ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ваэлин
Вторая буря продлилась полных два дня. Отряд продвигался за щитом Кары. Сил не хватало, пришлось сократить щит, сбить людей в кучу. Теперь гвардейцы шли плечом к плечу с сентарами. Несмотря на тесноту, толкотню и раздражение, обошлось без ссор. Бушующую снаружи бурю видели все и ясно понимали, чем она грозит. На второй день Кара начала спотыкаться, несколько раз падала на колени и смогла поддерживать щит, лишь черпая одновременно у Кираль и Маркена. К ночи все Одаренные чуть дышали, Кара была в полубессознательном состоянии, из носа и глаз текла кровь.
— Нужно прекращать! — заорал едва стоящий на ногах Лоркан. — Еще немного и она умрет!
Ваэлин вопросительно посмотрел на Мудрого Медведя. Тот нахмурился, протолкался к самому краю пузыря, сунул посох в воющую белую муть снаружи.
— Ветер унимается, — сообщил он, с сомнением посмотрел на Кару, принял решение и сказал твердо: — Делайте круг, лошади — снаружи. Скройте всю кожу, держитесь поближе.
Потребовалось немало усилий, чтобы расставить лошадей снаружи. Кара совсем ослабла.
— Маленькая Птица, остановись, — приказал шаман, взявший за привычку звать всех именами, какие выдумал сам.
— Не могу, — выдохнула она. — Буря… нужно платить цену.
Из-под ее век покатились капли крови.
— Буря стихает, — заверил он и приложил ладонь к ее лбу. — Останавливайся немедленно.
Веки задрожали, Кара застонала — и щит пропал.
Мороз ударил как молот. Все глотки дружно исторгли стон. Мороз давил, сбивал людей вместе. Ваэлин крепко сжал поводья Шрама. Дарена схватила Ваэлина за пояс, Кираль обняла сзади. Она тихонько пела по-лонакски. Ваэлин не понимал слов, но узнал мелодию «песни смерти». Дико ржали лошади, избиваемые страшным ветром. Несколько от ужаса встали на дыбы, вырвались, кинулись удирать в бурю. Шрам фыркал и топал ногами, дергал поводья, мучительно ржал, грозил выдернуть из толпы, Ваэлин стискивал зубы и держал, притягивал коня ближе, прижимал себя и Дарену к его боку в тщетной надежде на ободряющую толику тепла. Шрам снова заржал, но затих, скорее изнуренный бурей и холодом, а не из верности хозяину.
Время тянулось бесконечно, каждая секунда отнимала жизненные силы. На втором часу стали умирать лошади, они тихо и бессильно валились на снег. Их хозяева приседали, стараясь укрыться за быстро замерзающими трупами. Лонаки запели то же самое, что и Кираль. Ураганный ветер уносил слова и тепло.
Ваэлин ощутил, как подгибаются колени. Еще немного — и конец. Мороз и буря возьмут свое. И вдруг режущий холод отступил. Ваэлин выпустил поводья Шрама и чуть не вскрикнул от боли в закоченелых пальцах. Рядом зашевелилась укутанная в меха Дарена, вяло улыбнулась. Удивительно, но Шрам выжил. Он упал на колени, перед ним намело сугроб, немного защитивший от ветра и холода. Конь жалобно посмотрел на хозяина, когда тот почесал животное за ушами.
Погибла половина лонакских пони и треть гвардейских лошадей. Не выдержали перехода и четверо сентаров, все — ветераны, на десяток и больше лет старше своих товарищей. По лонакскому обычаю Альтурк собрал добро погибших и разделил среди выживших, окруживших тела. Все происходило в тишине. Сентары почтили умерших лишь взглядами и двинулись дальше.
Шаман вертел головой, тревожно хмурился. Ваэлин спросил его, куда теперь идти.
— Никуда, — потупившись, ответил Мудрый Медведь.
— Но цена промедления…
— Лед ломается везде, — сказал шаман и очертил круг посохом. — Идти некуда. На этот раз мы все заплатим цену.
Отряд разбил лагерь. Народ Королевства сгрудился вокруг крохотных костерков, лонаки занялись свежеванием павших лошадей — на льду всегда пригодится мясо. Вскоре после рассвета раздался уже знакомый треск. Но теперь он звучал гораздо дольше. Мучимый лед скрежетал со всех сторон, вставали стены белой пыли. С оглушительным грохотом ледовое поле растрескалось на мили. Затем — полная тишина. Люди попадали на колени. Что сейчас будет? Лед рассыплется под ногами?
Но тот лишь слегка закачался — и неспешно поплыл на восток.
Ваэлин подошел к шаману, стоящему на краю разлома, и посмотрел на провал, отделяющий их от ближайшей ледяной стены. Айсберг был таким огромным, что и не разглядеть воды внизу.
— Лед оказался добр к нам, — проговорил шаман на удивление спокойным голосом.
— Добр?
— Плывем на восток, к островам, — сказал Мудрый Медведь, и на его морщинистом лице появилась усталая улыбка. — Домой.
Люди приспосабливались к жизни на новом месте, а погода оставалась на удивление спокойной. Айсберг был добрых три сотни шагов от края до края, места хватало. Благодаря буре, теперь хватало и мяса. Иногда айсберг сталкивался с другими льдинами, содрогался, но пока выдерживал удары. Ваэлина все сокращающиеся дни тревожили сильнее, чем беспомощность на куске плывущего льда. Наступала Долгая ночь. Пережить ее отряд не сможет.
— У тебя не было выбора, — однажды утром сказала Кираль, когда Ваэлин подошел к самому краю айсберга.
Эти выходы стали ежедневным ритуалом. Отряд зашел так далеко на север, что Авенсурха уже появлялась на короткое время перед рассветом и сияла гораздо ярче прежнего. Ваэлин вспомнил древнее поверье, что под ее светом не бывает войн. Старая бессмысленная сказка. Жизнь и смерть, война и любовь будут на земле до конца времен, и какое до того дело Авенсурхе? Она — всего лишь звезда.
— Люди пошли за мной — и, похоже, к собственной гибели, — сказал Ваэлин.
— Песнь позвала, и ты ответил. Наше странствие не окончено, — проговорила Кираль со спокойной уверенностью.
— А песнь не предупреждала вот об этом? — осведомился Ваэлин и указал на движущийся лед вокруг.
— В песни звучала тревога с тех пор, как мы начали путешествие. Но в ней есть и определенность. Я знаю: мы на правильном пути, бессмертный ожидает нас.
Спустя четыре дня показался первый остров, маленький покрытый снегом бугор в миле к югу. Через день появились его большие собратья. Айсберг загнало течением в пролив между островами, он все чаще сталкивался с соседними льдинами. После многочасового непрерывного содрогания и зловещего треска айсберг задергался и остановился.
Шаман вывел отряд по испещренному расколами ледовому полю к ближайшему острову, выше остальных, с голой скалой, торчащей из засыпанных снегом склонов. Отряд пошел по южному берегу, а настроение шамана портилось прямо на глазах. Наконец впереди показалось собрание хижин под высокой скалой, конических палаток из тюленьих шкур на каркасе из кости и дерева. Судя по состоянию поселка, тут давно уже никто не жил. Хижины зияли дырами, многие почти развалились от непогоды.
— Ты знаешь это место? — спросил Ваэлин у шамана.
— Охотничий лагерь Медвежьего народа, — безучастно ответил тот.
— Мы можем пойти дальше, отыскать другой остров, — ощущая неловкость и неохоту шамана, предложил Ваэлин.
— Он в двух днях пути, — сказал Мудрый Медведь и решительно шагнул вперед, а затем указал посохом на север. — Идет новая буря. Отдохнем здесь, пока она минует.
Хижины отремонтировали, как смогли, заткнули дыры лошадиными шкурами. Теперь уже все привыкли к жизни на льду, к быстро наступающей темноте и пронизывающему ветру, к внезапности бури. Сентары и гвардейцы работали вместе и понимали друг друга, несмотря на разные языки.
Всего отремонтировали пять хижин. Их хватило, чтобы спрятать отряд от ураганного ветра, уже вовсю беснующегося снаружи. Выживших лошадей загнали в одну хижину, там же оставили скудные остатки фуража. Посреди хижин развели костры, дым выходил в отверстие наверху.
— Когда-то лед сделал всех людей братьями, — изрек шаман, сидящий у костра и вырезающий новый символ на костяном посохе. — Тогда Долгая ночь была длиннее, тянулась годами, а не месяцами. Никаких племен, лишь один народ, созданный Долгой ночью. Когда она кончилась, народ разделился натрое. Люди перестали быть братьями.
Шаман умолк, сдул костяную пыль с вырезанного узора: беспорядочной россыпи точек, соединенных линиями.
— А что он значит? — склонившись вперед, спросила Кара.
Она еще оставалась пугающе худой, хотя стоянка на айсберге и позволила ей восстановить силы. Вряд ли Кара сможет защитить от новой бури. Шаман нахмурился, подыскивая слова.
— Эта история рассказывается сейчас, — глядя на юную Одаренную, проговорил он. — История про странствие и соединение. Когда минует буря, мы создадим другую историю, о новом знании и войне.
Через три дня Мудрый Медведь повел отряд на юго-восток. С каждой милей появлялось все больше островов, на некоторых даже виднелись деревья и кустарники. Но фуража для лошадей не осталось, и из всех уцелел только Шрам, понуро ковылявший за хозяином.
С темнотой шаман собрал Одаренных, чтобы учить, но из-за невежества молодежи и плохого знания языка Мудрый Медведь скоро впал в отчаяние. Наконец он схватил Дарену за руку, приложил ее ладонь к своему лбу и приказал: «Говори!»
— Что говорить? — с удивлением спросила она.
— Не ртом, — буркнул шаман и ткнул пальцем ей в висок. — Здесь говори. Одно слово.
Дарена закрыла глаза, сосредоточилась, крепче прижала ладонь ко лбу старика, но тот лишь сурово буркнул:
— Призови силу. Не всю, но малую часть.
Дарена вздохнула и попыталась снова: замерла, ее лицо стало безучастным и отстраненным, проступила знакомая Ваэлину бледность.
— Башня! — с ликованием воскликнул шаман, скрипуче хохотнул и добавил: — Теперь стоп. Не надо слишком много.
Сконфуженная, пораженная Дарена сняла ладонь с его лба.
— Я… я не понимаю. Это могут все Одаренные?
— Да, все, наделенные силой. Дар разный, сила одинаковая. Все в одном. Пошли.
Он собрал Одаренных и повел к покорно сидящим и ожидающим боевым котам, указал на самого большого, по-прежнему лохматого и не слишком здорового на вид, но уже ощутимо отъевшегося со времен битвы среди торосов.
— Говори, приказывай! — велел шаман Дарене.
Та подошла к зверям с очевидным страхом. Она помнила, какое жуткое побоище учинила Снежинка, казавшаяся безобидной и ласковой, будто котенок-переросток. Дарена остановилась в шаге от кота, осторожно протянула руку к большой голове, закрыла глаза, чтобы снова призвать Дар. Зверь заморгал, улегся на лед, перекатился на спину и задрал лапы. Дарена радостно засмеялась, опустилась на колени, чтобы погладить мохнатое кошачье брюхо.
Шаман указал посохом на остальных Одаренных, затем на котов.
— Попытайтесь все. Давайте имена, забирайте зверей. Они ваши.
Кара и Кираль тут же подошли к животным. Лоркан с Маркеном были куда осторожней. Лоркан неуверенно шагнул к коту, спросил у шамана:
— А если укусит?
— Умрешь, — ответил тот. — Не позволяй кусать.
Кираль выбрала самого маленького зверя с покалеченным левым ухом, погладила его — но вдруг встала и хмуро уставилась на восток.
— Там опасность? — спросил Ваэлин.
— Новая песнь, — поморщившись и тряхнув головой, озадаченно проговорила лоначка. — Очень древняя и странная.
Подошел шаман, что-то сказал на своем языке, без страха и злости, но настороженно, затем добавил на языке Королевства:
— Волчьи люди.
На рассвете шаман привел отряд на самый большой остров, заваленный камнями, но кое-где среди них пробивалась и зелень. На восточном краю обнаружилась небольшая рощица со множеством кустов и несколькими деревьями. Ваэлин отпустил Шрама пастись, если сможет отыскать что-то съедобное, и боевой конь удовлетворенно фыркнул, принимаясь за трапезу, — он не ел уже несколько дней.
— Надо было назвать тебя Сильным, — счищая намерзший лед с конской шкуры, сказал Ваэлин. — Прости, приятель. Намучился ты.
Шрам фыркнул еще раз и продолжил жевать.
Шаман ждал на берегу, у кромки льда. Рядом сидел Железный Коготь и грыз лошадиную бедренную кость.
— Мы идем, остальные пусть тут, — сказал шаман. — С Волчьими людьми нет ненависти, как с Кошачьими людьми, но Волчий народ не любит много чужих на своем льду.
— Где мы найдем их?
— Они сами найдут нас, — тихо рассмеявшись, ответил шаман, встал и пошел.
Железный Коготь взял кость в зубы и поплелся следом.
Они шли, пока не смерклось. В небе заплясал зеленый огонь.
Шаман присел на кучу плоских ледяных обломков, задрал голову и запел песню предкам.
— Что ты сказал им? — спросил Ваэлин, когда шаман умолк.
— Что Медвежьи люди еще живы. Я тоже жив, но ждать осталось недолго.
— Тебе не терпится присоединиться к ним? Снова быть с женой?
— Она и теперь со мной и смотрит на меня, — сказал Мудрый Медведь и искоса глянул на Ваэлина. — Ты думаешь, это… придумывание, или как там? У вас же есть какое-то слово для неправдивого рассказа…
— Ложь.
— Да, ложь. Такого слова нет в языке Медвежьего народа.
— Ложь остается ложью, даже если для нее нет слова. Но я не считаю твой рассказ ложью. И мой, и твой народы создают мифы для того, чтобы объяснить странный и бессмысленный мир вокруг. А миф со временем становится по-своему правдивым.
— Что такое миф?
— Это старая история, которая пересказывалась много раз и всякий раз изменялась. Такая старая, что уже никто и не может сказать, правдивая она или нет.
— Когда мы встретились, у тебя была сила, — заметил шаман. — Песнь, как у Девушки-лисы. Это миф?
— Нет, это правда. Но, как и всякий миф, он закончился.
— Нет. — Мудрый Медведь указал посохом в небо, на вихрящиеся огни. — Ничего по-настоящему не заканчивается. Рассказы живут вечно.
Он оглянулся. Медведь тихонько зарычал, потянул носом воздух. Шаман вздохнул и встал.
— Подходят многие. Воины. Не бери оружия в руки.
Первыми явились копьястребы, семь огромных птиц спикировали вниз, закружили над головой, иногда так низко, что приходилось пригибаться. Ваэлин слышал достаточно от Дарены, чтобы оценить убийственную мощь этих птиц, но все же удивился их размерам: самое малое семь футов в размахе крыльев, клювы величиной с наконечники копий, а на когтях блестят стальные острия.
— Ими может управлять один шаман? — спросил Ваэлин.
— Если он силен, то да. Они видят — и он видит. Но немногие настолько сильны, чтобы управлять семью, — с ноткой беспокойства в голосе ответил Мудрый Медведь и посмотрел на восток.
Там вскоре появились черные точки, сперва дюжина, потом Ваэлин насчитал полсотни. Точки превратились в волков, грациозно и стремительно несущихся по льду. Недалеко от Ваэлина с шаманом стая разделилась надвое, замкнула их в идеальное кольцо. Волки уселись с полным безразличием, как будто и не обращали внимания на окруженных, идеально белые огромные звери, крупнее любого виденного Ваэлином волка — кроме единственного, волка его песни. Вскоре на горизонте появились новые точки. Эти двигались с меньшим изяществом, но почти с такой же скоростью. Ваэлин поначалу не понял, что видит. Казалось, группки волков бегут, привязанные к чему-то за веревки. И лишь потом он разглядел сани, в каждых — по трое воинов с копьями и плоскими луками, как у сеорда. Запряженные звери были намного меньше и гораздо беспокойнее. Когда сани остановились, упряжные волки тут же начали ворчать и скалиться друг на друга. Ваэлин быстро прикинул число воинов: около сотни. Меньше, чем в отряде, но ведь с волками и ястребами и на своем льду.
Воины образовали второй круг, снаружи волчьего, двое вышли к Ваэлину и Мудрому Медведю. Первый — обычного для для Ледяного народа сложения, пяти футов ростом, коренастый, крепкий. Но второй — ростом с Ваэлина, такой же широкоплечий, но тощий, подтянутый.
— Знаешь их? — спросил Ваэлин у шамана.
Внимательно глядя на подходящих, Мудрый Медведь покачал головой. Ваэлину показалось, что шаман сосредоточился так же, как и во время недавней встречи с Безглазым.
— Мы иногда торгуем с Волчьим народом. Не живем с ним, — сказал шаман.
Двое остановились невдалеке, сняли с лиц меховые маски. Меньший оказался женщиной средних лет с обычным для здешнего народа широким лицом и высокими скулами. Похоже, она узнала шамана, глядела на него с уважением, но ощущалось, что женщине не по себе. Она несла костяной посох, короче, чем у Мудрого Медведя, но тоже изукрашенный резьбой. А высокий парень рядом с ней оказался на пару лет моложе Ваэлина и с чертами, совершенно не похожими на местные. У него была бледная кожа, темные, почти черные глаза и волосы — в точности как у воларца, их Ваэлин навидался уже вдосталь. Женщина что-то сказала на своем языке Мудрому Медведю, тот кратко ответил и кивнул, затем пояснил: «Обычай. Шаман приветствует шамана».
Женщина смерила Ваэлина взглядом сверху донизу, потом кивнула парню. Тот смущенно улыбнулся, будто молодой новичок на важном собрании, и сказал на языке Королевства:
— Моя мать спрашивает ваше имя.
Парень говорил с сильным акцентом, проглатывая гласные, но все же понятно.
— Твоя мать? — посмотрев на женщину, спросил Ваэлин.
— Да, — подтвердил парень. — Она — Много Крыльев, шаман Волчьего народа на Древесных островах. Я — ее сын, названный Длинным Ножом по согласию народа.
— В самом деле? — осведомился Ваэлин, внимательно глядя на парня.
Оружия у него не видно, он опустил руки. Но под мехами наверняка прячется меч или нож, и парень умеет им пользоваться. А уж как насторожились волки — словно услышали что-то недоступное другим.
— Твоя, хм, мать — не единственный шаман здесь, — заметил Ваэлин. — Она управляет ястребами, ты — волками.
Парень оскалился, натужно изобразил улыбку.
— Да, я управляю ими. И мы спросили о вашем имени.
— Воларец, я сперва хотел бы услышать твое настоящее имя. Я убил слишком много таких, как ты, чтобы доверять с первого слова.
Волки разом встали и зарычали. Парень мрачно проговорил:
— Я не воларец.
Много Крыльев заговорила с сыном. Всего несколько слов, но их хватило, чтобы обуздать гнев. Он глубоко вдохнул, волки расслабились, снова уселись.
— При рождении мне было дано имя Асторек Анвер, — сказал он. — А как ваше имя?
— Ваэлин Аль-Сорна, по Королевскому слову владыка башни Северных пределов.
Отчего-то разозлившись, Много Крыльев раздраженно взмахнула посохом, гортанно воскликнула.
— Мать говорит, что у вас есть другое имя, — перевел Асторек.
— Эорхиль зовут меня Авенсурха, сеорда — Бераль-Шак-Ур.
— Мы не знаем этих слов, — сказал Асторек. — Объясните их.
— Авенсурха — это яркая звезда. Она появляется в утреннем небе. Бераль-Шак-Ур — это тень ворона.
Асторек и Много Крыльев хмуро переглянулись. Судя по тому, как напрягся Мудрый Медведь, мать и сын общались без слов.
— Собирайте своих людей, — наконец проговорил Асторек. — Вы пойдете за нами.
— Зачем? — спросил Ваэлин.
— Идите, и узнаете, — сказал Асторек и пошел прочь. Волки дружно встали и последовали за ним. Отойдя на пару шагов, он обернулся и добавил: — Конечно, вы можете остаться здесь и погибнуть, когда придет Долгая ночь.
Остров был размером в несколько миль и густо порос лесом. Посреди него торчал крутой гранитный пик, испятнанный снегом.
— Волчий дом, — перевел Мудрый Медведь труднопроизносимое название. — Я не видел его много лет.
До Волчьего дома пришлось идти четыре дня на юг. Лед становился все тоньше, и было неприятно смотреть, как солнечный свет играет на пузырях всего в нескольких футах под ногами.
— Здесь лед тает по весне, — объяснил Асторек. — Тогда с острова на остров можно перебраться только на лодке. Но у нас их много.
Асторек вел себя как радушный хозяин и не обижался на инстинктивную подозрительность сентаров и открытую враждебность людей Королевства.
— Милорд, предлагать свое доверие подобному типу кажется не слишком мудрым, — угрюмо высказался Орвен.
Судя по лицам солдат, они разделяли мнение командира. Из-за холода и тягот солдаты перестали умываться и бриться и теперь выглядели лохматым диким сборищем. Прежние товарищи не узнали бы их, длинноволосых и бородатых.
— Мы на своей шкуре прочувствовали, насколько воларцы умелые шпионы.
— Он не шпион, — заметила Кираль, единственная в отряде, кроме Мудрого Медведя, не выказывавшая враждебности к молодому шаману. — Моя песнь говорит, что обмана нет.
Но Орвена ее слова не убедили.
— Здешний народ доверяет ему, — сказал Ваэлин. — И Мудрый Медведь доверяет ему. К тому же у нас нет выбора.
На косе у западного берега острова посмотреть на пришельцев собралась большая толпа аборигенов, несколько сотен мужчин, женщин и детей. Там и сям среди людей сидели волки, с шаманом во главе каждой стаи в десяток зверей. Над головой кружила большая стая копьястребов. Много Крыльев подняла костяной посох — приказала остановиться. Приветствовать ее вышел мужчина чуть повыше нее, с плечами гораздо шире, чем у большинства местных. Он обнял Много Крыльев, затем Асторека. Ваэлин подумал: вот и глава странного семейства.
— Мой отец приветствует вас, — перевел Асторек слова мужчины. — Он — вождь здесь. На вашем языке его имя значит Убийца Китов.
— Я благодарю его за гостеприимство, — произнес Ваэлин.
Он заметил, что, в отличие от Много Крыльев, вождю приходилось переводить вслух. Тот, как и его жена, внимательно осмотрел Ваэлина с ног до головы, хотя выглядел при этом куда дружелюбней.
— Он говорит, что очень странно видеть, как старые легенды приходят в явь, — перевел Асторек.
Ваэлин хотел расспросить вождя, но тот заметил Мудрого Медведя и пошел навстречу, широко раскинув руки. Шаман и вождь обнялись, приветствовали друг друга на языке Ледяного народа. Хотя Ваэлин слушал его уже много недель, по-прежнему не мог разобрать ни слова.
— Мы думали, что Медвежий народ погиб, — перевел Асторек. — Мой отец очень рад, что мы ошиблись.
— Они воевали с воларцами, а потом отправились через лед искать убежища у нас, — сказал Ваэлин. — Они не пошли к вам.
Асторек помрачнел. Кираль посмотрела на него с жалостью и сочувствием. Интересно, что она услышала в песни?
— У нас была война, — сказал воларец. — Очень нехорошая. Но короткая.
Поселок лежал в миле от берега. Волчий народ не расчищал поляну в лесу, но устроился жить среди деревьев, большей частью высоких сосен и берез, способных поддерживать подвесные мостики. Повсюду с ветвей свисали веревки и лестницы. Большие дома были на земле. Они, казалось, росли вокруг деревьев, будто грибы — с коническими крышами, покрытые мхом. Гостей привели к внушительному дому, сооруженному вокруг самого большого дерева. Ствол уходил в крышу, поддерживаемую множеством балок. Внутри стояло много низеньких столов, но никаких скамей либо стульев. Волчьи люди обычно сидели на шкурах, которые приносили с собой. Когда зашли гости, зал был уже изрядно заполнен. Асторек провел их к столам у самого ствола. Ваэлин уселся рядом с Дареной на кипу шкур и спросил:
— Это ваш зал совета? — Видя недоумение на лице воларца, он добавил: — То есть место, где принимаются решения?
— Решения? — выговорил Асторек, тихонько рассмеялся и посмотрел на человека, которого называл отцом.
Тот усаживался, махал рукой Мудрому Медведю — приглашал к себе.
— Все решения уже давно приняты, и не нами.
Ваэлин больше ничего не успел спросить. Рядом плюхнулся раздраженный Альтурк.
— Мои люди уже накормили бы нас — или убили, — проворчал он.
Вождь сентаров сильно похудел в походе через лед. Его люди уже поправились, набрали вес, а их вождь будто застрял среди мороза и бурь. Лонаки не носят бород, и лицо вождя стало будто натянутая на череп маска, на когда-то бритой голове выросла спутанная черная щетина, истончились когда-то мускулистые руки и ноги. Казалось, вождь по-прежнему горевал о своей утрате, не хотел расставаться с болью, позволил ей сглодать себя. Может, он нарочно? Может, он надеялся на смерть во льдах, раз уж не получилось умереть в битве?
— Радуйся, — посоветовала Дарена лонаку. — Когда вернешься домой, у тебя будет самая удивительная история из тех, которыми делятся у костров.
— Альтурк никогда не делится историями у костра, — заметила Кираль. — Хотя сестра говорила мне, что у него есть такое, чему позавидует кто угодно. Сама Малесса подтвердила, что Альтурк однажды слышал голос бога.
Вождь свирепо глянул на Кираль, грохнул кулаком по столу, проскрежетал что-то на лонакском. Ваэлин уже хотел вступиться за нее, но охотница лишь глянула на вождя без тени страха и улыбнулась, произнесла несколько слов по-лонакски и перевела их для Дарены и Ваэлина:
— Не разделить знание с другими — все равно что выбросить сокровище.
Вскоре принесли еду: большие деревянные миски с жареным мясом, поменьше — с орехами и ягодами.
— Как тюлень, — откусив, сообщил Альтурк. — Хотя не такой жесткий.
— Это морж, — объяснил присевший у их стола Асторек. — Зимнее мясо. Летом мы едим в основном лосей.
Он смерил взглядом Кираль и Альтурка, затем посмотрел на Ваэлина и сказал:
— Вы не из одного племени.
— Нет, — подтвердил оживленно жующий и глотающий вождь. — Мы — лонакхим. Они — мерим-гер.
— Долгое время мы были врагами, — сказал Ваэлин. — Благодаря твоим людям мы теперь друзья.
Парень вздохнул, но, по-видимому, не обиделся и сказал:
— Мои люди — здесь.
— А как же ты выучился нашему языку? — спросила Дарена.
— Это вы вскоре узнаете, — посмотрев на Убийцу Китов, беседующего с Мудрым Медведем, ответил Асторек.
Пировали допоздна, запивали обильное мясное угощение хмельным напитком, сильно отдающим сосновой смолой. Альтурк усиленно поглощал его, Ваэлин глотнул и отставил питье, заметив:
— Будто пьешь дерево.
Но затем он сухо рассмеялся и осушил кубок.
— Наше питье бродит с сосновыми шишками и ягодами, — сказал Асторек. — Если выдержать долго, им можно разжигать костры.
— В моем брюхе он точно разжег костер, — поведал Альтурк и в несколько глотков вылакал очередную дозу.
К счастью, в пьяном виде вождю хотелось не драться, а горевать. Он обмяк, подпер голову рукой, принялся бормотать под нос, но исправно поглощал кубок за кубком, к отвращению и негодованию Кираль.
— Ты — позор сентаров Малессы, — укорила она.
Альтурк оскалился и процедил что-то по-лонакски. Кираль ощетинилась, прошипела ругательство, вскочила и схватилась за нож.
— Прекратите! — рявкнул Ваэлин.
От его мощного властного голоса в зале повисла тишина.
— Это не твой дом. Ты оскорбляешь хозяев, — сказал Ваэлин. — А ты, талесса, иди и проспись.
— Ты, мерим-гер, убийца сына! — заплетающимся языком выговорил вождь, потянулся за дубинкой, но тут же выронил ее.
Он уперся в стол, попытался встать, но задача оказалась непосильной. Альтурк обмяк и мокро шлепнулся лицом о столешницу, а через минуту захрапел.
— Грязь, — процедила Кираль, уселась и свирепо уставилась на Ваэлина. — Зря вы не разрешили мне убить его. Моя песнь не видит проку в нем.
— Больной разум нужно лечить, а не убивать, — с сочувствием глядя на обессилевшего лонака, сказал Асторек. — А людям одного племени вообще не следует убивать друг друга.
Кираль рассмеялась, подхватила ягоду языком, раскусила.
— Нам больше нельзя убивать мерим-гер. Чем еще заниматься лонакам?
— Это странно, но так знакомо, — заметил Асторек и сокрушенно покачал головой.
Пир закончился через несколько часов. Сентары отнесли все еще спящего вождя в дальний конец зала. Асторек сказал, что на ночь можно расположиться прямо там. В селении не хватит домов, чтобы приютить так много гостей.
— С каждым годом в племени все больше людей, — сказал он. — Нам приходится все время строиться.
Подошли Много Крыльев с Убийцей Китов и Мудрый Медведь. Шаманка указала посохом на широкую дверь зала.
— Настало время рассказать, — произнес Асторек.
После теплого зала мороз ударил, будто кузнечный молот, выдавил воздух из легких. В висках застучала кровь. Вместе с Ваэлином в лес за Волчьими людьми отправились Дарена и Кираль. Впереди шел Асторек с факелом в руках. Тропинка, засыпанная снегом, круто поднималась, идти становилось все труднее. Местные двигались быстро и уверенно — наверняка часто ходили по ней. Наконец тропа вывела на широкую полку перед скалой. Асторек наклонил факел, и тени обозначили узкую щель в скальной стене. Кираль с Дареной застыли, шаман крепче стиснул посох.
— Здесь сила? — спросил Ваэлин.
— Много силы, — с тревогой глядя в пещеру, ответил шаман. — Может быть, даже слишком.
Асторек пошел к пещере, поманил за собой Ваэлина:
— Для вас здесь нет опасности. Это место настолько же ваше, насколько и наше.
За узким входом открывался широкий зал, где было сухо, пахло плесенью и застарелой пылью. В полу пещеры обнаружилось множество похожих на миски углублений, в каждом — засохшие остатки краски разных цветов. Но вниманием Ваэлина полностью завладели стены. Они расходились широким полукругом и на две трети длины были покрыты рисунками, такими яркими и живыми, что, казалось, они движутся в свете факела.
Много Крыльев заговорила и подтолкнула Ваэлина к рисункам у самого входа в пещеру.
— Мать просит тебя взглянуть на историю Волчьего народа, — перевел Асторек.
Краска показалась Ваэлину удивительно свежей, контуры и цвета ясно различались. Вот большое черное пятно, усаженное желтыми точками, — ночное небо. Чуть дальше — группка нарисованных как палочки с руками и ногами человечков, затем эта же группа, но разделенная тремя черными линиями.
— В конце первой Долгой ночи племя разделилось натрое, — сказал Асторек. — Племена разошлись по островам. Тогда не было шаманов, приходилось тяжело. Но мы жили и преуспевали.
Он пошел вдоль стены. Пламя освещало рисунки. Чем дальше, тем совершенней те становились, схематичные фигуры сменились узнаваемыми контурами людей и животных. Охотники гарпунили моржей на льду и китов с лодок, люди строили дома среди деревьев. У следующей сцены Ваэлин остановился, пытаясь осмыслить увиденное. Остров — судя по форме горы, дом Волчьего народа, у острова корабль совершенно незнакомого типа, с одной мачтой и со множеством весел — куда больше, чем на современных кораблях.
— Летом они приплывали с запада, — поведал Асторек. — Это было так давно, что с тех пор звезды поменяли свои пути. На берег сходили высокие люди, бормотали непонятное, но приносили товары большой ценности: железные клинки крепче и острее тех, которые могли выковать мы, чудесные приборы из стекла, чтобы далеко видеть. Мы называли гостей людьми Больших кораблей.
Он указал на три фигуры, нарисованные рядом с кораблем: двух мужчин и женщину. Она была ошеломительно красивой: темноволосая, с зелеными глазами, в длинном белом платье и с золотым амулетом на шее — полумесяцем с красным камнем посередине. Слева от нее стоял худощавый мужчина в синих одеждах, с симпатичным, но слишком уж узким лицом. Мужчина снисходительно улыбался. Но больше всего внимание притягивал мужчина справа от женщины: высокий, мощный, широкоплечий, импозантный, с бородой. Мужчина глубоко задумался, нахмурился. Его лицо показалось очень знакомым.
— Это он! — обращаясь к шаману, возбужденно воскликнул Ваэлин. — Это лицо статуи из разрушенного города. Ты видел его?
Мудрый Медведь кивнул и проговорил без тени радости или возбуждения:
— Да, мы знаем эту историю. Люди Больших кораблей принесли на лед смерть.
— Да, — подтвердил Асторек и шагнул вперед.
Его факел осветил рисунок поселения в лесу, подобного нынешнему поселению Волчьего народа, но усеянного трупами.
— Гости приходили с миром, желали обменять товары на знание. У гостей не было воинов, они никого не подвергали насилию — но принесли смерть. В каждом поселении, куда они заходили, начиналась ужасная болезнь. В конце концов от народов льда осталась только жалкая горстка.
Свет факела снова показал женщину, на этот раз одну. Ее изображенное в профиль лицо полнилось горем. Ее прижатые к лицу руки были красны от пальцев до запястий.
— Нас спасла эта женщина, — сказал Асторек. — Мы не совсем понимаем как, но она отдала свою кровь, и это спасло нас, болезнь ушла, но…
Факел осветил следующую сцену: двое мужчин, стоящих над телом женщины. Симпатичный мужчина уже не улыбался, его лицо было полно гнева, а широкоплечий глядел мудро и спокойно — хотя древний мастер сумел передать выражение глубокой печали, подавленной, не выпускаемой наружу.
— Высокий взял корабль и уплыл. Но другой остался. Он не хотел уходить от тела женщины и не желал предать его льду, как того требовал обычай. А потом…
Факел осветил силуэт человека, волочащего сани сквозь снежную бурю.
— Когда пришла зима, он повез ее тело на север. Народ льдов больше не видел его. Однако он оставил нам подарок.
Асторек умолк, посмотрел на Ваэлина со смесью благоговения и неприязни.
— Люди Больших кораблей очень многое знали: и как ковать металл, и как считать звезды, и даже как заглядывать в будущее.
Факел осветил самый большой рисунок, от пола до потока, выполненный с мастерством и ясностью, затмевающими работу самой Алорнис: лицо худощавого мужчины лет тридцати, черты угловатые и резкие, даже неприятные, темные глаза, губы чуть изогнуты в подобии улыбки. Жесткое лицо человека, привыкшего к невзгодам и насилию. Лицо спокойного убийцы с холодными равнодушными глазами. Ваэлин много раз видел такие глаза у тех, кто пытался его убить.
А затем пришло понимание, и с ним разом улетели все мысли. Дарена взяла в ладони его задрожавшую руку. Ваэлин молча смотрел на свой портрет.
— Тот, кто спасет нас от еще незримой угрозы, — пояснил Асторек. — Ушедший в лед назвал этого человека Тень Ворона.
