ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
(Четверг, 14.15,
рассказывает Игорь Колесничий)
Улица Медных Монеток начиналась сразу от реки. Если пройти чуть дальше, к деревянному мосту, попадешь в мальчишечий рай. Заросший чистотелом и огромными лопухами косогор; над ним – полуразваленная башня Безумного Друида.
Под этой башней и подвалы есть, я слышал, и тайники. Мальчишки здесь постоянно пасутся. Еще рассказывают, что глубоко под землей спрятан саркофаг мутного стекла. А внутри – женщина. Лет триста назад она была молодой девчонкой, но время идет, и она медленно, но верно стареет.
Врут, наверное… Башня – место хорошее, здесь легко и спокойно. Сам я мальчишкой играл здесь в рыцарей. Но легенд вокруг башни сплетается много, так и вьются мотыльками вокруг лампы.
В прошлом веке, говорят, ее хотели снести. Ничего не вышло. Вокруг растут орхидейные клены – отголосок реликтового перволеса. Корни кленов парят в воздухе, сплетаясь в непроходимую стену. На них бородами повисает мох, летом цветет иван-да-марья, скальная роза, пушатся одуванчики. Перебраться через эту стену могут лишь мальчишки, отчаянные верхолазы, да манары с их везением. Бульдозеру уж точно не проломиться.
Рассказывают, что, когда мэр Ведена послал против стены огненных магов, та жестоко отомстила городу. Корни выползли на тротуар, ломая асфальт, проминая стены, выдирая из земли электрические кабели и водопроводные трубы.
С тех пор башню никто не трогал.
Из дома я вышел с большим запасом, но все равно опоздал. Старые тропинки, где я бегал мальчишкой, не пускали меня – я стал для них слишком большим. Пришлось искать свой путь – поверху.
Солнце алым пиратским шелком отблескивало сквозь разноцветную листву кленов. Один раз я сорвался, но мне, как всегда, повезло. Я приземлился в гигантскую моховую копну, словно специально приготовленную на этот случай. Перебравшись через ручей по звонкому подвесному мосту, я выбрался к башне.
Тренировки уже закончились, и ребятня поразбежалась – все, кроме одного. Тот прятался за крыльцом и, судя по Димкиному описанию, был тем, кто мне нужен.
Неторопливо и уверенно – так, чтобы не вызывать подозрений, – я двинулся к башне. Меня терзали сомнения: передал ли Димка мою просьбу? Если да, то все зависит от того, захочет ли Темный со мной говорить. Без этого можно сразу возвращаться. В зарослях малины и алычи я могу искать мальчишку годами.
Заросли лопухов зашевелились. Выглянула острая кошачья мордочка. Бесшумно ступая по камням дорожки, кот двинулся в обход стены. Подрагивающий кончик хвоста выдавал его настороженность. Когда до спасительного подвального окошка осталось несколько шагов, из-за крыльца высунулся Темный. За спиной его болтался деревянный меч. Хороший такой, бывалый бокен, весь в оббитинах. Мальчишка присел и, отчаянно завизжав, бросился на кота.
Кот заметался. Прыгнул туда и обратно, сорвался в мою сторону. Я едва успел схватить зверя за загривок.
– Твой? – крикнул я мальчишке.
– Мой! Отпустите его!
– Держи.
Жалобно мявкнув, кот извернулся в воздухе и шлепнулся на четыре лапы. Сбежать он не успел. Мальчишка навалился сверху, прижимая всем телом. Сопение, возмущенные кошачьи вопли, шипение. После недолгой возни Темный поднялся, держа извивающегося зверя на вытянутых руках.
– Раз! Два! Три! Четыре! – звонким голосом считал он. Кот не сопротивлялся, видимо не до конца сообразив, что происходит. – Пять! Шесть! – Яростно взревев, кот ударил всеми четырьмя лапами. – Семь! Восемь! А-а!! – На исцарапанном запястье выступили капельки крови. – Девять!! Десять!!! Пшел!
С утробным воем кот понесся к подвальному окну.
– Силен, парень. – Я с уважением посмотрел на собеседника.
– Это сегодня первый, – сообщил тот.
Глядел он исподлобья, словно волчонок сквозь кусты. Если бы не отросшие вихры и исцарапанные руки, его можно было бы принять за юного пианиста. Бледная до прозрачности кожа, оттопыренные уши, девчоночья шея. А еще – рваные джинсы и черная рубашка.
– Сильно поранился?
«Пианист» покосился на изодранные запястья.
– А, ерунда, заживет. У вас вон тоже… Пойдемте, промою.
Мы прошли под полуразрушенной аркой входа и оказались в сводчатом зале. Красивое место… Под ногами листвяная мозаика, стены оплетены кровавым вьюнком. Капители колонн играют ледяными сколами.
Дальняя стена зала имитировала скалу. Из-под потолка, перепрыгивая с плиты на плиту, лился пенный поток воды, обрушиваясь в выложенный замшелыми валунами бассейн.
Валуны оказались не просто частью пейзажа. Под одним из них нашлась аптечка, Артем порылся в ней и достал флакон с перекисью водорода.
– Давайте руку.
Я протянул расцарапанную ладонь.
– А кошки тебе зачем? – поинтересовался я. – Поспорил с кем-то?
– Не-а. Кошки для дела, – Темный мотнул подбородком в сторону деревянного меча. – Я как этот… Сирио Форел.
Я задумался. Что-то знакомое…
– Ну, «Игра тронов», читали? Сирио – это учитель фехтования, который девчонку натаскивал.
Я наморщил лоб, припоминая эту книжку:
– Арью?
– Ага. Я – тоже. Котов руками… чтобы ловкость была.
– В Истени пригодится, – подсказал я.
Мальчишка пристально на меня посмотрел. От этого взгляда стало не по себе.
– Зачем вы меня отыскали? – спросил Артем. – Хотите стать «Дверью Истени»?
В ушах у меня зазвучала торжественная музыка.
Потому что это была явная победа!
До сих пор я считал, что передо мной заигравшиеся мальчишки, получившие доступ к опасной магии. Тайные организации и у нас были. «Черная рука», например, – сборище пиратов. А Женька Мельников как-то придумал построить гиперболоид. Мы недели две шептались на уроках, обмениваясь записками и чертежами.
Гиперболоид нам понадобился не просто так: мы собирались оборонять волшебную страну Илири от вторжения викингов. Илири придумал я, остальные в нее играли с моего милостивого соизволения.
Я был уверен, что Истень – такая же волшебная страна, плод мальчишечьего воображения. Ну, в крайнем случае – запредельное магическое пространство, родственное тому, что использовали средневековые убийцы. И вот я получил еще одно доказательство своей версии!
– А можно? Я ведь взрослый.
– Можно, – снисходительно ответил тот.
– Тогда я хочу вступить в «Двери Истени».
Артем кивнул, словно не ожидал иного. Лицо его сделалось серьезным:
– Первое испытание вы выполнили. Сюда, – он обвел рукой стены зала, – обычный человек попасть не может. Значит, вы – манар.
Манар?
Когда это, интересно, я успел стать манаром?
И тут я понял когда. Последняя встреча с дзайаной. Легкость, обрушившаяся на меня, веселая беззаботица этих дней… Да, я не мог построить ни одной толковой версии, но зато каким удачливым стал! И Димку сразу нашел, и сюда добрался.
Получается, в больнице Света набросила на меня поводок. Ну бедствие стихийное, подожди! Будет у нас серьезный разговор.
– Ты ведь тоже манар, – сказал я. – Лицо слишком беззаботное. Постой… но ведь манары не могут играть!
– А я и не играю. Я так живу. – Мальчишка усмехнулся: – Ну что? Готовы ко второму испытанию?
– Да.
Из Артемовой руки облаком осыпалась плесень. Отчаянно визжа, она слепилась в голокожую безглазую тварь. Недавая опомниться, мальчик швырнул чупакабраса мне в лицо.
Я качнулся в сторону, уходя от когтей. Следом прилетел деревянный клинок. Отбив его ладонью, я прыгнул мальчишке за спину. Присел, сбивая его с ног, вырвал из пальцев рукоять бокена.
Колонны зала прыгнули в стороны, рассыпаясь белыми мраморными стенами. Красный вьюнок налился сочной зеленью, и в нем вспыхнули золотые солнышки цветов. Ветерок наполнился летней беспечной теплынью; повеяло ароматами жасмина, разогретого под солнцем булыжника и близкой прохладой реки или озера. Где-то слышались возгласы и шлепки по мячу – ребятня играла в футбол.
Я остановился ошеломленный.
Над домами плыло праздничное кружево старинного акведука, тянущегося через весь город. Уступами спускались вниз террасы, дома белого камня сбегали вниз по склону холма, соревнуясь с улицами. Тут и там среди деревьев высились живописные развалины.
Я запрокинул голову, вглядываясь в небо. Там, в яркой васильковой сини, над куполами и шпилями повис гигантский месяц – рогами вниз.
Дух захватило. Сердце забилось радостно и сильно, как в детстве; тело вдруг стало прыгучим и звенящим.
Это не Веден! Это совершенно другой город!
Бокен все еще смотрел в мальчишечье горло. Я опустил ставший ненужным деревянный клинок. Отчего-то я точно знал, что Артем мне больше не враг.
Мальчишка заулыбался во весь рот:
– Нравится?!
– Здорово! Это – город Истень?
Он помотал головой:
– Не-а. Это Двид. А Истень – она у каждого своя!
С нежной ностальгической грустью я посмотрел на Артема. Вот у кого монополия на чудеса, куда там Людеям и Литницким!..
Город Двид притих, выжидая, что я стану делать. И я не стал его разочаровывать. Отдав меч Артему, я разулся, а кроссовки аккуратно поставил к стене дома.
Сердце подсказывало, что так будет правильно. Насмешница судьба выдала мне счастливый билет. На несколько часов… а может, минут или дней, кто знает?.. я получил пропуск в мир детства. И уж точно постараюсь воспользоваться им по полной.
Булыжная мостовая выгибалась под босыми пятками спиной огромного слона. Я чувствовал, что город этот – живой и могущественный и что он рад мне. А еще я знал, что это навсегда. Вернувшись (а рано или поздно мне придется вернуться), я так же стану чувствовать другие города.
Веден. Аскав. Ночмарию.
Артем смотрел на меня с видом умудренного жизнью дяди, впервые угостившего малолетнего племянника мороженым.
– Слушайте, – сообщил он с удовлетворением, – а вы ему понравились! Двид говорит… – он прислушался, – ему жаль, что вы не приходили раньше… – В мальчишечьем лице мелькнула искра тревоги: – Ой, кажется, я что-то не то сказал… Извините!
– Да нет, все так, Тем. Мне и самому жаль, что я припозднился…
– Ничего. – Он доверчиво взял меня за руку. – У вас будет своя Истень, может, даже лучше. Когда Дядя Горы меня спросит, я за вас поручусь. А вы, – он помедлил, собираясь с духом, – меня потом научите… ну, так… за спину нырять, драться?
– Научу.
– Спасибо! – В его глазах запрыгали радостные искорки. – А то у нас тут по-разному бывает… Ой, извините, я ваше имя не спросил!
– Игорь.
– Значит, здесь – Игир. Ну, пойдемте! Нам в штаб-квартиру «Дверей Истени». Это сперва к королевскому дворцу надо. А там вынырнем в наш мир.
И мы отправились ко дворцу. Пока шли, болтали о всякой всячине, в основном о книжках. Темка оказался очень начитанным парнем. Он даже сюда умудрился притащить одну.
– Вот, – протянул мне. – Это сборник, мое любимое.
– Так-так-так… – Я перелистал страницы с детства знакомой книжки. – Сурепина читаешь? Кто бы сомневался… «Залп с линкора», «Бастион на Штурвальной горе», «Фиолетовый натюрморт в пятнышках» «Внуки белого колибри»… – Мы переглянулись. – А Чесноченко тебе как?
– Да ну его… У него «Девочка и свет» ничего так. И «Крылоносцы сорока островов» – обалденная книга! – Глаза Артема загорелись и тут же погасли: – А после «Песен на траве» он в попсу ударился. Про детей ни фига не пишет. И в «Патрулях» Галку убили.
Я помню. Девочка-оборотень из «Первого патруля» – мой любимый персонаж. И Дашкин, если уж на то пошло, – та ужасно переживала, когда девочка погибла.
– А знаете, – Артем указал подбородком на город, – Истень, она к каждому своя приходит. Магистр «Дверей» говорит, что Истень – это мир, где человеку лучше всего.
– Так, значит, в Двиде тебе хорошо?
– Ну-у… – Мальчик закусил губу: признаваться, не признаваться? Наконец решился: – Понимаете, я когда Сурепина читал, мне тоже так захотелось. Чтоб своя страна и чтоб приключения. Только я писать, как он, не умею… И тогда я придумал свою книжку. Есть будто бы такой остров Двид, а на нем тирания. В озере сидит робот… его когда-то ученый придумал, чтобы обороняться от врагов. Только остров невидимый был, и враги его не нашли. А король робота себе присвоил и ученому яд подсыпал. Думал, что так всем будет лучше, понимаете?.. А когда жители бунтовали, робот ломал город. Это называлось «равновесие порядка»-И детям нельзя было вприпрыжку бегать, потому что роботу не нравилось. Их за это пороли!
Темкину болтовню я слушал вполуха. Роботы, ученые, короли – как раз для двенадцати лет. Интересно, подумалось мне, а взялся бы Сурепин писать такую книгу? Может, не у нас, может, где-нибудь в другом мире… Ведь получилось бы интересно.
– Потом что было? – лениво поинтересовался я.
– Потом появился мальчишка… вроде меня. Женька, первый рыцарь Оленя. Они, в смысле местные, понимаете?.. крали детей в нашем мире. Чтобы те будто бы сражались с роботом. Только ребенок ничего против робота не сделает! Тот огромный и железный. А потом их казнили. В назидание типа. Вот, мол, что бывает, когда против порядка и всякое такое. Только Женька сбежал, ему помог синий фламинго – это птица такая невидимая. А на Бастионе жили очень хорошие ребята. Они помогли – и робота победить, и воспитателей прогнать. А потом поклялись, что станут гвардией Оленя. Будут следить, чтобы никто не обижал детей. И чтоб все по справедливости!
– И эта мечта, значит, стала твоей Истенью?
Он кивнул.
– А как это случилось?
– Этого я вам не скажу. – Артем серьезно посмотрел на меня, и во взгляде его отразилась совершенно взрослая тоска: – Вам пока рано знать.
Мы остановились на перекрестке, пропуская малышню во главе с девчонкой лет семнадцати. Малыши галдели, пищали, гонялись друг за другом – в общем, вовсю радовались жизни. Как девчонка с ними управлялась, не представляю! Мы встретились с ней глазами, и она улыбнулась мне – кокетливо и немного смущенно.
– Здорово! Мне здесь нравится, – честно сказал я Артему.
– И мне тоже. Очень. Только я здесь долго находиться не могу… Истень не позволяет. Потом выкидывает обратно в наш мир.
– Ясно… – И спросил без всякого перехода: – Что у тебя с Марченко случилось?
Артем надулся:
– Так надо!
– Человека убить, значит, надо…
– Да не убивали мы его! – возмущенно выкрикнул мальчишка. – Что вы все придумываете? Так, невезунчика подкинули. И дэвом напугали. Потому что сволочь! При директоре улыбается, а в классе: «Пороть, пороть!», «Колония по вас плачет!» И подлянки эти вечные…
– Вас что, порют? – удивился я.
– Лучше бы пороли… Знаете, что он учудил? Он у Юльки в портфеле тетрадь нашел. Дневник типа. Это личное, такое, что никому показывать нельзя! А он перед всеми читать начал. У Юльки истерика была. Ну и что, он не урод после этого?!
– Урод, – искренне согласился я. На душе стало легко. Шестое чувство подсказывало, что в страшной гибели Марченко Артем невиновен. Меня подмывало спросить о дэвах и чупакабрах, откуда они берутся, но я решил, что пока не время. Захочет, сам расскажет.
Другое заинтересовало меня… С первых же минут путешествия я отметил одну несообразность. На улицах почти не встречалось взрослых. Иногда они мелькали на открытых верандах лавочек или кафешек, но, завидев Артема, торопливо прятались.
Я уже хотел спросить мальчишку, с чем это связано, как тот резко остановился.
– Вот дэв! Вляпались!
И, схватив меня за рукав, потянул в куст огромных – с тарелку – золотистых роз.
– Скорее!
Я замешкался, и это испортило дело.
– Стоять! – прогремел повелительный окрик. – Именем Рыцаря!
В нескольких шагах от нас стояли девчонки. Тонкие, голенастые, загорелые. Старшей – лет шестнадцать, остальным – где-то по четырнадцать. Старшая носила легкую юбку, топик и золотистый шелковый шарф. Младшие одевались попроще: шорты да футболка, у одной бело-зеленые цвета, другая в желтом и оранжевом.
Девочки направили на нас взведенные арбалеты. Все, кроме старшей. Ее арбалет болтался за плечами, а в руке она сжимала нечто вроде короткого удилища. Как-то я сразу почувствовал, что удилище это поопаснее стрел. Арбалеты выглядели игрушечными; в тусклом олове их рогов звенела жестокая сила, на кончиках стрел горели искры, но я знал, что при случае смогу увернуться от стрелы. Все-таки манаром быть неплохо.
А вот удилище – дело иное.
– Точка, Лера, – приказала старшая, – держите их на прицеле! Я разберусь.
И решительно зашагала к нам. Остренький носик, светлая кожа в веснушках, волосы с рыжинкой – она мне сразу понравилась. Была в ней располагающая прямота и целеустремленность. Когда она подошла поближе, я заметил, что у нее, как и у младших, на одежде вышит знак – бегущий олень.
– Меч давай, чучелко, – миролюбиво сказала девчонка Артему. – Почему взросляк без знака болтается? Кто такой?
– А ты кто такая? – дерзко поинтересовался мальчишка.
– Гвардеец Оленя Соти. Знак видишь? – Девчонка выпятила грудь с вышитым на топике гербом. Артем отвел глаза. – А теперь отдавай меч и иди с нами.
– Не отдам! Фигушки!
– Ты что, законов не знаешь? – искренне удивилась та. – Взросляки ходят со значками профессий! Вне патруля оружие носить запрещено! Где твоя карточка?
Мальчишка сглотнул. В лице его отразилась растерянность:
– Какая к-карточка?
Что-то звякнуло. Одна из маленьких стражниц ойкнула и едва не выронила арбалет. Прихлопнув на коленке комара, девчонка виновато потупила глазки.
Соти нахмурилась.
– Пло-охо, – протянула она. – Придется вас арестовать.
– А может, я быстренько домой сбегаю? – заюлил Темка. – Ну-у… за карточкой. А он, – кивнул на меня, – будет как бы заложником. Я вернусь! Честно!
– Щас! – Лицо ее выражало беспредельное презрение. – Это когда ваши патрули будут, мальчишкам расскажешь. Теперь мы командуем. Руки давай!
Соти выдернула из-за пояса серебристую змейку-веревочку. Та извивалась, словно живая… да она и была живой!
Артем попятился, поднимая бокен над головой:
– Вы что, очумели? Я же свой!
Вместо ответа девчонка пожала плечиками и вдруг сделала мгновенный выпад хлыстом.
Артема сбило с ног, и он отчаянно завопил. Соти бросила змейку, и та радостно засновала по мальчишечьим запястьям, оплетая чешуйчатыми кольцами.
Порядочки тут, оказывается… А я-то обрадовался: какой город приветливый и гостеприимный!
Моего замечательного провожатого пора спасать.
Когда младшие девчонки отвлеклись на Артема, я хлопнул в ладоши. Испуганно дзинькнули тетивы. Стрелы ушли в молоко: одна перебила кружевную цепь, на которой висел уличный фонарь, другая запрыгала по мостовой, высекая холодные снежные искры.
Не давая опомниться, я прыгнул к Соти. Прогладил девчоночий локоть ладонью, продлевая выпад, сам скользнул ей за спину. Еще миг – и хлыст оказался бы у меня в руках. Но девчонка извернулась и достала меня самым кончиком.
Руку словно ожгло кипятком. Так бывает, если локтем заденешь стену – нервом. Онемевшие пальцы выпустили тонкое девчоночье запястье. Соти крутнулась ярким ситцевым вихорьком и хлестнула меня по другой руке.
В голове сделалось щекотно, и глаза сами собой закрылись. Блаженная дремота навалилась на меня, приглашая вздремнуть. Когда же она развеялась, мои руки стягивала такая же змейка, что и у Темки.
– Ну даешь. – В глазах Соти змеились восхищенные огоньки. – Лучше любого гвардейца дерешься! Постой… Ты мастер карате, наверное?
Артем дернулся предупредить меня, но опоздал.
– Айкидо, – сообщил я равнодушно.
Девчонки запереглядывались.
– Значит, точно, – протянула Соти с уважением. – Ты – шпион из-за моря. Так я и думала. А я все равно быстрее! – И она показала мне язык.
– Ну да, – обиженно засопел Артем. – С хлыстом всякий может!
– Ты вообще помалкивай. С тобой отдельно разбираться будем, пособник! – И она повернулась к маленьким стражницам – кулачки в бока, нос к небу: – Тэ-эк! Куда это мы, благородные госпожи криворучки, стреляли?..
Девчонки потупили глаза.
– Мы растерялись, – буркнула та, что пониже. Кажется, ее звали Лерой.
– Это все слишком неожиданно вышло, – поддержала Точка. – Соти, ну мы же не виноваты!
– В Синюю долину – не пойдете. Это раз.
– Ну Соти-и!..
Взгляд старшей наполнился презрением:
– Помогите ему подняться. Видите, колено разбил! Это два.
Стражницы со всех ног бросились к Артему. Тот сидел на камнях – злой, насупленный. На колене горела свежая ссадина. Капли крови собирались на ней выводком божьих коровок.
Точка ойкнула, достала из кармашка баночку и смазала царапину едко пахнущим настоем. Артем хмуро поднялся на ноги и успокаивающе мне кивнул: мол, все в порядке, разберемся.
– Куда их поведем? – радостно запрыгала Лера. – Они же нарушители!
– В Агатовую башню, к Витромиру. Пускай допрашивает.
– Ура! Ура!! А какао пить будем?
– Ну что за люди? – притворно вздохнула Соти. – И это стража?! Это чучелки какие-то. – Она взяла меня за плечо. – Пойдем, заморщик.
И мы зашагали по улицам города. Солнце било в глаза, и я счастливо жмурился, наслаждаясь недолгими мгновениями лета. Я чувствовал себя беглецом из дзен-буддистской притчи: повисшим над пропастью на тонкой ветке, слушающим рев тигров над головой. Интересно, земляника у них поспела? Вроде должна уже.
Словно отвечая моим мыслям, из переулка повеяло тонким ягодным ароматом. Я сбился с шага, и в спину предупреждающе ткнулось стремя арбалета. Мои стражницы не дремали.
– …ты первая, – донеслось из-за моей спины. – И вообще, чего ты визжала?!
– Сама визжала, – отозвалась Точка. – С Дэнечкой своим повизжи!
– Моим?! – ахнула Лера. – Да он на тебя постоянно зырится! А вчера на тренировке – кто с ним все время перемигивался? Подруга, ага!.. Подруги так не поступают!
– А сама? А сама – к Искандеру клеишься!
Я спиной почувствовал, как подпрыгнула Лера:
– С Искандером! У меня! Ничего не было! Поняла?! Я только попросила прием показать! Перенос с батманом из кварты!
– Да? Это нормально?! Он со мной уже второй месяц гуляет! Вот ты шлюха, Лерка. Вот не знала, что ты такая! Что ты ему про меня наболтала?! Таши говорит…
– Ты Таши слушаешь? – присвистнула Точка. – Мамочки, держите меня! Да она сама шлюха! Не знала?! Она же специально сплетничает, чтобы вас рассорить! Мне Вари рассказывала – это все из-за Дэнчика!
Господи! По сравнению с моими конвоирками, я небесно счастливый и беззаботный человек! Мне даже жалко стало бедных девчонок.
Соти в Санта-Барбару своих подопечных не вмешивалась. Шагала себе и шагала. Я ее даже зауважал: скользит словно тень, походка – танец, и спину держит – залюбуешься!
Возле многоярусной мраморной галереи она замедлила шаг:
– Девки, хва лаяться. Давайте в «Воздушный шар» двинем, ага? Я со вчерашнего голодная, как хомяк после зимовки.
– А эти?.. – Лера кивнула в нашу сторону.
– Ничего с ними не станется. Посидят на балкончике, на казнь полюбуются. Мы же за ними следить будем.
– Так ты… из-за казни? – Глаза Точки испуганно округлились.
– Ага. – Соти упрямо поджала губы. – Эти сволочи с Бастиона Вирра украли. Я с ними раскланиваться должна? А пленников успеем довести! Агатовая никуда не убежит.
И стражницы свернули к галерее.
Над арками желтоватого, похожего на карамельный мусс мрамора цветными буквами искрилась вывеска: «Воздушный шар». Сама кафешка была стилизована под гондолу воздушного шара. Наверх, например, пришлось лезть по веревочной лестнице. Я с друджем пополам влез сам, а вот Артема девчонкам пришлось тащить на руках… Заботливые дамы!
Оказавшись наверху, я с восхищением огляделся. Вот какой кафешки мне всю жизнь не хватало в Ведене. Над площадкой бился на привязи огромный баллон – красный с серебром. Тень его то накрывала террасу, то прыгала вниз, в город, заставляя сердце замирать от страха.
И повсюду – канаты, мешки с балластом, бочки… На стенах фрески: воздушный шар мчит над озером, а из воды вырастает чудовищная стальная махина, напоминающая футуристического осьминога. И мальчишка – тоненький, летящий, со шпагой в руке – свесился через край гондолы, тянется в отчаянном порыве, стремясь поразить чудовище в бронированную макушку.
Красивая картина… И талантливая: при взгляде на нее сердце сжимается от боли и тревоги за смельчака. Чем-то он похож на Артема…
Впрочем, долго рассматривать фрески не пришлось. Навстречу нам семенил хозяин.
– Здравствуйте, гости дорогие, здравствуйте! – зачастил он. – Рад видеть вас в «Шаре»!
Увидев девочек, хозяин побледнел:
– Благородные госпожи… счастлив приветствовать слуг Оленя…
Одевался трактирщик не по сезону тепло. Коричневый балахон до пят – под мышками пятна пота, бахрома метет полы, – а на голове оранжевая ермолка с насаженным на нее черным треугольником. На верхушке треугольника виднелись едва заметные следы шитья, словно кто-то когда-то спарывал узор, вышитый золотыми нитками.
– Даримир, – не терпящим возражения тоном приказала Соти, – приготовь столик на балконе! Чтобы казнь видеть.
– Всей душой, госпожи!.. Будет сделано, благородные гвардейцы Оленя!..
Лера игриво ткнула Даримира в пузо стременем арбалета.
– А что это у тебя за пушинка на рукаве? – с ехидцей поинтересовалась она.
Толстяк перепугался.
– Где?! – заморгал он. – Виноват! Сейчас же исправлюсь!
И принялся лихорадочно отряхиваться. Шутку эту я не понял: одежда хозяина выглядела хоть и старенькой, но опрятной: ни пуха, ни пыли – словно только с вешалки сняли.
– Да ладно, – хихикнула Лера, – нет никакой пушинки. Это я пошутила так! Но ты смотри, смотри! – И, вскинув арбалет на плечо, убежала на залитую солнцем веранду.
Там уже вовсю распоряжалась Соти. Под ее руководством Даримир притащил столик и установил на возвышении. Два других столика, стоявшие рядом, пришлось отодвинуть, а сидевших за ними людей выгнать. Те мелко кланялись и старались сделаться маленькими и незаметными, как дети. Лица их стремительно теряли краски.
Такие лица, подумалось мне, бывают у людей, которые не знают, кто следующий получит стрелу в живот. Девчонки, похоже, развлекаются со вкусом.
Остальные посетители тоже потянулись к выходу. Остались сидеть лишь двое перемазанных пятилетних сорванцов у дальнего конца площадки – их взрослые страхи не касались.
Стражницы беззаботно устроились за столом, а нам хозяин постелил одеяло. Мы уселись на краю веранды, свесив ноги в звенящую пустоту. Артем исподлобья наблюдал за девчонками.
– Ишь, пирожные трескают! Гвардия, блин… – Он сморщился, словно от зубной боли. – Вот так оставишь их, и начнется…
Договорить он не успел. Прибежала Точка и, очаровательно смущаясь, поставила на одеяло блюдце с несколькими кремовыми плетенками и чем-то вроде «наполеона» (только с чернично-синим кремом). Сбегав еще раз, она принесла две дымящиеся кружки с темно-вишневым напитком.
– Это вам. Только спрячьте, чтобы Соти не видела! – и, сама испугавшись собственной смелости, дунула обратно к столику.
Какой чудо-ребенок! Будь я лет на пятнадцать младше, наверняка бы влюбился без памяти. Мы по-братски поделили пирожные, а кружки с какао (несмотря на цвет, это оказалось именно оно) поставили между коленей.
– Ну вот, – сообщил я бодро. – Жизнь налаживается.
Артем одарил меня скорбным взглядом.
– Ну дуры же!.. – трагически сообщил он. – И как таких в гвардию берут?!
Я пожал плечами:
– Ну это же твои мечты.
– Ты хоть не издевайся… – буркнул он, заливаясь краской.
Какао оказалось бесподобным. Украдкой жуя плетенку, я обернулся, чтобы посмотреть на стражниц. Те с аппетитом ели… какое «ели»! – трескали и поглощали пирожные. Точка встретилась со мной взглядом и скорчила испуганную заговорщицкую гримасу.
– Ты посмотри на это с другой стороны, – предложил я, – они же симпатичные. И ты им точно понравился. Мне бы они вряд ли даже черствую корку принесли.
– Да. Только я знаю, что сейчас произойдет…
И уныло посмотрел вниз. Там, на примыкавшей к городской стене площади, собиралась толпа. Верхушки сосен качались над городской стеной – любопытные деревья подсматривали за беспокойными соседями, недоумевая: чего те так суетятся?
В центре площади алел эшафот. Доски обтягивал выцветший ситец; на выкрашенной киноварью плахе теплилась искорка свечи. От эшафота нас отделяло порядочное расстояние, однако местный воздух увеличивал изображение. Я видел палача в блестящем трико и сбившемся желтом капюшоне так же ясно, как если бы сам находился рядом.
Легкая боль кольнула руку. Змейка-удавка, стягивавшая запястья, зашевелилась, тычась слепой мордой в кружку. Наверное, я в прошлой жизни был монахом-отшельником: кормил оленей с ладони, косил зайцам сено, валил слонам баобабы… Мое сердце не выдержало этой трогательной картины. Я окунул змейку в какао, и та принялась с жадностью лакать, раздуваясь мохнатым шнуром. Надо же!
Пока я любовался метаморфозами удавки, Артем жадно смотрел на площадь. На эшафот как раз выводили преступников: парня лет двадцати двух, восемнадцатилетнюю девчонку – черноволосую, с измученным лицом, и троих подростков помладше. К ступеням, что-то крича, рванулась старуха – платок сбит, на черном рукаве мелькает радужный кружок. Один из подростков отвечал ей – отчаянно, резко, но слова до нас не долетали, мы видели только лица, как в немом кино.
Стражники – коренастые мужчины с замотанным плюшем лицами – оттащили старуху. Та все не унималась, пытаясь докричаться до сына.
Артем побелел:
– Вот сволочи! Это же Руг! Руг и его ребята!
– Что еще за Руг? – меланхолично поинтересовался я.
– Руг… он учил ребят фехтованию. А когда ему стукнуло двадцать два, пришел срок – в рабские кварталы… Ну, знаешь… – мальчишка отчаянно заморгал, – у нас так заведено…
– Да понял я, понял. – Я пошевелил змейку, и та сыто икнула. – После двадцати двух – в рабские кварталы. Все в порядке. Не волнуйся так.
Артем изумился:
– То есть?! Вы что, ругаться не будете?!
– А чего ругаться? У нас, взрослых, и без тебя примерно так устроено. Человек взрослеет и с какого-то перепугу решает, что он в рабстве. Ходит на работу – как на каторгу, развлекается – словно срок отбывает… Детей заводит по приговору – чтобы было кому стакан воды подать. Ничего нового.
Кажется, Артем не понял. Но поспешил согласиться:
– Ну да… А Руг… он не хотел так и бежал на Бастион!.. А его ученики – за учителем. Потому что нельзя учителя бросать! Слушайте, Игорь, надо что-то сделать.
Я пошевелил руками. Тело змейки разбухло, превратившись в мягкую дряблую многоножку. Узел развязался сам собой. Одно легкое движение – и безжизненное тельце кувыркнулось вниз.
– Легко! Давай руки.
Артем недоверчивым жестом протянул ладони. Скоро и его змейка упала на одеяло. Осторожно, стараясь не делать резких движений, я втянул ноги на веранду.
– Я могу превратиться, – отчаянно бормотал Артем. – У меня два лица – одно мое, другое – первого рыцаря Женьки. Превращусь, прикажу им и…
– А тебя узнают?
– У, блин!.. – застонал он. – Точно! Это ж лет десять назад было… Здесь время идет по-другому.
Тем временем Руг деревянным шагом прошел на эшафот. Что-то крикнул палачу, и лицо его сделалось злым-презлым. Черноволосая с плачем бросилась парню на шею. Стражники попытались оттащить черноволосую, но чиновник в темно-лиловом камзоле сделал знак не вмешиваться.
Жаль парня… Но красиво, конечно, получилось: шпаги наголо, последователи верные, друзья. После такого и умереть не страшно. Так что он сам выбрал свою судьбу.
Артем же так не считал. Он явно собирал силы на очередную головокружительную глупость:
– Ладно! Будет вам день защиты детей, гады! Получайте!
Гигантская тень махнула по одеялу. В первый миг я решил, что это воздушный шар. Но нет: воздух в этой тени наполнялся звенящим холодом.
Я задрал голову.
Над нами кружила огромная птица. Одна, другая… вон еще несколько потянулись к эшафоту. Их перья отливали блеклой бирюзой – словно у моровой птицы Сушуан.
По ушам хлестнул звенящий голос Соти:
– Арбалеты к бою! Нападение!
Действовали девчонки удивительно слаженно: опрокинули стол и из-за него открыли стрельбу по захватчикам. Одна из птиц сорвалась с неба и, теряя перья, рухнула в розовые кусты.
Рядом с птицами вспухли крохотные облачка; веранду окатило градом. Отчаянно закричала Лера; доски пола взлохматило щепками.
Птицы пошли на второй круг. На их спинах чернели крохотные кляксы всадников; металлическими искорками поблескивали стволы мушкетов.
Прежде чем они снова дали залп, я сбил Артема с ног и прижал к полу.
Томительно долго ничего не было слышно, кроме звонких щелчков. Пули разбивали дерево, одна сочно хрупнула блюдцем. Наконец все стихло, и я рискнул поднять голову.
Оказалось, что это лишь передышка. Нас заметили и приняли во внимание.
Ударом воздуха взъерошило мне волосы. Птицы садились на веранду, отчаянно хлопая крыльями. Я встретился взглядом с одной; в карих глазах застыли боль и терпение. Словно мать, опекающая жестокое и неумное дитя, фламинго прикрывало крыльями своих седоков. Я ощутил с ней родство душ: ведь, по сути, мы занимались одним и тем же.
Я схватил Артема за плечо:
– Поднимайся! Сейчас будет драка.
– Ага! Я щас!
Из-под птичьих крыльев кувыркнулся мальчишка с огромным мушкетом. Еще двое спешили следом; в их руках блестели шпаги.
– Стойте! – закричала Соти, бросаясь им навстречу. – Именем Рыцаря!
– Засунь своего рыцаря знаешь куда?! – звонко отозвался тот, что с мушкетом. – И весь ваш Совет тоже!
Девчонки за спиной Соти торопливо натягивали арбалеты. Я слышал, как стучат их зубы – стражницы отчаянно трусили.
– Почему ты не ушла с нами?! – крикнул мальчишка. – Соти, летим сейчас!
– Я не могу, Вирр! Вы… вы все предатели!
Отчаянно и по-девчоночьи неловко она замахнулась хлыстом. Помчалась вперед, в атаку – прямо на мушкет.
– И ты – ты тоже предатель!
Мальчишка зажмурился и нажал на спуск.
Девчоночье тело отбросило в груду обломков. Вирр этого не видел: облако кислого порохового дыма накрыло его с головой.
Мы с птицей запоздало ринулись в свалку. Она отчаянно орала и хлопала крыльями, не давая атакующим сблизиться. Арбалетная стрела ударила по крылу, ломая его. Мальчик со шпагой бросился на меня, но я удачно увернулся и выбил клинок. Мальчишка шлепнулся на зад и, закрывая уши руками, завизжал – по-девчоночьи тонко, безнадежно.
Второй оказался отчаяннее. Лет тринадцати, коренастый, прыгучий – он снова и снова бросался в атаку, словно щенок таксы на сенбернара.
Европейских школ фехтования я не знаю. Поэтому я просто поймал клинок на маки-атоши и закрутил. Моя шпага превратилась в сверкающий конус, заплетая чужое лезвие.
Яростный звон – и оружие вырвалось из мальчишечьей руки.
За шпагой мы бросились одновременно. Я подставил своему противнику ножку, а когда он запнулся, схватил за шиворот и отвесил хорошего пинка под зад.
– Ямэ! – заорал я «сэнсейским» голосом. – Прекратить драку!
Это подействовало. Бойцы отступили, ошеломленно глядя друг на друга, я же бросился к раненой гвардейке. Девчонка вытянулась в теплом солнечном пятне так, словно ненадолго прикорнула; щепки под голым животом уже намокали темным.
На негнущихся ногах к нам брел Вирр. Мальчишку шатало; мушкет он выронил, и оружие тускло поблескивало металлом в отдалении.
– Что… с ней? – побелевшими губами спросил он.
– Тс-с! Не мешай!
Артем присел рядом с лежащей девчонкой, ладонями зажимая рану. Средневековый мушкет пробил бы в тощем девчоночьем теле дыру размером с тарелку, но оружие этого мира жило по своим рыцарским законам. Как я ни силился, я не мог даже разглядеть, куда попала пуля.
– Отойдите! – приказал Артем. – Не мешайте… Я пробую что-нибудь сделать!
Мы послушно отступили на два шага. Темка закрыл глаза и принялся сосредотачиваться. Вирр сел на доски, покаянно схватившись за голову.
– Это я… Я виноват во всем! – бормотал он, раскачиваясь.
– Предатель!! – с невыносимым презрением бросила ему Точка. – Вы все предатели! Весь ваш Бастион!
Хорошая вещь мелодрамы… особенно если постановщику всего лет двенадцать и вырос он на сурепкинских и чесноченковских книжках. Во мне же проснулся детективный зуд. Справедливо рассудив, что теперь разберутся и без меня, я поманил пальцем своего недавнего противника и двинулся к лестнице, ведущей вниз. Парень покорно засеменил следом. Белобрысый, неловкий, похожий на щекастого цыпленка – было в нем что-то бесконечно трогательное.
Мы уселись на деревянную, пахнущую кленом ступеньку.
– Тебя как зовут? – спросил я.
– Птаха, – заморгал тот. – Вообще-то я Санька, только все Птахой зовут… Петь потому что люблю. А что с нами теперь будет? – Он поднял голову. – Нас казнят?
– Вряд ли. За этим я прослежу.
– Да что вы можете… – Мальчишечьи глаза потухли. – У вас даже знака нет. Вы и взросляк неправильный…
– Ну, у каждого свои недостатки. Ты лучше расскажи, что у вас происходит. Ты сбежал из города?
– Угу. Гвардейцы эти всюду командуют. Они детдомовские, злые – жуть. Чуть не так – сразу «прихвостень!», «слуга Ящера!». – Птаха шмыгнул носом. – В Совете мелкотня, дерутся постоянно, кричат. Придумали тоже – рабство!.. У нас так несколько семей собрались и ушли. И папа с мамой тоже. Потому что я не хочу так! Что они рабы, а я – свободный! И гвардейцев ненавижу, гадов!
Я осторожно обнял мальчишку. Тот не стал отодвигаться, вздохнул, прижался щекой. Под тонкой футболкой отчаянно колотилось сердце. А еще он дрожал – то ли от холода, то ли от возмущения. Я стянул свитер и накинул ему на плечи.
– А вы сами-то кто будете? – спросил Птаха.
Вопрос меня заинтересовал. Я минуту или две с увлечением над ним размышлял.
А действительно, кто я?
В этом мире, похоже, уже никто… Артем – бывалый ассасин, доверенная Дверь Истени. Он показал мне свой рай, угостил дозволенным вином, познакомил с гуриями и – скоро вышвырнет обратно в пустыню. Томиться, ждать, пока ас-Саббах возьмет меня под свое крыло.
Раньше люди мыслили одинаково… Или пропаганда так удачно работала – рай всем виделся одним и тем же. Интересно, на что будет похожа моя Истень?
– Я – человек из-за моря.
– А-а. Тогда ладно. Тогда вы поможете… А скажите, – он поднял голову, – вы не встречали там мальчика? Ну, понимаете, у нас пророчество… Что придет мальчик-рыцарь и нас спасет. От гвардии, всякого такого…
– Не бойся. Он уже в пути.
– Так я и думал…
И мальчишка тут же уснул, успокоенный. Слишком многое выпало ему в последние часы.
…Сколько мы так просидели, не знаю. Из задумчивости меня вывел скрип ступенек. Над головой вынырнул мальчишечий силуэт.
– Игорь Анатольевич! Игир!
Я махнул ему рукой, чтоб спускался. Артем запрыгал вниз через ступеньку.
– Ну что там у вас? – спросил я.
– Плохо… Соти надо спасать, а для этого травка одна нужна. В Синих долинах растет.
– Отправишься туда, значит?
Мальчишка замялся:
– Да… Похоже, я здесь надолго застряну… Тут столько наверчено! И с гвардией разобраться надо, и вообще. С Бастионом помириться вот.
Тут я заметил, что выглядит Артем чуть иначе. Мужественней, что ли?.. Ростом повыше, в плечах шире, меж бровей скорбная складка. На плечах – плащ из зеленоватого шелка.
За спиной – меч и щит с изображением оленя.
Поймав мой взгляд, он хмуро пояснил:
– Я другое лицо надел… Этого… первого рыцаря.
– А под своим что же не ходишь?
Артем смущенно опустил глаза.
– Тут герой нужен… А какой я к дэвам герой?.. Смех один. И знаете что? Пойдемте! Я обещал вас к «Дверям Истени» отвести. Хоть это-то я сделаю нормально.
Под настороженными взглядами местных мы шли по улице. Из зарослей вьюнка, из кип магнолий, из-за ставней – отовсюду за нами следили внимательные глаза.
Я нес завернутую в одеяло Соти. Следом семенили Вирр, Птаха и незнакомый мальчишка, которого я разоружил первым. Точка и Лера убежали вперед, к Агатовой башне – предупредить стражу.
Мрачные мысли не давали Артему покоя:
– Игир… а вот вы сказали, будто учителя убили. Это что, правда?
– Его растерзал дэв. А несколькими днями ранее чупакабра искалечила Вениамина Серафимовича Литницкого.
Артем споткнулся. Плащ и оружие первого рыцаря исчезли, да и лицо его сделалось таким, как раньше.
– Это не я! – крикнул он отчаянно. – Вы врете все! – Плечи Артема поникли. – Понимаете… дэвы – они не нападают на людей. Я вам покажу!
– А чупакабры?
– Те нападают… Только они трусливые. В ладони хлопни – убегут. Я честно не знал! Магистр ордена сказал: мой мир особенный. Твари, которых заклинают магией призыва, – он сглотнул, – они здесь живут, понимаете?! – И сбивчиво продолжил: – У нас охотники есть, мальчишки… Они в Синюю долину ходят, потому что взрослым туда нельзя. Совсем. А там – и дэвы, и волверины, и другие твари. Мы их в зверинце держим. Ну, чтобы как бы зоопарк, понимаете?..
Я понимал. Понимал и восхищался своим противником – тем, кто в действительности стоял за убийствами магов.
Если судить по Артему, современные Двери Истени умеют все то же, что и их средневековые предшественники. Прятаться в других мирах (вот он – чужой мир. вечное лето!), беспрепятственно приходить куда угодно и возвращаться обратно.
И – управлять чудовищами.
Я вспомнил, как Артем испытывал меня в башне Безумного Друида. Исчезнув, он перенесся в Истень. Забрал из зверинца чупакабру, вернулся и натравил ее на меня. Точно так же он расправлялся с сильными дзайанами: Литницким, Марченко… наверняка были и другие. Маги не могли выследить мальчишку: на манара большинство заклинаний не действует, в том числе поисковые и следящие.
А ведь у Артема идеальное алиби… Он – манар, а значит, колдовать не способен. Никто же не поверит, что мальчишка без магии напрямую ходит в реальность, откуда мастера и грандмастера призывают сильнейших тварей!
Получается, что Винченцо с его дзайанскими методами расследования никогда не смог бы выйти на Артема… Смог лишь я – манар.
Конечно, Артем – сошка мелкая. При всех его революционных устремлениях, дальше мелочных каверз он не пойдет. «Невезунчика подкинули, дэвом напугали», – вот и все.
– А скажи, Темка, – небрежно поинтересовался я, – кто отдавал тебе приказы?
– Не скажу, – надулся тот. – Я клятву давал. Станете Дверью Истени – сами узнаете!
Что ж… Тоже хорошо.
Скоро мы вышли к утопающему в зелени дворцу. За решеткой начинался тропический сад с гигантскими колючими алоэ – туда нас не пустили. Вышла целительница, невысокая коренастая женщина лет тридцати пяти; ей мы и передали Соти с рук на руки.
– Пойдемте, Игир. – Артем потянул меня за рукав. – Тут выход в резиденцию ордена. Я покажу.
После жаркого лета на улицах города прохлада сада показалась благословением. Кружевная тень секвой накрывала дорожку. Покачивали перистыми листьями папоротники, радостно щебетали птицы над головой. Благодать!
Возле фонтана-водопада – близнеца того, что в Башне Друида – мы остановились. Медная девочка сидела на корточках, купая ладошки в струях. Артем присел рядом, поплескал себе в лицо водой, встряхнулся.
– Голова крутом… Здесь я вас отпущу.
– Отпустишь?
– Гости не могут долго находиться в Истени. Хозяева тоже… но я – особенный. Я здесь могу хоть сколько – хоть неделю, хоть месяц! А вас мне держать приходится.
Наши глаза встретились.
– И вот еще… – сказал он виновато. – Я здесь надолго задержусь. Вы можете маме письмо передать? Чтобы не волновалась?
Я кивнул. Просветлев, он бросился писать записку.
«Вот и закончилась моя экскурсия в детство», – подумал я, глядя на Темкино лицо: напряженное, со смешно высунутым языком. Не сказать, чтобы я так рвался в эту «золотую пору»… У взрослого бытия есть свои а-агромные преимущества.
Артем протянул мне письмо.
– Закройте глаза, – приказал он. – Когда миры меняются – это не очень-то приятно.
Я закрыл глаза и…
