Реконструкция реальности

11

Отсюда, ключевым отличием «реконструкции реальности» от «представления о реальности» (в рамках терминологии методологии мышления) является именно то, как вы ощущаете этот процесс.

В конце концов, любое наше взаимодействие с реальностью выльется в нечто, что можно было бы назвать реконструкцией. Например, мне на сетчатку глаза попали фотоны, отражённые от книги, я преобразовал их в цифровой сигнал, и дальше уже мой мозг в соответствующих зонах коры реконструировал то, что я увидел.

Но в данном случае понятие «реконструкция» носит технический (а не методологический) характер, это оборот обыденной речи – «мой мозг реконструировал (собрал, сделал) некий образ». Речь здесь вовсе не идёт о специфическом состоянии «реконструкции реальности», которое мы дидактически противопоставляем состоянию «представления о реальности».

12

«Реконструкция реальности» (при строгом – методологическом – использовании данного термина) осуществляется нами только в топосе пространства мышления, поскольку для методологической реконструкции важны фактические отношения интеллектуальных объектов друг с другом.

А фактические отношения интеллектуальных объектов друг с другом возможны только в том случае, если они несут в себе какую-то внутреннюю неопределённость – тот самый неизвестный «х», свойственный «специальным интеллектуальным объектам».

Если, опять-таки, позволить себе сослаться на аналогию, то это неизвестное («х») внутри специального интеллектуального объекта чем-то похоже на его «заряд», обуславливающий возможность «химической реакции» данного интеллектуального объекта с другими, так же «заряженными» интеллектуальными объектами.

То есть в таком своём (специальном) виде интеллектуальный объект является как бы «химически заряженным веществом» и готов к взаимодействию с другими интеллектуальными объектами (так же специальными, конечно). Если же он свёрнут внутри себя, замкнут в своём внутреннем нарративе, то он как бы «химически нейтрален».

Такими – «химически нейтральными» – интеллектуальными объектами можно играться, и именно это будет происходить с нами, когда кто-то спросит у нас: «А как ты понимаешь “справедливость”?» или «А как бы ты мог описать чувство “любви”?».

Мы вряд ли переживём в этот момент озадаченность, способную произвести на свет специальные интеллектуальные объекты. Скорее всего, мы просто поиграемся связными интеллектуальными объектами плоскости мышления, оставшись при этом вполне, надо полагать, довольными собой.

Однако если мы окажемся в ситуации, когда нам надо принять решение, которое может оказаться «несправедливым», и начнём реконструировать ситуацию (положение вещей), какова она есть в реальности, мы будем думать это совсем иначе.

Мы будем думать специальные интеллектуальные объекты, то есть фактических действующих агентов ситуации, они будут в нас иметь тяжесть, входить в нашем пространстве мышления в фактические («химические») отношения друг с другом, сходиться и расходиться в разных конфигурациях.

Впрочем, можно не сомневаться, что среди тех объектов, которыми мы будем оперировать в этой своей реконструкции реальности, не окажется специального интеллектуального объекта, который постфактум (когда вся наша реконструкция вернется в лоно плоскости мышления и внутреннего психического пространства) мог бы получить название, например, «справедливость».

Это, впрочем, не исключает возможности того, что принятое нами в пространстве мышления решение мы будем считать «справедливым». Хотя всё-таки мне кажется, мы будем считать его – это принятое нами решение – просто «правильным» или «необходимым».

13

Итак, осуществляя реконструкцию реальности, мы будем иметь дело со специальными интеллектуальными объектами.

Последними могут быть (и изначально это всегда так) «другие люди». Но по мере того, как мы развиваем пространство нашего мышления, соответствующий навык формирования неопределённости (неизвестного «х») внутри интеллектуального объекта позволит нам делать специальными и такие интеллектуальные объекты, как, например, теоретические понятия, а также определённые ситуации (положения вещей).

Впрочем, не следует понимать этот неизвестный нам «х» как некую случайную прибавку к существующему у нас интеллектуальному объекту. Он возникает не потому, что мы сказали себе: «Так, мне нужен специальный интеллектуальный объект, поэтому необходимо допустить в некоем моём представлении “А” существование определённой вариативности (неизвестности), а потому буду представлять себе в нём ещё и некий неизвестный мне “х”, то есть буду думать “А, х”».

Это чистой воды профанация и игра с представлениями. Так не работает. Вы или ощущаете наличие неизвестности, неопределенности, вариативности в том или ином своём интеллектуальном объекте, или нет. Он или «заряжен», так скажем, для вас «химически», или вы просто додумываете нечто, «потому что так правильно».

Неопределённость, о которой здесь идёт речь, ощущается, опять-таки, почти физиологически. Если нечто является для вас неопределённым, это естественным образом вас тревожит, у вас инстинктивно возникает ориентировочная реакция, исследовательский интерес. Так что вы или испытываете этот интерес, это ощущение нехватки информации, данных, понимания ситуации, или нет.

Наличие этого действительного интереса свидетельствует о том, что ситуация (положение вещей, действие сил), которую вы пытаетесь реконструировать, существует для вас как ситуация вопроса, той самой внутренней озадаченности.

При этом озадаченность обнаруживается в нас в связи с некой нехваткой (дефицитом). Как ещё в нас может возникнуть нехватка (дефицит)? Именно существующая неразрешённость отношений между элементами ситуации (специальными интеллектуальными объектами вашего пространства мышления) и делает вашу озадаченность возможной.

14

Соответственно, если мы говорим о процессе реконструкции реальности, должны быть выполнены следующие условия:

– вы ощущаете собственную фактическую озадаченность ситуацией (положением вещей, которое вы выявили, усмотрели в реальности в связи с вашей внутренней нехваткой, дефицитом),

– положение вещей, которое вы усмотрели в реальности, дано вам как отношение специальных интеллектуальных объектов (то есть в каждом из них вы ощущаете фактическую неполноту, неизвестность, что побуждает в вас соответствующий ориентировочный рефлекс, нуждающийся в дополнительных «фактах» реальности),

– сами специальные интеллектуальные объекты находятся в активной форме – то есть обладают специфической внутренней напряжённостью (можно сказать, испытывают потребность устранить существующую в них неопределённость – тот самый «х», – войдя в необходимое им для этого действительное отношение с другими специальными интеллектуальными объектами данной ситуации вашего пространства мышления),

– наконец, сами эти специальные интеллектуальные объекты ощущаются вами как «тяжесть» («массы»), потому что организованы тем или иным количеством отношений с другими вещами данной ситуации, а не существуют как-то «сами по себе» «собственным существованием».

15

Несмотря на наш привычный, сформированный языковой культурой – «содержательный» – способ думать, никаких «предметов», отдельных «объектов» или «вещей» в реальности не существует.

Всё это лишь игры нашего ума, использующие язык как средство внесения несуществующих сущностей в элементы наших представлений о реальности. В самой реальности есть лишь отношения отношений, и никаких действительных «сущностей», а также «содержаний» здесь усмотреть нельзя.

Что же такое интеллектуальные объекты нашего внутреннего психического пространства? Что такое специальные интеллектуальные объекты?

Конечно, это не какие-то предметы физического мира и не другие люди как они есть (ничто подобное, при всём желании, не сможет влезть нам в голову).

Каждый интеллектуальный объект, равно как и каждый «факт» реальности (благодаря которым мы имеем контакт с ней), является лишь отношением отношений.

Да, мы совершаем, как сказал бы Ли Росс, постоянную «фундаментальную ошибку атрибуции»: нам кажется, что у объектов есть их некая специфическая природа, которая и влияет на исход дела. В действительности всё, что представляют собой эти «объекты», – лишь результат отношений – сами эти отношения, явленные нам так.

Образ «другого человека» в вашей голове – это не его внешность или морально-нравственные установки (это всё вторичные эффекты), это количество ситуаций (положений вещей) и их значение для вас (вашего места в этих положениях вещей), в которых данный человек, об образе которого в вашей голове мы говорим, проявил себя.

Впрочем, и он сам – фактический, существующий вне вас – точно так же не является каким-то самостийным субъектом с «душой», «личностью», «индивидуальностью», «характером» и «установками». Он, точно так же, есть лишь результат отношений, в которых он оказывается, включая и те, что имеют место в его мозгу.

Таким образом, когда мы осуществляем реконструкцию реальности, мы не пытаемся «вникнуть в существо вещей» и «прозреть их внутренним взором своего разума», мы лишь усматриваем максимальное количество отношений, создающих соответствующее положение вещей.

Если речь идет о реконструкции реальности другого человека, мы должны как бы разложить его на множество отношений (словно бы это пространство во множестве срезов). Именно эти отношения, а не сам он – этот другой человек – есть положение вещей в реальности.

Причём и в реальности пространства нашего мышления, где он существует как специальный интеллектуальный объект, и в реальности его существования, где он также создан теми ситуациями (положениями вещей), которые делают его таким, каков он есть (как то, что происходит).

Таким образом, реконструируя реальность, мы ничего не выдумываем, не привносим, мы, напротив, раскладываем эти отношения отношений всё дальше и дальше – «до самого низу». Ну, или, по крайней мере, покуда нам хватит сил.

Он сам – этот «образ», этот «интеллектуальный объект» – предстает перед нами, в таком случае, как ситуация, то есть как определённое положение вещей, а также как наличествующие фактические отношения и действие сил в них.