Природа ума

2 процента людей – думает,

3 процента – думает, что они думают,

а 95 процентов людей лучше умрут, чем будут думать.

ДЖОРДЖ БЕРНАРД ШОУ

Кем бы мы с вами ни были – «мыслителями» («шизоидами»), «художниками» («истероидами») или «невротиками» – думает в нас всегда дефолт-система мозга, о чём я достаточно подробно рассказал в книге «Чертоги разума».

Дефолт-система мозга – это большой объём различных областей коры, которые объединены под одну, весьма нетривиальную задачу: видеть невидимое.

Каждая область коры головного мозга запрограммирована на создание определённого рода интеллектуальных продуктов.

Например:

• зрительная кора, находящаяся в затылочной доле, создаёт «картинки» (то есть всё, что в неё попадёт, визуализирует);

• слуховая, располагающаяся в височных долях, производит «звуки»;

• здесь же есть и узкоспециализированные зоны, ответственные за понимание смысла слов и способность к их высказыванию (зоны Вернике и Брока);

• теменная доля обеспечивает наше восприятие эффектом «объёма» – здесь и пространственное мышление (или

• «топографический идиотизм»), и создание «схемы тела», например;

• при этом телесные ощущения производятся уже в лобной доле – в так называемой прецентральной извилине.

Это, как вы понимаете, далеко не полный список – добавьте сюда вкус, обоняние, проприоцептивные ощущения и т. д.,ит. п. (общая схема на рис. № 7).

Рис. № 7. Зоны коры больших полушарий, отвечающие за создание внутренних образов внешнего мира на основе физической стимуляции рецепторного аппарата

Перечисление и детализацию можно продолжать долго, но эти нейрофизиологические подробности для нас сейчас несущественны.

Важно понять принцип: наш мозг создаёт для нас реальность, он буквально её рисует – цветом, звуком, запахами, тактильными ощущениями и т. д. При этом всё это, по большому счёту, только галлюцинация – субъективное переживание на основе реальных данных.

Реальными данными являются фактические физические раздражители, воздействующие на наш рецепторный аппарат: фотоны света (зрение), колебания воздуха (слух), давление материальных объектов (осязание), химические молекулы (вкус, запах) и т. д.

В общем, мир, в котором мы живём, создан нашим же мозгом, на основании, впрочем, реальной информации (физико-химических воздействий), поступившей к нему извне и преобразованной им же в некую «картинку» с большим количеством «измерений».

Но разве наш мир этим исчерпывается?.. Нет. В нашем мире, при внимательном рассмотрении, обнаруживается масса вещей, которые, по сути, являются виртуальными.

То есть мы видим то, чего, по большому счёту, просто не можем видеть, потому что этого не существует физически. Подумайте, например, о таких вещах:

• вы знаете, как к вам относятся ваши родители;

• вы знаете, какой характер у вашей второй половины;

• вы знаете, какие идеи роятся в голове у ваших детей;

• вы знаете, что любят или не любят ваши друзья;

• вы знаете, каков профессиональный уровень ваших коллег по работе;

• вы знаете, что важно вашему руководителю, а на что ему наплевать.

Опять-таки, я могу продолжать это перечисление до бесконечности. И всё это вещи, которые для вас абсолютно реальны, но правда в том, что ни одна из этих ваших мыслей не имеет никакого физического выражения – вы не можете ощутить эти «явления» каким-либо своим органом чувств.

Родительские чувства не испускают фотоны, мысли и профессиональные навыки других людей не имеют физической тяжести или твёрдости.

Человеческие характеры, допускаю, могут «пахнуть» (приятно и неприятно), но точно этот запах не переносится химическими соединениями.

Это я шучу, конечно, но мы действительно постоянно используем физические метафоры для обозначения того, что никакого отношения к фактической физике не имеет.

Когда вы говорите, что у человека «светлая голова», «тяжёлый характер», «острый ум», а сам он «едкий», вы, я надеюсь, понимаете, что это не физическая реальность.

Иными словами, вы каким-то чудесным образом способны воспринимать то, для чего природа не удосужилась создать рецепторный аппарат.

Если же быть совсем честным, перечисленные явления вообще не природны, они – умозрительны. Мы видим их как результат реконструкции, которую производим в самих себе своим мозгом.

Давайте попробуем избавиться от привычных иллюзий и взглянуть на происходящее здраво – с чем вы имеете дело, когда общаетесь с другим человеком?

Вы имеете дело с фотонами, которые от него отскакивают, с колебаниями воздуха, которые он создаёт своими голосовыми связками, а ещё он пахнет, например, и когда трогает вас – это приятно (или неприятно) на ощупь. Не так уж и много объективных данных, должен вам сказать…

Фотоны, которые отлетают от этого человека, попадают на сетчатку вашего глаза, там они преобразуются в сигнал, который, благодаря нервному возбуждению и нейромедиаторам, передаётся в области вашей зрительной коры, которая начинает этот сигнал обсчитывать.

В результате уже ваша зрительная кора, используя свой опыт, знания и настройки, выдаст вам «физическое изображение» лица, фигуры, одежды этого человека.

После этого ваш мозг подтянет к этому «изображению» ваши «художественные» наклонности, и вы решите – сами в себе и сами для себя, – что этот человек «красив», «обычный», «уродливый» и т. д. То есть даже этого вы не видите – это плод вашего воображения, основанного на прежнем опыте, тренировках и, например, сексуальном возбуждении.

Аналогичная ситуация и с колебаниями воздуха, которые созданы рече-двигательным аппаратом вашего собеседника.

Воздух ударяет вам в барабанную перепонку, сила этого удара передаётся на аппарат «среднего уха» (так называемые слуховые косточки – молоточек, наковальня, стремечко) и уже оттуда – в улитку и полукружные каналы, где в специальной лимфе болтаются волоски слуховых рецепторов.

Болтание этих волосков в лимфе и производит сигнал, который затем направляется по нервным путям в слуховую кору височной доли. Но, думаю, вы отдаёте себе отчёт в том, что смысл слов колебаниями волосков в лимфе передать сложно.

Конечно, всё, что вы слышите – от тембра голоса вашего знакомого до интонации, с которой он произносит те или иные слова, – есть продукт работы вашего мозга. Но ещё более удивительным его продуктом является смысл слов, который вы угадываете в высказываниях вашего собеседника!

За каждым словом из тех, что мы используем, скрывается какое-то наше индивидуальное значение. То, что я понимаю под словом «любовь» – не то же самое, что понимаете под ним вы. У нас с вами разный «любовный опыт», так сказать, не говоря уже о культурном опыте и научных знаниях по соответствующему вопросу.

Но «любовь» – это так, для примера. Проведите простой эксперимент, с которого я начал эту книгу: попросите своих знакомых рассказать вам, что приходит им в голову, когда они слышат слово «стул».

Уверен, вы сильно удивитесь: одни будут рассказывать вам об «офисных стульях», другие – о стульях «эпохи Людовика XV», пятые, после соответствующей звуковой стимуляции, и вовсе увидят в своей голове железные табуреты, венские кресла или дизайнерские стулья какого-нибудь Карима Рашида или Филиппа Старка.

Слово вроде бы одно, а представление за ним у каждого своё собственное, и вы не знаете, что на самом деле воображает человек, когда использует то или иное слово.

Впрочем, вы его хорошо «понимаете», потому что с лёгкостью присваиваете его словам свои значения (те образы и представления, которые у вас с соответствующим словом связаны).

Теперь пройдём ещё дальше и добавим в нашу историю социальный контекст. Откуда вы, например, знаете, что ваш друг любит «зло пошутить»? Ниоткуда, вы так придумали. Да, вы могли оказаться в ситуации, когда некий человек, который, по вашему мнению, заслуживал сочувствия, оказался поводом для саркастического высказывания вашего друга.

То есть, вы реконструировали у себя в голове образ некоего человека, например, больного раком. Вы представили, что он чувствует, переживает в этой ситуации, какую нужду испытывает и т. д. После этого, вы, исходя из этой реконструкции, решили, что ему плохо и он нуждается в сочувствии.

А затем появляется ваш друг (который тоже, на самом деле, лишь ваша собственная интеллектуальная реконструкция) и, вопреки вашему представлению о сострадании, заявляет об этом онкологическом больном: «Пожил – и будет! Ему уже на кладбище прогулы ставят!»

Объективно ли ваше суждение – действительно ли у вашего друга «язык без костей», да ещё и «злой» он? Наверное, да. По крайней мере, испытав неловкость, оказавшись в подобной ситуации, вы вполне можете это утверждать. Впрочем, это утверждение как было лишь вашей оценкой этой социальной ситуации, так оно ею и останется.

Во-первых, другой человек, который рассуждает так же, как этот ваш знакомый, не увидит в подобной реплике ни «зла», ни «злого языка».

Во-вторых, может статься, что ваш друг страдает лёгкой формой аутизма, и его зеркальные нейроны не способны считывать эмоциональные реакции других людей. Так что он и вовсе не думал кого-то обижать.

Такова реальность невидимого: она «очевидна» для нас, но, в действительности, это лишь наше представление, созданное в данной, конкретной ситуации из имеющихся у нас данных.

Проще говоря, «невидимое» – это модель, в которую собраны наши знания о том или ином предмете, явлении или ситуации. И эти модели кажутся нам реальными, хотя, конечно, это лишь возможные версии событий, ситуаций, отношений и т. д.

Мы вроде бы и видим всё это, воспринимаем красоту, понимаем смыслы, ощущаем социальные отношения, – но, на самом деле, это лишь конструкции нашего мозга, производная производных.

Мы оказываемся в тех или иных ситуациях, и нам надо знать, как действовать, поэтому мозг и рисует нам картинку невидимого: мол, дело обстоит так-то и так-то, а значит – действуй так-то.

Для того, чтобы создавать такие интеллектуальные конструкции, мозгу и приходится связывать фрагменты информации, произведённые разными частями мозга.

Когда вы думаете о другом человеке, в структуру его образа, созданного вашим мозгом, входят все те характеристики, о которых мы уже говорили – внешность, тембр его голоса, его запах, слова, которые он вам говорил, и которые вы сами используете для того, чтобы его описать.

Плюс к этому его образ будет состоять из множества ваших воспоминаний о том, как он повёл себя в той или иной ситуации, что вы сами чувствовали в этих ситуациях, что вы ждали, на что рассчитывали, что переживали потом.

Чтобы собрать такую сложную модель, вашему мозгу нужно использовать данные из самых разных областей – гиппокампа, зрительной и слуховой коры, префронтальной и теменной долей…

А теперь посмотрите на то, как выглядят нервные связи, которые и составляют дефолт-систему нашего мозга, по которым эта модель и собирается – рис. № 8.

Рис. № 8. Система нейронных связей различных отделов мозга (коннектом), составляющая дефолт-систему мозга (вид сбоку, вид сзади, вид сверху)

Дефолт-система – это не просто режим работы мозга, а, по сути, виртуальный сервер, запрограммированный на сборку сложных интеллектуальных объектов, состоящих из большого количества элементов, которые, в свою очередь, созданы в других отделах мозга.

Образы, которые создаёт наш мозг в зрительной или, например, слуховой коре, это, безусловно, тоже интеллектуальные объекты, но они созданы на основе реальных данных – фактических физико-химических раздражителей. А дефолт-система мозга уже из них создаёт нечто новое, своеобразную «надстройку понимания».

В случае тяжёлых психических заболеваний (например, при шизофрении) эта надстройка может и вовсе, так сказать, оторваться и заявить о себе как о самостоятельной реальности, существующей без связи с остальным миром.

Например, пациент, страдающий шизофренией, видит «внутренним взором» людей, которых нет, странных существ, которых, понятное дело, тоже нет, а ещё, например, «слышит голоса». Эти голоса приказывают ему что-то сделать – например, что-то кому-то сказать, или кого-то убить.

И ещё у него возникает «понимание» (причём предельное и ясное!) многих весьма животрепещущих вопросов: например, почему его преследуют, кто покушается на его жизнь, с какой стати на нём проводят эксперименты, зачем он понадобился инопланетянам, какую миссию на него возложил Господь Бог и т. д., и т. п.

Всё это позволяет нам с уверенностью говорить, что реальность, которая создаётся нашей дефолт-системой – это и есть наш с вами «внутренний мир», как мы привыкли о нём думать.

Как правило, если мы, конечно, не страдаем шизофренией, не объелись LSD и не допились до «белой горячки» (алкогольного делирия), наш внутренний мир воссоздаётся в нас как бы «по мотивам» мира действительного.

Но лишь «по мотивам», потому что о многом (очень многом), что составляет этот действительный мир, мы не можем знать непосредственно, у нас нет соответствующих рецепторов.

Эволюционное значение дефолт-системы мозга – помочь нам построить отношения с другими людьми (членами нашей животной стаи, а затем и соплеменниками).

Для этого нам нужно понимать их мотивы, правильно идентифицировать положение соответствующего субъекта в групповой иерархии, находить способы, чтобы, в своих корыстных целях, иметь возможность задобрить, запугать или соблазнить окружающих.

Наш мозг научился создавать образы других людей, но не просто их внешний облик, а то, какие они «изнутри» – как таковые, как социальные субъекты.

Так и возникла реальность невидимого – через реконструкцию других людей. Мы превратили их для себя из физических объектов (которыми они, на самом деле, для нас являются) в объекты психической жизни – чувствующих, мыслящих, желающих, переживающих и т. д.

Да, другие люди, скорее всего, действительно думают, чувствуют, что-то желают и о чём-то переживают, но мы об этом знать не можем. Мы можем только поверить им на слово, что это так.

Внутрь внутреннего мира другого человека проникнуть нельзя. Поэтому мы можем лишь реконструировать в себе некий образ его сознания – додумать (выдумать) его мысли, чувства, желания и т. д.

Проводить подобную реконструкцию могут многие животные, в частности, приматы, о чём, как я уже говорил, подробно и красочно рассказывает в своих работах Франсуа де Вааль.

Но никто из них не обладает уникальным человеческим свойством – языком. Без языка нам наш собственный «внутренний мир» не построить, а тем более чей-то чужой не смоделировать.

ЗАЧЕМ НАМ ЯЗЫК?..

Язык, вроде бы, возник как средство коммуникации между людьми – где-то сорок, а, может быть, сто тысяч лет назад (по меркам эволюции, в любом случае – чуть).

Но последствия того, что мы стали пользоваться языком, оказались куда более существенными для нашего вида: с помощью языка мы не только что-то стали сообщать окружающим, но ещё и получили инструмент, который позволяет нам картировать свой собственный внутренний мир.

Допустим, вы переживаете какое-то состояние: как его зафиксировать, чтобы запомнить и использовать этот свой опыт-знание в будущем? Это можно сделать на очень примитивном, автоматизированном уровне нервной организации – именно этой цели и служит так называемая процедурная память.

Например, вы коснулись раскалённой плиты. Вам больно, и мозг запомнил – эту штуку больше не трогаем! Он запомнил это событие ожога как бы рефлекторно, без участия сознания. С этим справится любое животное, имеющее хоть какую-то нервную систему. Но что будет, если вы ещё и назовёте произошедшее?

Допустим, вы используете для этого слова «горячее», «раскалённое», «больно», «плита», «огонь». Что это вам даёт? Многое.

Теперь, когда вам говорят: «Не трогай лампочку – она раскалилась и очень горячая!», вы тут же вспомните про прежнее своё «больно» от «горячего» и не будете её трогать.

Ну, может, потрогаете, в исследовательских целях, но уже аккуратно, осмысленно, а дальше уж точно запомните, что, когда говорят про «раскалённое», лучше руками не лезть.

Использование слова «огонь» научит вас не лезть в костёр, в камин и доменную печь. Слово «плита» обозначает плиту и дровяную, и газовую, и электрическую, а поэтому, узнав о том, что «плиты» бывают «горячими», вы, обжёгшись только на одной из них, легко распространите своё знание и на остальные «плиты» в окружающем вас мире.

Наконец, само слово «больно» обретёт для вас дополнительное наполнение, станет объёмнее в своём значении. Да, когда болит живот – это больно, когда вы коленкой ударились – больно, когда крапивой обожглись – тоже больно, а когда вам по попе настучали – больно, безусловно, но больше даже обидно. Термический ожог болит иначе, хотя эффект, если верить только слову, тот же – «больно».

Теперь, когда человек раскроется перед вами и скажет, что у него «душа болит», вы не будете думать, что это «как живот болит», или «как попа болит от обиды». То есть, благодаря обозначению ожога как «больно», в вашем внутреннем арсенале появились и другие обертоны смысла, что позволит вам лучше понимать собеседника, давать ему более точную обратную связь, что приведёт к созданию более тесных и поддерживающих отношений.

Впрочем, когда вы уже знаете про «больно» столько всего разного, возможны и другие эффекты. Например, вам, вдруг, говорят, что поведут вас к стоматологу, где «возможно, будет чуть-чуть больно». Всё ваше знание о «больно» в эту секунду собирается в один большой фобический кулак, вы буквально физически ощутите предстоящие вам страдания.

Казалось бы, ничего хорошего в этом нет, но благодаря этому – означенному – опыту, вы, возможно, сможете в последующем наладить гигиену рта. Это станет возможным именно благодаря связанным языковым конструкциям, обозначающим ваши опыты – «боли», «стоматолога», «чистки зубов», и т. д.

Представьте себе собаку… Её, конечно, можно напугать стоматологом, но вряд ли она после этого будет сама испрашивать у своего хозяина специальные палочки для стачивания зубного камня.

Предощущение боли в стоматологическом кресле, спровоцированное языковой актуализацией соответствующих центров вашего мозга, может побудить вас избегать посещения врача. Это, я полагаю, не самая лучшая идея, но избегать ситуаций, где вообще может быть «больно» – стратегия, в целом, неплохая.

Поэтому – да, есть издержки, но в целом, если вы внутри самих себя маркируете какие-то события как потенциально «болезненные», вы будете куда аккуратнее, приступая к соответствующему делу. То есть, знание о том, что может быть «больно», способно уберечь вас от лишних травм.

И здесь я хочу, чтобы вы, в порядке мысленного эксперимента, задумались: способно ли вас остановить предостережение о возможной «боли», если вы сами никогда чувства боли не испытывали?

Вряд ли. И дело не в том, что вы рассудочно знаете, что есть «боль». Нет, всё дело в том, что, когда вы думаете о «боли», ваш мозг собирает ваши опыты боли в единый нейрофизиологический комплекс.

Иными словами, вас останавливает или делает более осторожными не само слово «боль», а те чувства, ощущения, которые в вас возникают, когда вы слышите слово «боль», а ваш мозг собирает-подтягивает к нему (к этому слову) все ваши прежние ощущения, связанные с болью.

Но мозг сможет сделать это только в том случае, если эти ощущения были тогда отмаркированы как «боль», иначе он просто не будет знать, что нужно активизировать соответствующие нервные центры.

Итак, задача языка не только в том, чтобы обеспечить нам коммуникацию с другими людьми и взаимную передачу знаний. Этот эффект очевиден и лежит на поверхности.

Но есть и другой, не менее существенный, значение которого мы, на мой взгляд, недооцениваем: мы используем язык, чтобы организовывать наш собственный опыт, образуя таким образом саму структуру нашего внутреннего мира.

Если лишить нас языка, мы, конечно, сможем как-то ориентироваться в окружающем мире, но мы не сможем строить долгосрочные планы и контролировать свои порывы, мы не сможем оценивать эффективность принимаемых решений и понимать мотивы других людей.

Проще говоря, без языка, организующего наш внутренний мир, мы будем сильно ограничены в том, чтобы видеть невидимое. А это «невидимое» – и есть, по большей части, действительная реальность человека, жизнь которого, так или иначе, полностью разворачивается в системе социальных отношений с другими людьми, так же пользующихся языком.

Когда мы говорим «власть», «деньги» и даже «секс», мы, на самом деле, указываем на то, чего нет – на невидимое.

Да, есть «институт государственной власти», но он, согласитесь, существует лишь в нашем воображении. Мы, при всём желании, не можем с ним столкнуться. В лучшем (или худшем) случае, мы столкнёмся только с конкретными людьми, которые, как считается, имеют эту власть – чиновниками, полицейскими, судьями и т. д.

Мы можем думать, что «деньги» – это те бумажки, которые лежат у нас в кошельках. Но на самом деле это не так. Деньги являются «деньгами» только до тех пор, пока существенное количество людей верит в них как в «деньги». Как только большинство людей откажется в них верить и менять товары-услуги на эти бумажки, они перестанут существовать как «деньги».

Наконец, «секс» – это же тоже не какой-то конкретный половой акт (для конкретного полового акта эволюции миллион лет никаких слов, как вы понимаете, не требовалось). «Секс» – это сложная история, нагруженная моральными ограничениями, взаимными обязательствами, знаниями о том, как его «можно» делать, а как «нельзя», в каких ситуациях он «неуместен», а в каких, напротив, «обязателен» (если только, конечно, у вас голова не болит).

Всё это, иными словами, несуществующие вещи, которые, впрочем, кажутся нам вполне реальными. И эта реальность несуществующих вещей, составляющих пространство нашего собственного внутреннего мира, обусловлена наличием языка.

Если бы не было этих слов, мы бы не испытывали тревоги, встречаясь с чиновниками и другими представителями власти, мы бы, не спрашивая и не оплачивая, брали с полок магазинов то, что нам нравится. Да и к сексу мы бы приступали только в случаях действительной необходимости, а возможности использовали бы, какие придётся.

В общем, без языка мы бы стали в значительной степени реактивны, лишились осмысленности и перестали бы замечать установленные культурой правила. Мы бы жили по указке своей процедурной памяти, что сделало бы наше существование в обществе культуры (со всеми его предрассудками и условностями, призванными удержать наши биологические инстинкты «в рамках приличия») невозможным.

Процедурная память (в отличие от декларативной, обусловленной именно языковыми связками с опытом) недостаточна для того, чтобы видеть то, что не существует как физическая данность, а такова, по существу, вся наша культура.

Культура, по сути, вся находится в наших представлениях, и реальна только потому, что мы разделяем друг с другом эти представления.

Определённые прогнозы процедурная память, конечно, позволяет нам сделать – например, она предоставляет шанс избежать вторичного наступания на грабли. Но если мы сталкиваемся с реальностью, которая не сообщает нам о себе фактическими физико-химическими раздражителями, без декларативной (языковой) памяти уже не обойтись.

Иными словами, наш «внутренний мир» структурирован языком, и мы пользуемся словами языка как рыболовными сетями, которые мы закидываем в то содержание (наши опыты и знания), которое хранится в «чертогах нашего разума», и выуживаем из всего его объёма именно то, что поможет нам создать модель реальности для данной, конкретной жизненной ситуации.