтис представил, как тот опускается в кресло.
— Дай мне карту. Нет, не эту…
Френтис с Ренсиалем выждали, пока не зайдет солнце и с южного края не прокричат тревогу. Как обычно, Винтен исправно выполнил приказ. Френтис уложил в ладонь метательный нож и сказал Ренсиалю:
— Сына не убивать.
Оба побежали к палатке, Френтис отчаянно замахал руками, указал на юг, закричал:
— Почтенный командир, мы атакованы!
Как и ожидалось, оба куритая синхронно выступили вперед, преградили путь, но тут из шатра выглянул человек с широкоскулым, морщинистым и обветренным лицом и сурово спросил:
— Что тут за галдеж?
«Не такой уж он и осторожный», — подумал Френтис, и с его ладони слетел нож, пронесся между куритаями и вонзился воларцу в глотку.
Френтис отскочил, встретил выпад правого куритая, развернулся и вспорол мечом руку противника. Тот, казалось, не заметил глубокой раны, мечом в здоровой руке ткнул в грудь, Френтис парировал, выбив сноп искр, перехватил рукоять, упал на колено и ударил снизу вверх. Меч пробил подбородок и вонзился в мозг. Рядом мастер Ренсиаль прикончил второго куритая: блокировал удар сверху, левой рукой выдернул кинжал и ткнул куритаю под мышку, в щель между панцирем и наплечником.
Мастер отступил, а из шатра выскочил высокий юноша, он держал короткий меч обеими руками и гневно и скорбно вопил. Юноша наобум размахивал своим оружием, и мастер Ренсиаль без труда шагнул под клинок, вышиб меч из рук и с разворота ударил в лицо.
Юноша попятился, закрыл лицо руками, забормотал, забрызгал кровью с разбитых губ — умолял о пощаде. Френтис встал над ним, юноша сжался, его лицо перекосилось от ужаса.
— Ты позоришь своего отца трусостью, — сурово укорил Френтис и кивнул Ренсиалю: — Мастер, нам пора.
Как Френтис и надеялся, атака Винтена отвлекла внимание, и Френтис с Ренсиалем без труда продвигались по лагерю, крича каждому встречному про нападение и про убийство командира. На варитаев не действовало, вольные мечники спешили разобраться, в чем дело. Кряжистый широкоплечий кавалерист типичного сержантского вида встал на дороге и свирепо спросил:
— Вы сами видели, как пал почтенный командир?
— Двое убийц! — изображая панику, залепетал Френтис. — Они убили куритаев, будто детей!
— Спокойно! — рявкнул сержант.
Он посмотрел на расписанные панцири, нахмурился и спросил:
— Имена и звания! Из какой вы роты?
Френтис оглянулся — никого в пределах слышимости, — перестал изображать растерянного и подавленного, выпрямился и представился:
— Брат Френтис из Шестого ордена. Здесь я по приказу моей королевы.
Кулак Френтиса врезался сержанту в челюсть.
Сержанта избили до потери возможности двигаться, но убивать не стали. Похоже, он был давним спутником и подчиненным погибшего командира, преданным ему всей душой. Его советы, рожденные злобой, верностью и жаждой мести, несомненно, помогут сыну окончательно потерять голову.
Даллин ждал, где условлено: на восточном краю скального пояса. Он с трудом удерживал лошадей, взбудораженных доносящимся из лагеря шумом.
— Гоним во весь опор, без отдыха, до рассвета, — забираясь в седло, сказал Френтис.
Воларская погоня оказалась ленивей, чем предполагали. Столбы пыли от передовых всадников появились только поздним утром следующего дня.
— Тогда, в Урлише, они бы уже кусали нам пятки, — заметил Даллин.
Френтис посмотрел в подзорную трубу на преследователей. Три десятка всадников сбились в плотную кучу.
— Подозреваю, их лучшие солдаты остались гнить в Королевстве, — заметил он.
Он послал Даллина вперед с инструкциями для Ивельды и Лекрана, а сам немного задержался. Они с Ренсиалем оставляли следы для воларцев: перевернутый камень, клочок ткани на колючем кусте. Френтис выждал, пока всадники окажутся в миле, а за ними на горизонте появится столб пыли от пехоты. Френтис с Ренсиалем заехали на вершину холма и остановились там, ясно видимые на фоне неба. Сверху открывался хороший обзор на колонну варитаев. Те бежали, но умудрялись при этом сохранять строй. Всадники ускорились. В подзорную трубу Френтис различил скачущую впереди пару: высокого юношу и коренастого сержанта с распухшей верхней губой.
— Горе и злоба — плохие советчики, — с удовлетворением отметил Красный брат, и они с Ренсиалем поехали на восток.
Спустя два часа они увидели Лекрана. Он помахал топором с вершины монолитной мощной скалы. По сторонам долины показались гарисаи.
Френтис спешился, вскарабкался на скалу.
— Все готово?
— Эта сука рохта держит южный фланг с половиной гарисаев, — ответил Лекран и указал вниз, на узкую канаву с крутыми склонами, две сотни шагов длиной и полсотни шириной. Каньон с другого края упирался в наспех сооруженный лагерь: убогие хижины между скалами, дымки от костров. — И наживка готова.
Френтис посчитал игру рискованной. Воларцы могли и не заглотить крючок. Слишком уж все топорно сработано, и лагерь в не очень подходящем месте. Но Лекран был уверен, что враг обязательно клюнет.
— Воларцы считают рабов недочеловеками, не способными последовательно мыслить, — пояснил бывший куритай. — Красный брат, поверь: они обязательно проглотят и подавятся.
— Утесник?
Лекран кивнул в сторону северного края ущелья, где среди камней стояли лучники Винтена и лежали туго связанные охапки веток утесника.
— Не забудь оставить в живых несколько вольных мечников, — напомнил Френтис и полез вниз, занимать свое место.
Он прошел к дальнему краю каньона и обнаружил там Иллиан, надзирающую за приготовлениями.
— Сестра, я приказал вам подготовить главный лагерь, — раздраженно напомнил Френтис.
— Дергач справится там, — дерзко глядя ему в глаза, сказала Иллиан. — Я тренировала этих людей. Я не хочу, чтобы они вступили в битву без меня.
Френтис едва не приказал ей убираться, но подавил злость. Иллиан с каждым днем делалась все смелей, дерзила, истолковывала приказы по своему разумению и спорила. Само по себе это не так уж плохо. В ордене новичок всегда в какой-то момент решал выйти из учительской тени. Но Иллиан могла бы и повременить. Ей еще многому нужно научиться, а последствия невежества могут быть крайне тяжелыми.
— Тогда — оставаться рядом со мной! Не дальше, чем на вытянутую руку. Понятно?
Она улыбнулась и кивнула, затем зажала в зубах стрелу, а другую уложила в арбалет — жест, уже ставший традицией, ритуалом перед боем.
— Брат! — крикнул Даллин.
Он стоял на скале и указывал на западный край каньона, где появилась воларская кавалерия.
— Выполнять план! — скомандовал Френтис.
Бойцы взялись за разномастное оружие и заняли свои места, рассыпались в линию. Конницу готовились встречать ветераны Урлиша и самые способные из новобранцев, в том числе бывшие варитаи Плетельщика. Те ждали с веревками и дубинками. Все привязали ко ртам мокрые тряпки. Френтис надеялся, что воларцы примут это за попытку остаться неузнанными.
— Нужно выдержать первый натиск, — продолжил Френтис. — Когда их строй нарушится, парами пробивайтесь к центру каньона.
Воларцы остановились в сотне шагов и построились. Посреди их шеренги разгорелся жаркий спор. Высокий парень, командирский сын, взялся пререкаться с коренастым сержантом и нетерпеливо указывал на нестройную линию бывших рабов. Наверное, юнец убеждал сержанта растоптать взбунтовавшееся отребье, пусть и придется идти вверх по неровному склону, усеянному камнями. Юнец накричал на сержанта, выхватил меч и протянул в сторону старого вояки. Должно быть, угрожал.
«Почтенный гражданин, вашему отцу было бы стыдно за вас», — подумал Френтис.
Воларцы поскакали вверх, из-под копыт летели камни.
— Сестра, если можно, вон того здоровяка рядом с высоким, — попросил Френтис.
Иллиан приставила арбалет к плечу, стрела описала идеальную дугу и врезалась в нагрудник сержанта. Воларцы не одолели и полпути, а первая жертва уже свалилась под ноги коням и осталась неподвижно лежать на склоне. Иллиан заученным движением взвела арбалет, уперла его себе в живот, охнула от натуги, сунула болт в желоб, взяла в зубы еще один — и все это меньше чем за три секунды. Френтис никогда не видел такой скорости обращения с арбалетом. Когда всадники подъехали на двадцать шагов, тетива зазвенела снова, и наемник со стрелой в шлеме выпал из седла.
Френтис невольно восхитился упорством и отчаянной храбростью командирского сына. С перекошенным от ненависти и ярости лицом, не обращая внимания на рассыпавшийся, сломавшийся строй, опередив своих, сын гнал коня вверх, чтобы сцепиться с убийцей отца, смыть позор отвагой. Френтис побежал к ближайшему большому камню, воларец повернулся, чтобы перехватить его. Френтис залез на камень, оказался на одном уровне со всадником и ударил с разворота. Орденский клинок врезался в длинный кавалерийский меч и разрубил его над рукоятью. Воларец остановил коня, попытался развернуться, протянул руку к запасному короткому мечу, притороченному к седлу, — и получил болт в спину. Воларец выгнулся и упал. Подбежала Иллиан, придавила ему шею сапогом, занесла кинжал.
— Оставь его, — велел Френтис. — Посмотрим, что он скажет потом.
Френтис спрыгнул с камня и ударил воларца рукояткой меча в висок, чтобы тот потерял сознание, затем с удовлетворением осмотрел поле битвы. Атака захлебнулась, на всадников прыгали с камней, стаскивали наземь, бывшие варитаи цепляли веревками лошадей за ноги, захлестывали и валили всадников, забивали упавших дубинками. Все завершилось за пару минут. Дюжина коней без седоков затрусила вниз, на дно каньона, их всадников либо убили, либо захватили. Свои потери оказались невелики: четверо убитых, десяток раненых. Но настоящая битва была еще впереди.
Варитаи шагали с обычным равнодушием к смерти, но офицеров напугало безжалостное истребление кавалерии, и они отъехали в тыл колонны, хотя и понукали рабов идти вперед. Варитаи выстроились в боевой порядок, четыре роты по четыре шеренги каждая, первая пошла все тем же действующим на нервы мерным, безукоризненно ровным шагом, выставив копья с широкими лезвиями, держа их на уровне груди.
Когда варитаи миновали две трети каньона, в дело вступили лучники. Хотя и немногочисленные, они умело стреляли, и каждый залп уносил с дюжину врагов. Однако варитаи лишь смыкали ряды и столь же ровно шли дальше.
Первая вязанка горящего утесника скатилась со склона прямо под ноги первому ряду варитаев. Поднялось облако белого дыма. Вниз полетели все новые и новые вязанки — словно пылающий град с неба. Дымная пелена заполнила каньон от конца до края, обволокла варитаев удушающим туманом.
Френтис закрепил влажную тряпку поверх рта, повернулся к бойцам и сказал:
— Бейтесь храбро, и да помогут вам Ушедшие!
Воины побежали вниз плотной группой, почти вслепую сквозь дым, врезались в первую роту варитаев и по инерции пробили все четыре ряда. Френтис и Иллиан косили нападающих направо и налево, вокруг царило полное смятение, лязг стали, крики ярости и боли. Наваливались враги, приходилось рубить, колоть, бить ногами и руками, спотыкаясь о трупы, а временами Френтис и Иллиан оказывались одни в мире колыхающегося дыма, а со всех сторон доносилась какофония битвы. Френтис заметил, как работали освобожденные варитаи: цепляли веревками своих порабощенных собратьев, оттаскивали, били дубинами, чтобы лишить сознания и связать. Но большей частью происходила лютая резня. Гарисаи показывали все, чему их обучили в варикуме. Френтис на мгновение отвлекся, увидев, как Ивельду с парой товарищей подняли и швырнули прямо на строй варитаев. Бывшие гладиаторы акробатически извернулись в воздухе, приземлились в тылу и тут же принялись кромсать врага.
— Брат! — крикнула Иллиан, но предупреждение запоздало на долю секунды.
Из дыма вынесся вольный мечник на лошади. Слишком близко, не увернуться от занесенного меча. Потому Френтис прыгнул вперед, обхватил ногами конскую шею, вцепился в упряжь. Конь взвился на дыбы, всадник рубанул. Удар не получился, но все же лезвие оцарапало левое предплечье, заставило разжать руку, и Френтис шлепнулся на камни. От удара о землю перехватило дыхание. Френтис перекатился, попытался встать, вдохнул ртом полный отравы воздух и поперхнулся. Воларец оказался наездником куда опытнее командирского сына, мгновенно развернул коня и занес меч для удара, который бы непременно срубил Френтису голову.
И тут в лицо всаднику врезался метательный нож Иллиан, точно угодивший в щель под глазом. Всадник дернулся, удар прошел мимо, но конь боком задел вставшего Френтиса, и тот снова покатился. Он еще раз глотнул отравленного воздуха, закашлялся, наконец смог подняться — и увидел коня уже без всадника. Где он в этом дыму? Вот в дюжине футов смутное шевеление среди белизны. Френтис кинулся туда и обнаружил рубящуюся с воларцем Иллиан. Не обращая внимания на торчащий из щеки нож и струящуюся кровь, разъяренный воларец дрался мощно, уверенно, осыпал Иллиан серией точных ударов, длинный кавалерийский меч так и мелькал. Но Иллиан блокировала их все, а затем вдруг ударила ногой в лицо, вогнала нож глубже. Изо рта хлынула кровь, воларец отшатнулся, упал на колени — и уже не с яростью, а с отчаянной мольбой посмотрел на Иллиан.
Френтис остановился перевести дыхание. Шум битвы вокруг постепенно стихал, ветер рассеивал дым. Воларский батальон был полностью разгромлен, сопротивлялись лишь отдельные группки варитаев. Даже солдаты-рабы не могли держать строй вслепую и задыхаясь.
Иллиан стояла и смотрела, как умирает воларец. Френтис удивленно взглянул на нее.
— Убивать без надобности противно Вере, — объяснила сестра.
— Пожалуй, что и так, — согласился он, хлопнул ее по плечу и отправился на поиски Лекрана.
Надо было удостовериться, что кому-то из побежденных позволят убежать.
Женщина ощутила его возвращение в приливе буйной радости, ничуть не омраченной откровенной враждебностью любимого. Как тяжело жить без него! Было время, когда женщина забыла о том, что такое одиночество. А без него вспомнила снова и мучилась, вспоминая чудесные дни вместе. Вместо голоса теперь любимый предложил зрелище. Из ясности и четкости картины она поняла, что он долгое время глядел на поле битвы, стараясь запомнить каждую деталь. То есть его возвращение — не случайно. Что бы он ни использовал для подавления снов, теперь преграда исчезла. Он хотел, чтобы женщина увидела.
В каньоне — судя по пейзажу, где-то в восточной Новой Кетии — лежат мертвыми больше тысячи варитаев и вольных мечников. Между телами бродят люди в разномастной броне, собирают оружие и приканчивают раненых. Женщина помимо воли улыбается от удовольствия, говорит любимому, что он одержал победу, и это прекрасно. Она давно уже искала повод казнить губернатора Эскетии.
Враждебность углубляется, мысли превращаются в слова — и сердце прыгает в груди при звуках его голоса. Приходи и потягайся со мной. Мы закончим наше дело.
Женщина вздыхает, запускает руку в волосы, позволяет взгляду блуждать по серому простору океана, так хорошо видимому с прибрежного утеса. Собирается дождь. Северо-западное побережье всегда дождливо зимой, хотя океан сейчас спокойнее, чем ожидалось. Рабы спешат укрыть повелительницу навесом, та отсылает их нетерпеливым взмахом руки. Рабы опытны, до крайности внимательны, но женщину, привыкшую к лишениям и опасности, рабское пристрастие к удобствам раздражает. Это хорошо, потому что так будет легче справиться с предстоящим.
Женщина глядит на горизонт, сердце бьется чаще в счастливом предвкушении. Прости, любимый, но у меня дела здесь. Развлекись еще немного с моими рабами.
Враждебность отступает, сменяется осторожным любопытством. Женщина видит, как на горизонте показывается первая мачта. Женщина смеется и смотрит на усеянное облаками небо, затем подзывает капитана арисаев, возвышенного над остальными благодаря чуть лучшему умению контролировать свирепость.
— Убей рабов, — приказывает женщина. — На пути сюда мы проезжали деревню. Свидетелей моего пребывания тут не должно быть. Позаботься об этом.
Он кланяется, его глаза полны обожания, хотя, как и у остальных, жестокость редко покидает их. Он обнажает меч и идет к рабам.
Женщина опять смотрит на море, ее руки дрожат. Не обращая внимания на крики, она призывает Дар. Жаль, конечно. Эта оболочка ей понравилась. Но в Воларе ожидает другая, повыше ростом, пусть и не столь атлетически развитая.
Женщина поднимает руки и сосредотачивается на облаках. Те пляшут, послушные Дару.
— Любимый, очень важно быть вежливым, — говорит женщина. — Настало время императрице приветствовать королеву.
