Ланселот
Да, это были привычные пространства. Целая вселенная. Но… Кабул впервые не ощутил удовольствия от того, что может выстраивать эту вселенную как хочет. Потому что она была сейчас пуста. Звезды, что светили в щели среди кубов и пирамид, казались немыслимо далекими, и есть ли рядом с ними планеты, Кабул не знал. Была одна близкая планета – Земляника, – но на ней Кабул до сих пор не встретил ни одного человека…
Был еще у Кабула маленький красный конь Свир. Но он существовал сам по себе, независимо от Конфигурации пространств (вот он, под боком). Его можно погладить, прошептать ему ласковые слова и даже дождаться ответа. Но он – хороший, просто родной – все же не человек, а как бы часть самого Кабула. Отражение его души… А живых людей – тех, от кого можно ждать добра, – рядом не было.
Да и много ли их встречалось Кабулу во все времена? Тех, кто по-настоящему готов был ему помочь? Студентка Вера Дукатова, которая рассказала о маме. Диана Яковлевна и Пантелей в детприемнике. Омбудсмен Спарин… Еще дядя Андрей, который всегда относился к Владику как добрый родственник…
Подумал Кабул и про маму Эму. Со сладкой горечью. Ведь сперва-то она любила его (кажется, по-настоящему!). А потом предала… Он больше никогда не захочет ее видеть. Или…
«Мама, а может быть… когда-нибудь потом я смогу ее простить?»
«Может быть… – отозвалась мама. – Когда кого-нибудь прощаешь, никому от этого не бывает плохо. Только…»
«Что?»
«Настоящие матери все-таки никогда не бросают детей…»
«Ты со мной была до последней секунды, да?»
«Конечно, малыш… Я и сейчас с тобой…»
«Да, мама…»
Вспомнил он и Андрюшку Гаврина. И Андрюшкину сестру Нину. Если бы не она, торчал бы ее одноклассник Переметов до сих пор в детприемнике… А ведь он, Кабул, в классе никогда не обращал на нее внимания…
И в этот миг словно охватило его холодным воздухом: «А на кого ты вообще в жизни обращал внимание? Не на тех, кто помогал тебе, кто был нужен, а просто на людей? Так, чтобы первому сделать для них что-то хорошее?»
Кто это спросил? Мама? Свир? Окружающее темное пространство? Или он сам?
«В детприемнике было много обиженных ребят. И малышей, и таких, как ты. Хоть к одному ты подошел с добрым словом? Разве что к Арсению, да и то мимоходом…»
«А что я мог?»
«А ты и не хотел! Зажался в собственной беде!.. Тебе всегда на всех было наплевать…»
«Не всегда!»
«Только не надо про подаренный бинокль! Подумаешь, подвиг! Ты отдал его будто в уплату за помощь…»
«Неправда!.. – Кабул всхлипнул в темноте. – Я отдал его, чтобы сделать хорошее… Андрюшке и его другу. Потому что… они были мои товарищи… Я на память о себе…»
«Вот именно, опять «о себе», – хмыкнул Тот, Который спрашивал, но уже без прежней беспощадности. – Ладно… А что еще?»
«Я в интернате заступался за маленьких перед воспитателями…»
«А в лагере заступиться не смог! Надо было остаться и защищать. А ты пульнул в этого мерзавца и слинял…»
«Потому что… они сами не хотели. Там все такие… Там ничего не изменить!»
«Ты сбежал».
«А что мне оставалось?»
Темнота молчала.
«Мама, ну что я мог?»
«Не знаю, Владичек… Но ты ведь и правда испугался?»
«Я… да… Но в другой раз я… никогда больше…»
Такие мысли донимали Кабула не только в первую ночь, но и во все другие ночи его жизни в Зубе. И было этих ночей пять или шесть…
«Мама, я постараюсь больше никогда не трусить…»
«Я знаю… У тебя еще все впереди»…
А что у него было впереди? Не мог же он вечно обитать в пустом Зубе! Куда пойти, какой помощи искать?
Встречаться с мамой Эмой и ее прекрасным супругом Кабул не хотел. Зачем? Чтобы она с помощью органов опеки снова сплавила его в интернат? И чтобы слезливо объясняла, почему не могут теперь жить вместе? Тьфу…
Правильней всего было дождаться возвращения Игоря Игнатьевича. Позвонить, попросить совета. Чем теперь может помочь омбудсмен Спарин, Кабул понятия не имел. Но и ничего другого придумать не мог. А так – впереди была хоть какая-то цель.
Но Спарин уехал на три недели. Сколько еще ждать! И оставалось одно: жить в гигантском Зубе и считать дни.
Впрочем, Кабул не очень скучал. Он постепенно обустраивал свою робинзонью жизнь. В кладовке рядом с «квартирой» под лестницей отыскал рулон войлока – видимо, тот служил строителям для какой-то изоляции. Получилась неплохая постель. В двух кварталах от Сити, в магазинчике «Хозтовары», Кабул купил кипятильник, походный котелок, ложку и кружку. В продовольственной лавке запасся чаем, сахаром и разными пакетами для быстрой варки всяких супов и каш (стоили они гроши, бомжовская пища). Готовил из них завтрак и ужин. А днем покупал пирожки или сосиски в летних кафе, которых было немало в пыльных скверах с каруселями. Никто не обращал внимания на пацана в зеленой бейсболке и с рюкзачком. Здесь то и дело появлялись группы туристов-школьников, и Кабул казался одним из них…
Да, он целые дни проводил в недалеких от Сити переулках. Бродил или читал, устроившись в тени на укромной лужайке. В книжном киоске увидел Кабул книгу «Знаменитые кругосветные мореплаватели» и не пожалел двухсот рублей. Теперь чтения должно было хватить надолго: и на дневные часы, и на вечера. Так теперь и засыпал – с книгой у щеки и со Свиром под боком…
Когда Кабул уходил бродить по городу, он брал Свира с собой – толкал его в рюкзак вместе с книгой. Брал еще плащ-палатку и запасную одежду: вдруг что-то случится и он не сможет вернуться в Зуб? Но пока ничего не случалось, и Кабул вечером оказывался в «Каморке имени папы Карло»…
Днем он в Зубе почти не бывал. Только один раз решил отправиться в экспедицию по лестницам, залам и вестибюлям. Добрался до десятого этажа, но не нашел ничего интересного. Везде было пусто, гулко и одинаково… Нет, это не загадочные острова, о которых написано в книге о дальних плаваниях, открытий здесь не ожидалось. Может быть, стоило добраться до верхнего этажа и глянуть на мир с птичьего полета? Но лифты не работали. Кабул охнул, прикинув, сколько лестничных пролетов пришлось бы одолеть. К тому же он побаивался высоты. Да и на что смотреть сверху? На бесконечный Айзенверкенбаум? Кабул не любил этот город. Вернее, был к нему равнодушен. Это ведь не родина. А есть ли у него родина, Кабул не знал…
Прошло около недели. Однажды Кабул отправился по берегу к западу от Сити и ушел довольно далеко. Пруд – он ведь только назывался прудом, а на самом деле это было изрядное водохранилище, которое осталось от старинных «железоделательных» заводов. От устья реки Таволги до плотины в центре города – километров пять. На середине пруда над водой тянулся мост. Красивый такой, ну прямо как в Северной столице. Неподалеку от моста, на пологом берегу, виднелись в траве песчаные проплешины. На них загорали купальщики, но немного, редкие одиночки. Кабул решил, что и ему следует окунуться, а потом пожариться на солнышке. Но увидел, как на ближнем пляжике трое парней ростом повыше, чем он, «трясут» двух мальков – лет семи. Двое держали пацанят в охапках, а третий, стриженный, как Кабул, поднимал с песка их штаны и рубашонки, умело очищал карманы. (И что там можно было найти?) Ребятишки попискивали и слабо дергали ногами.
Ну, вот тебе и купанье! Пришел момент выполнить данное маме обещание. Кабул зацепил краем глаза валявшийся в подорожниках кленовый сук, сбросил рюкзак, вспомнил почему-то стрелу, воткнувшуюся в красную папку, схватил сук из травы… А дальше – как всегда в таких случаях. Главное – не подпускать страх и быть очень быстрым. Правда, раньше он заступался лишь за себя, а теперь… но не все ли равно! Он вделал кривой палкой по коленям тому, кто обшаривал ребячьи шмотки. Парень пискнул и упал на четвереньки. Его приятели отпустили мальков, открыли рты. Кабул врезал по локтю тому, кто ближе, и приготовился защищаться изо всех сил. И быть избитым. По всем законам эти трое должны были навалиться на него, чтобы измесить, как гончарную глину.
Но… случилось непонятное. Тот, что на четвереньках, вскочил и молча побежал прочь. Два дружка – за ним. Тоже молча, тяжелой рысью. Кабул долго провожал их глазами. Обессиленно сел, потом отбросил сук и лег навзничь. Повернул голову, стал смотреть на малышей. Те одевались, забавно пританцовывая на песке. Потом подошли, остановились над Кабулом. Чем-то похожие на Андрюшку Гаврина и Алика Семенова, только поменьше.
– Как ты им надавал… – с тихим восхищением произнес похожий на Андрюшку.
– Как рыцарь Ланселот, – добавил его дружок (видать, начитанный был малек).
– Кто они такие? – спросил Кабул просто так, чтобы не молчать. Они заговорили наперебой:
– Мы не знаем… Они не отсюда… Наши ребята не трогают тех, кто меньше… А ты тоже нездешний?
– Проездом, – усмехнулся Кабул. И добавил: – Вам лучше не ходить без старших… Купались небось? Наверно, и плавать не умеете?
– Мы умеем, только по-собачьи, – объяснил похожий на Андрюшку. А другой спохватился:
– Митя, пошли домой. Узнают, что были на пруду, опять попадет…
И они пошли – рядышком, дружные такие. Но тут же оглянулись. Похожий на Андрюшку Митя очень серьезно сказал:
– Спасибо…
– Ага! – поддержал Митю приятель.
Кабул улыбнулся, не поднимая головы:
– На здоровье…
И почувствовал, что гордится званием Ланселота, хотя жилки вдруг начали запоздало вздрагивать…
Он полежал еще, поднялся и шагнул к тому месту, куда бросил рюкзак.
Рюкзака не было.
Кабул понял сразу: рюкзак увели те трое. Конечно! Сообразили, что гораздо выгоднее не сводить счеты с психованным защитником сопливой малышни, а прихватить его имущество. Сделали это умело и незаметно.
Где теперь их искать? Ведь даже Митя и его дружок не знали, откуда эти парни…
В рюкзаке были деньги, был мобильник, была запасная одежда и плащ-палатка, была книга. А главное – там был Свир! Не стало Свира – не стало друга…
Мобильник был нужен, чтобы дозвониться до Спарина. Ну, ладно, Игоря Игнатьевича Кабул как-нибудь разыщет. Но это еще когда? А без денег – значит, без еды. И как быть, если придет холодная погода? Кабул остался в легких бриджах из плащовки, футболке и сандалиях-плетенках на босу ногу…
И все же самая большая потеря – Свир! От Кабула будто оторвали часть его души.
«Мама, а может быть, он все-таки вернется?» – взмолился Кабул. Ведь была в Свире волшебная сила – не простая же он игрушка!
«Может быть…» – отозвалась мама, но неуверенно.
Следующие два дня Кабул прожил у себя под лестницей. Там осталась у него коробка с вермишелевым супом, он сварил его и разделил на две порции. Потом сгрыз два последних кубика рафинада. Как он и боялся, пришел ветреный дождливый холод, соваться на улицу нечего было и думать. Да и что там делать?
Кабул, почти не двигаясь, лежал под войлоком и думал в темноте обо всем понемногу. Но мысли были рассеянные, иногда их накрывала дремота. Порой Кабулу казалось, что он слышит сухое щелканье – словно где-то неподалеку стукали по каменным и паркетным плиткам копытца игрушечной лошадки. В первый день вечером он даже заставил себя подняться и выйти к лестнице: вдруг благодаря какому-то чуду появился Свир?
Не было Свира. Откуда ему взяться?
Иногда в полусне казалось, что Свир, как и раньше, лежит у него под боком, Кабул приходил в себя от толчка счастья. Счастье оказывалось обманом, и подступали слезы…
Второй день Кабул провел почти не подымаясь, только раза два добрел до туалета. Очень хотелось есть, гудела голова. Иногда Кабул думал: что же делать? Может быть, пойти в прежний интернат? Но оттуда наверняка отправят все в тот же детприемник – хотя бы как беглеца из лагеря. Нет, лучше уж с моста головой!..
К маме Кабул не обращался: казалось, что он в чем-то виноват.
Иногда снова чудилось, что за приоткрытой дверью цокают копытца. Но теперь Кабул понимал, что это обман слуха. Да и не было сил подняться…
Однако следующим утром он все же встал. Потому что ощутил: снаружи, за стенами небоскреба, снова солнечно и тепло. Пошатываясь, выбрался наружу, спустился с крыльца. Появилась мысль: пойти в ближнюю булочную и стащить там с прилавка батон. И он пошел. Но вдруг показалось, что среди бетонных обломков мелькнуло красное пятно.
Не было смысла поддаваться невероятной надежде. Но и не было сил отказаться от нее. Кабул побежал, запнулся, упал на четвереньки, вскочил. Кружилась голова. В этом кружении проскочила догадка: «А может, он зачем-то нарочно уводит меня отсюда?» Кабул встряхнулся. Заставил себя взглянуть вокруг ясными глазами и рассердиться: «Ты чего так раскис? Ведь не конец же еще!..» Ему вдруг вспомнилось, будто в «каморке под лестницей» остался пакетик вермишелевого супа. Он даже вспомнил его – слегка помятый, с загнутым уголком, с картинкой, на которой жизнерадостный пестрый петух («Суп с куриным бульоном»). Невозможно было поверить, что этого пакета нет на самом деле!
Ничего уже не боясь, Кабул стал опять подниматься по ступеням. А недалеко от входа понял, что никакого пакета не найдет, потому что сварил этот суп еще три дня назад.
Остановился с тихим звоном в ушах.
И услыхал:
– Не ходи туда. Там риск…
Перед Кабулом стоял мальчишка ростом с Андрюшку Гаврина. В мятой сиреневой рубашонке с вышитым корабликом и в таких же шортиках. С длинными светлыми волосами, какие когда-то были у Владика Переметова…
– Какой риск?..
– Зуб может рухнуть в любую минуту…
