Воображаемое «Я»
«Я» и сомнения – раздвоенный мозг – куриная и утиная половины – выбор лопаты из ложных соображений – объяснение собственных поступков – приземление розового слона
В дуализме «Я» как идея является не воплощением (от слова «плоть»), так как это было бы глупостью, а воодуховлением (от слова «дух»). Абстрактный образ духа, который наблюдает за всем и принимает решения. Мы идентифицируем себя с этим «Я». Мы делаем ставку на интроспекцию и интуитивные ощущения с их закономерностями, учимся понимать себя. Декартовское «Я думаю, значит, я существую» мы принимаем за непосредственный собственный опыт. На что еще можно положиться, если не на это? Что может быть менее сомнительным, чем тот факт, что здесь есть «Я», которое сомневается?
Звучит убедительно, но урок, который мы должны в результате извлечь, гласит, что это всего лишь убедительный, но ни к чему не ведущий шум. Именно «Я» с высокой долей вероятности является искусно созданной иллюзией, с помощью которой мозг заставляет нас совершать действия. Выражаясь иначе, иллюзия того, что им управляет активное «Я», – образ, необходимый человеку, наблюдающий за собственными действиями и исправляющий свои ошибки.
То, что «Я» иллюзорно, не проиллюстрируешь более метко и убедительно, чем с помощью легендарных экспериментов, проведенных неврологом Майклом Гаццанига в сотрудничестве с Джозефом Леду, участниками которых стали больные эпилепсией. Ряд экспериментов длинный, но сто́ит ближайшего рассмотрения. Здесь мы изложим некоторые из них (10). Вместо имен нам известны только инициалы испытуемых. П. Т. с детства страдал тяжелыми приступами эпилепсии. Несмотря на то что по крайней мере в общих чертах механизмы эпилепсии известны, и сегодня встречаются пациенты, не поддающиеся медикаментозной терапии. В крайних случаях, как с П. Т., вопреки всякому лечению постоянно повторяются опасные для жизни, тяжелые тонико-клонические приступы. Тогда остается лишь нейрохирургическое вмешательство.
Возможным решением может быть удаление тех областей мозга, которые вызывают эпилептический припадок. Но при некоторых формах болезни это исключено. Иногда пациентам проводят, пожалуй, самую необычную операцию на мозге – каллозотомию – рассечение мозолистого тела. Мозолистое тело – это пучок нервных волокон, соединяющий правое и левое полушария головного мозга. В результате такой операции, хотя оба полушария остаются соединены стволом головного мозга, сигналы больше не распространяются из одного в другое. Ствол головного мозга регулирует преимущественно автоматические, неосознаваемые функции организма – рефлексы и т. п. Что касается практически всех когнитивных функций, то в этом смысле оба полушария таких пациентов предоставлены сами себе. В быту они хорошо справляются со своими задачами и не подвержены эпилептическим припадкам, но Гаццанига и Леду установили, что при определенных условиях ситуация принимает драматический характер. Хотя правое и левое полушария с точки зрения анатомии похожи друг на друга, как два яйца, но, если оставаться в рамках приведенной метафоры, одно яйцо куриное, а другое утиное. У каждого из них свой функционал.
Левое полушарие головного мозга управляет правой половиной тела, а правое – левой. То же распространяется и на зрительный аппарат. Но не так, как вы могли бы ожидать. Изображение в каждом глазу делится пополам. Мозг «смотрит» на левую половину изображения правым полушарием, а на правую – левым. Не спрашивайте, так ли это, – точного ответа никто не знает.
Все эти детали учли в своих ставших классикой экспериментах Гаццанига и Леду. Они усадили П. Т. перед экраном и попросили не сводить глаз с маленького крестика в центре его. Это гарантировало исследователям контроль над тем, что происходит в каждом из полушарий. Слева от крестика они показывали ему заснеженный ландшафт, а справа – снимок курицы крупным планом. Итак, левое полушарие видело курицу, правое заснеженный ландшафт.
При этом руки П. Т. лежали на столе перед ним. Его задача состояла в том, чтобы то правой рукой, то левой выбирать объект, который лучше всего соответствовал тому, что он видел. Обе руки выбрали лопату, но можно предположить, что по разным причинам. Детская лопатка полезна в любом случае, но вот что ей раскапывается, отличается по цвету и запаху.
То, что за столом сидят два человека в одном теле и каждый из них видит разное и принимает различные решения, было бы довольно странно. Но это только начало. Еще в XIX веке в ходе исследований пациентов, переживших инсульт, ученым стало известно, что за речевую способность отвечает левое полушарие мозга. На основе этого Гаццанига и Леду устроили ловушки.
Как описано выше, они показывали изображения и просили левой рукой выбрать предмет. Правое полушарие головного мозга, которое управляет левой рукой, видело заснеженный ландшафт и выбирало лопатку. Просто и банально. Ученые спросили П. Т., почему он сделал такой выбор. Его левое полушарие, не задумываясь, ответило: потому что лопатой можно вычистить курятник. С одной стороны, в этом есть смысл, потому что именно из этих соображений левое полушарие и выбрало бы лопатку. Но на самом деле это сделало правое.
Левое, «говорящее» полушарие всякий раз во время эксперимента давало какой-то нехарактерный ответ.
Гаццанига и Леду повторяли свой эксперимент в различных вариациях, результат всегда был одним и тем же. Мозг пациента, перенесшего каллозотомию, не может отличить истинное объяснение собственного поведения от попытки угадать его причину.
Из этого следует единственный вывод: наш мозг принимает решения не так, как нам того хотелось бы. Мы сначала поступаем каким-то образом, а он смотрит на результаты поступка и приводит их в согласие с внутренним представлением о себе. То, что внутренняя модель «Я» привела нас к действиям, которые мы только что совершили, должно стать объяснением нашего поведения. Иными словами, мы воспринимаем собственное «Я» не напрямую, а опосредованно, путем наблюдения за своими поступками. Если шагнуть дальше в сторону абстракции – путем наблюдения собственных действий в воображаемой ситуации.
Например, мы можем себе вообразить, что прямо сейчас с неба спускается розовый слон на блюдце. Что бы мы сделали? Вы, скорее, относитесь к той категории людей, которые с воплями бросятся наутек, или вы тот, кто с интересом приблизится к слону? Поверили бы мы своим глазам? Когда мы нашу модель себя поместим в свою фантазию и посмотрим, как она поведет себя, то сможем ответить на поставленные вопросы. Чем необычнее и нестандартнее ситуация, тем выше вероятность, что у нас неверное представление о себе. «Я не ожидал от себя такого», скажем мы потом, после того как вскарабкаемся на спину приземлившегося розового слона.
Вот и снова мы узнали о себе что-то новенькое. Всем нам знаком этот момент. Просто нужно серьезно отнестись к тому, что он на самом деле означает и что из него следует. Если «Я» не принимает решения, а представляет собой лишь отговорку, которую придумал себе мозг, чтобы оправдать давно совершенные действия, то исполнение важнейшей задачи «Я», а именно реализация нашей свободы волеизъявления, находится под угрозой.
Однако не все так плохо, так как свободной воли, как мы ее понимаем, не существует.
