Сборище в честь дня рождения младшего ребёнка Оливии Фулвелл было чем-то вроде церковного праздника и старомодной уличной вечеринки одновременно. Как Джереми и подозревал, здесь собрались все подряд. Энн не была уверена в том, сколько лет исполнялось ребёнку, она даже не знала, мальчик это или девочка. Когда бы она его ни видела, он был облачён в бесполые комбинезоны.

Пока они готовились к походу на вечеринку, Джереми порядком накрутил себя. Благодаря своему другу, торговцу антиквариатом, он отыскал, по его мнению, превосходный подарок – попрыгунчика с огромной резной головой, с визгом выпрыгивавшего из коробки.

– Не так уж и дорого, – сообщил он Энн, оторвав взгляд от пола, на котором сидел на корточках среди обёрточной бумаги, лент и скотча. – Но стильный, тебе не кажется? Лучше, чем современное барахло, которое дарят детям. Что-то особенное. Но что написать на ярлычке? Ты точно не помнишь, как зовут спиногрыза?

– Абсолютно. – Как будто ей было до этого дело. Последним, чего ей хотелось, было напяливать платье и вести светскую беседу с представителями местной аристократии. И ей пришло в голову, что Барбара и Годфри могут быть приглашены. Она не была уверена, как с этим справится. – Просто напиши – от Джереми и Энн.

– Видимо, придётся так и сделать, – сказал он. Затем задумчиво: – Как думаешь, «С любовью от Джереми и Энн» – немного чересчур?

Ему нравилось наряжаться по поводам вроде этого. Его одежда, безупречно отглаженная, была выложена на кровати несколько часов назад.

Всё мероприятие проходило на улице. Даже туалеты – к которым предусмотрительно вели указатели – располагались в здании конюшен, чтобы никто из местной черни случайно не зашел в дом. Энн подумала, что Оливии повезло с погодой. Скоро она испортится. Бледные, зеленовато-жёлтые облака наплывали на солнце. Было очень жарко и влажно. Обещали грозу.

Дети сидели за длинным разборным столом, покрытым бумажной скатертью. На них были праздничные колпаки. Было шумно, видимо принесли хлопушки, и у всех детей были бумажные дудочки и свистки. Здесь были все дети из группы детского сада, что выглядело ужасно демократичным, хотя, насколько Энн поняла, только двое родителей были приглашены. Одна из них была преподавателем, а другая – женой фермера-арендатора. Дети ели сосиски, хрустящий картофель и яркое оранжевое желе с тарелок из вощёной бумаги. Преподаватель была безвкусно одетой женщиной, уже седой, в туфлях на плоской подошве. Она топталась позади своего отпрыска и иногда что-то бормотала о бакалавриате по педагогике, ни к кому конкретно не обращаясь. Девочка, видимо непривычная к химии и сахару в таком неограниченном количестве, жадно ела, забыв о матери и друзьях, которые пытались с ней заговорить.

В центре стола был торт в форме персонажа из нового детского культового телешоу, покрытый фиолетовой сахарной глазурью. Сверху конфетами было выложено имя ЛИЗЗИ. Что ж, подумала Энн, тайна пола раскрыта.

Для взрослых стояли другие столы с буфетной стойкой и баром. Еда была стандартной, доставленной службой кейтеринга. Джереми, без сомнения, потом с пренебрежением это прокомментирует. По парку были расставлены аттракционы, которые должны были развлекать детей, чтобы взрослые могли спокойно общаться и выпивать, – надувной замок-батут, карусель с лошадьми на собственном генераторе; ещё был шпагоглотатель, к тому же выдувавший огонь.

Несмотря на еду, Джереми безмерно наслаждался происходящим. Казалось, он инстинктивно понимает, у каких гостей есть деньги или звания. Он нацеливался на них и бесстыдно заигрывал, чтобы заслужить их одобрение. Попрыгунчик имел огромный успех. Лиззи, правда, разразилась плачем, когда крышка распахнулась, но потом, похоже, пришла в возбуждение от этого действа. Оливии игрушка понравилась. Она даже провела Джереми в дом, чтобы узнать его мнение о картине, которая недавно приглянулась ей на аукционе. Он казался на седьмом небе от счастья.

Пока Оливия была внутри с Джереми, Энн обнаружила, что стоит рядом с Робертом Фулвеллом. Он был крупным мужчиной за пятьдесят. Из-за вен на щеках он выглядел раскрасневшимся, словно проводил большую часть времени на свежем воздухе или много пил. Он словно сошёл с гравюры девятнадцатого века с изображением охотников. Он стоял, потягивая апельсиновый сок, и наблюдал за происходящим с недоуменной отстранённостью.

– Какая милая вечеринка, – сказала Энн.

Он оглядел её с ног до головы. Словно прикидывал, стоит ли она того, чтобы тратить на неё слова. Похоже, стоила, но в небольшом количестве.

– Идея Ливви.

Он неплохо выглядел, мускулистый и крепкий. Наверное, он почувствовал её расположение и откликнулся на него, поскольку добавил уже более дружески:

– Я был бы рад, приди только семья. Ливви снова привезла мальчиков из школы на выходные.

– Наверное, здорово.

– Хмм. – Он не выглядел в этом уверенным.

– А как же другие родственники?

Он поставил бокал и взял куриную ножку с бумажной тарелки, которую неловко держал в другой руке. Когда он вгрызся в неё, Энн заметила, что его зубы удивительно маленькие и острые, как у лисы.

– Какие родственники?

– Разве у Ливви нет тёти или дяди?

– Поблизости – никого.

– А как же Эдмунд? – Она не совсем понимала, даже тогда, зачем спровоцировала этот разговор. Наверное, со скуки. Из вредности. Чтобы задеть Джереми, которому казалось совсем не унизительным разыгрывать придворного шута перед кучей шишек.

Он вернул цыплёнка на тарелку и поставил её на стол. На мгновение она решила, что он хочет вышвырнуть её отсюда. Он спокойно ответил:

– Вы кто?

– Энн Прис. Я живу в Прайори. Мы встречались пару раз.

– Вы знакомы с Эдмундом?

– Я знала его дочь.

– А, так вы из команды оценки воздействия на окружающую среду. Я помню, Ливви об этом упоминала.

– Вам не о чем беспокоиться, – сказала Энн. – Мы не нашли ничего значительного.

– Я и не думал, что найдёте. – Он посмотрел через парк, поверх играющих детей, на холмы. – Мне самому не нравится идея с карьером, но приходится этим заниматься. – Он снова поглядел на неё. – Какой она была, та девочка?

– Ну, не такая уж девочка.

Он нетерпеливо передёрнул плечами. Время бежит, забываешь.

– Она натворила дел, – сказала Энн. – Она нуждалась в помощи.

– Как и её отец, значит.

– Он нуждался в помощи?

– Постоянно, но, думаю, не в такой, какую мы могли ему оказать.

– Он обращался к вам за помощью в последнее время?

– Мы были бы последними, к кому он бы пошёл.

Однако Энн уловила нотку сожаления в голосе Роберта и не была в этом так уверена. Ливви бы этого не поддержала, но, может, Ливви и не знала. Разве Роберт мог отказать брату после того, как его дочь убили?

– Полиция его ищет.

– Я знаю. Они здесь были. Какая-то женщина с лицом как у свиньи. Является, когда ей вздумается. Как-то раз пришла посреди ужина. Как будто кто-то может навредить собственной дочери. У Эдмунда могли быть проблемы, но он никогда бы так не поступил.

Он отвлёкся на Арабеллу, няню. Она прошла мимо в белом шёлковом платье с кружевной отделкой. Оно напоминало комбинацию. Похоже, она прошла мимо, только чтобы привлечь его внимание.

– Послушайте, – сказал он. – Мне пора. Нужно общаться с народом.

«Чёртов идиот», – подумала Энн.

Чтобы развлечься, в качестве игры она начала гадать, где Роберт мог бы спрятать Эдмунда. Не в доме. Он был достаточно велик, чтобы укрыть хоть армию младших братьев, скрывающихся от правосудия, но Роберт боялся Ливви и не захотел бы, чтобы она узнала. Он мог бы заплатить за пребывание брата в гостевом доме или отеле, но недавно Вера объявила Эдмунда в розыск. Его лицо было в новостях по телевизору и на передовицах газет. Кто-то из жильцов мог его узнать. Где тогда?

Она подумала насчёт его земель, сразу же мысленно отбросив идею насчёт домика на карьере. Несмотря на всю шумиху, которую развела Вера, Энн не могла себе представить, чтобы Эдмунд разбил там лагерь. Насколько она знала, все фермеры стремились сохранить свои права аренды, так что вряд ли где-то мог находиться обособленный пустой дом, где Эдмунд мог бы затаиться. Может, Роберт нашёл что-то поближе к дому?

В конце Авеню была пара двухквартирных домов. Энн впервые поняла, что Грэйс с чудинкой, когда увидела, как та стояла, уставившись на один из них. В одном из домов жил лесник с семьёй. Дженет, жена лесника, увлекалась садоводством, и Энн была знакома с ней достаточно хорошо, чтобы обменяться парой слов на почте, одолжить старый каталог семян. У них было двое подростков, крест, который несла Дженет. Но Энн подумала, что соседний дом после отъезда Невилла Фёрнесса пустует. Новый агент был человеком весьма важным, со своим жильём. Дома были уродливые, но построены на славу, так что, скорее всего, Дженет и её муж не услышали бы нового соседа, особенно сквозь постоянный шум, царивший в их доме, – у детей музыка играла на полную громкость и тусовались их противные друзья.

Джереми стоял в центре круга нарядных пожилых женщин. Они слушали его истории как заворожённые. Иногда кто-нибудь из них издавал жеманный смешок. Энн их проигнорировала.

– Джем, я возвращаюсь. Я вымоталась. – Женщины захихикали, словно она была частью комического дуэта.

– Но ты пропустишь фейерверк. Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, конечно нет. Оставайся сколько хочешь.

– Ты попрощалась с Оливией?

– Она занята. Я думала, ты сделаешь это за меня.

– Разумеется. – Он был в восторге от того, что у него появился предлог снова поговорить с Ливви. – Разумеется.

Энн ускользнула от толпы, оставшись незамеченной. Дети закончили пить чай и бегали от одного аттракциона к другому с бесцельным неистовством. Они капризничали и были перевозбуждены. На надувном замке боролись мальчики, сплетясь друг с другом в шар из рук и ног, самый младший плакал. Но взрослые не обращали внимания, лишь начали кричать, чтобы их было слышно за шумом.

Энн пошла по аллее вдоль Авеню. Звуки голосов и духовых инструментов с праздника замерли. Было очень тихо. Крохотные мушки садились ей на плечи и волосы.

В кои-то веки в доме лесника было тихо. Вероятно, семью пригласили на вечеринку. Энн посмотрела налево и направо. Не было ни машин, ни людей. Она открыла ворота пустого дома и зашла в сад. Занавески на окнах были задёрнуты, так что она не могла заглянуть внутрь. Она попыталась вспомнить, было ли всё так же, когда она стояла здесь с Грэйс. Она постучалась. Никто не ответил, и, толкнув дверь, она обнаружила, что та заперта. Она обошла дом, дошла до двери кухни.

Окно кухни было зашторено. Перед дверью кухни стоял чёрный пластиковый бак для мусора. Она приподняла крышку и увидела пустые жестянки из-под супа и бобов, смятые пакеты из-под апельсинового сока и молока, пивные банки. От них шёл запах, но не такой, словно они пролежали тут несколько месяцев.

В поместье начали запускать фейерверки. Над её головой затрещала и разорвалась ракета. Она взялась за ручку и толкнула дверь. Та распахнулась, и она вошла внутрь.