Четвертая часть
Тополята бетонного города

Всемогущий и всезнающий Виталя быстренько разузнал все про омбудсмена Спарина: и номер его телефона (который Кабул не помнил), и когда Игорь Игнатьевич вернется из Штатов. Оказалось, что он задерживается. Впрочем, это было не столь уж важно. Потому что у Витали быстро созрел свой план. Оказалось, что Институт нетрадиционной физики и топологии, у которого открывался в этих краях большой филиал, собирается устроить здесь школу-интернат для ребят со склонностями к этим наукам. Владику Переметову (или Иванову?) там наверняка найдется место.

– Но у меня же никаких склонностей…

– Да? – с ехидцей сказал Виталя. – А кто здесь распространялся о Конфигурациях пространств? Это и есть нетрадиционная топология. Не исключено, что за ней будущее нашей цивилизации…

– Если рассуждать философски, – вставил Жох и ловко увернулся от кулака Эвки Полянской.

Кабул действительно рассказывал Витале и ребятам про Конфигурации. И вообще про все. Про свои невеселые приключения, про планету Землянику, про маленького коня Свира… И было сперва удивительно, а потом уже привычно, как хорошо слушают его самые разные ребята – от Жоха, который почему-то считался у взрослых отпетым субъектом, до маленького Егорки Лесова – бесстрашной личности с неулыбчивыми глазами…

Здесь, в компании Виталиного Кокпита, у Кабула словно распахивалась душа. Потому что он понимал: никто не засмеется, никто не предаст. Он раньше и не знал, что есть на свете такие ребята…

И все же про маму он им не сказал. Вернее, сказал только Теньке.

Однажды вечером они сидели на оконечности Косы, у развалин водной станции. Оранжевый от солнца хребет Сити отражался в синей воде. Засигналил Тенькин телефон.

– Мама, наверно, домой зовет? – понимающе сказал Кабул.

– Ага… – бормотнул Тенька.

Ему каждый раз было неловко, что у него есть мама, а Кабул – полный сирота. Но Кабул вдруг откинулся спиной к бетонной стенке, натянул на колени разлохмаченные края бриджей и, глядя перед собой, проговорил:

– Тень… а у меня тоже есть мама…

– Где? – осторожно спросил Тенька.

– Не знаю… Но точно есть… – И он рассказал.

Теньке это можно было рассказать. Он был не просто один из друзей, а человек, «знающий о Свире». Это оказалось их общей тайной. Тенька однажды поведал Кабулу свои сны о красной игрушечной лошадке, и оба пришли к согласию, что эта лошадка – Свир.

– Только все так запутано, – подосадовал Тенька. – Непонятно, где он теперь? Или остался в рюкзаке, или был рядом с Зубом, когда мы повстречались…

– Наверно, рядом с Зубом. Похоже, что старался увести меня подальше от опасности… Но непонятно, почему не дался мне в руки. Обиделся на что-то?

– Наверно, он еще вернется…

– Хорошо бы… А то без него иногда такая грусть…

Но это была в те дни единственная грусть Владика Переметова. Он верил, что дальше у него не будет несчастий. А пока он жил у Витали, там «приглядывала за ребенком» Алена. Видимо, от хорошей жизни, Владькины волосы начали быстро отрастать и превратились из арестантской стрижки в симпатичную золотистую щетку.

Вернулся Спарин, пообещал уберечь Кабула от неприятностей, когда его начнут разыскивать приемные родители и «всякие опекунские деятели». Но пока никто не разыскивал. Похоже, что «слегка потрепыхались для порядка» (по словам Витали) и забыли. Потому что мало ли таких мальчишек в Империи…

Впрочем, про Империю Кабул никогда не думал – как и она про него. Но был случай, когда в одну из хороших минут он сказал:

– Тень, а я знаю теперь, где моя родина…

– Где?

– В этих дворах…

Здесь, в этом кусочке зеленого мира, жили «дру́ги», за которых можно было положить «душу своя».

Потому-то он, Владька Переметов, там, на Косе, упал сверху на Теньку Ресницына, пытаясь защитить его своим телом от шнурованного ментухайского башмака.

Но это было потом…

Тенька, Шурик Черепанов, Кабул, Данька Сверчок и Эвка Полянская купались на оконечности Косы. И был с ними Дед-Сергей, только он не купался, а сидел под солнышком у фундамента водной станции. Щурился с усмешкой, поглядывая на «брызги-визги». Наконец купальщики выбрались на травку, попрыгали, вытряхивая воду из ушей, обсыхая и натягивая одежду. И вдруг ударил звон!

Тревожно гудел сигнальный рельс. Потом отозвались другие рельсы и колокола.

Оказалось, что у въезда на Косу остановился пыльный фургон с надписью «Зелентрест». От него шли вразвалку несколько мужичков с бензопилами на плечах, с приставной лестницей и веревками.

Далеко не прошли. На пути встала шеренга. Беззаботные такие ребята, улыбчивые и… решительные. И откуда взялись? Вроде бы за минуту до того студентов на Косе было всего человек пять…

– Вы куда, работнички топора? – сказал паренек с рыжей курчавой шевелюрой и в такой же рыжей футболке. Артур.

– Вы ошиблись адресом, – поддержал его худой очкастый юноша (в школе был, наверно, «ботаником»). – Фронт работ у вас не здесь, а в саду у мэра…

– Ты нам нашу работу не указывай, глиста очкастая, – добродушно отозвался небритый дядька в брезентовой куртке с той же надписью, что на фургоне (похоже, что бригадир). – У нас производственный наряд: спилить, разделать, сложить в штабеля…

– В другом месте, пожалуйста, – улыбчиво попросил рыжий.

– Ну-ка, посторонитесь, школяры, – с ноткой угрозы попросил бригадир.

«Школяры» не посторонились. Они сплели руки на уровне плеч. Бригадир оглянулся на фургон.

– Эй, защитнички! Здесь проблема! Как и ожидали!..

Два дюжих попзоповца в сизо-пятнистых робах прыгнули из машины и не спеша двинулись к шеренге. Тихо позвякивали наручники, пристегнутые к поясам. Качались подвешенные к запястьям дубинки.

За первой шеренгой студентов появилась вторая. Это повыскакивали парни из трех подлетевших к берегу моторок. Тоже сплели руки.

Мальчишки и Эвка оказались между двумя шеренгами. Сунули головы сквозь строй первого ряда. Здесь же оказался и Дед-Сергей. Он вежливо раздвинул двух студентов и встал впереди. Вскинул острый подбородок.

– Приказываю разойтись! – потребовал попзоповец с одинокой звездочкой на офицерском погоне.

Дед-Сергей поднял руку, она слегка тряслась.

– Товарищи, что вы делаете! Эти тополя посадили ветераны! Это наша история!..

Бригадир пояснил с ухмылкой:

– Дед, история кончилась вместе с военными юбилеями. Ветеранам пора на печку, а люди должны работать. Как там в вашей старой песне: «Трудовые будни – праздники для нас…»

У Дед-Сергея покраснела тощая морщинистая шея.

– Ты наших песен не пел! И наших деревьев не сажал! И не суйся к ним… лесоруб ушибленный!..

Бригадир, видать, любитель был поспорить.

– Такая жизнь, дедуля! Сажают одни, пилят другие…

– А взятки за это получают третьи. Ваши начальнички, – отбрил «ботаник». – С вами-то поделились? И с доблестным ПОПЗОПом?

– Еще раз требую разойтись! – тонким голосом завопил попзоповский командир. – Вы оказываете сопротивление сотрудникам правопорядка!

– Сопротивление беспределу! – так же громко ответил рыжий Артур. – На это каждый имеет право!

Командир и его помощник-старшина взяли дубинки на изготовку. Быстро, почти рысцой, двинулись к шеренге. Лица у них были никакие – как деревянные плашки. Будто у теток из «ювеналки»… Попзоповцы успели замахнуться…

Студенты были, видать, парни не промах. Сначала полетели от шеренги дубинки, затем их владельцы. Старшина даже сделал кувырок назад. Затем оба вскочили. Командир поднес к губам рацию:

– Пост! Вызываю наряд!

«Ботаник» оглянулся.

– Шли бы вы, ребятки, отсюда.

– Шпарьте к моторкам, пусть вас отвезут подальше, – посоветовал Артур. – И вы, Сергей Сергеич…

Дед-Сергей упрямо шевельнул плечами и умело крутнул в руках трость. А мальчишек и Эвку те, кто стояли сзади, ловко взяли за плечи и отодвинули за себя. Студент в ковбойской шляпе и малиновых шортах посоветовал:

– Мотайте к лодкам, сейчас тут может быть всякое…

Конечно, к лодкам они не «умотали». Эвка первая подала пример: взлетела по наклонному стволу до нижних сучьев и уселась там, нахально болтая ногами в кружевных желтых гольфах. Мальчишки тоже полезли на тополя. Шурик вскарабкался по бугристому стволу, протянул руку Теньке. Они оказались в развилке. Тенька уселся в ней, а Шурик забрался повыше…

Сквозь листья Тенька видел на соседних деревьях Кабула, Сверчка, Эвку. И… вдруг его сжало тоскливым воспоминанием. Словно такое уже было! Где, когда?.. И он вспомнил. Дед-Сергей рассказывал! Как сыпались, «будто груши» с деревьев, подстреленные мальчишки. Полвека назад, в городе Новочеркасске…

Страшно не стало, нет. Но Тенька почувствовал всей душой, что сейчас такое может случиться и здесь. Он встал в развилке и взялся левой рукой за горизонтальный сук. Было почему-то очень тихо. И Тенька вдруг услышал отдаленный звон гитары. Наверно, это лишь чудилось, но он различил и слова:

Защипало в глазах и тепло стало в груди. Он понял, что ни за что в жизни не отдаст врагам эти тополя, Косу, зеленые дворы, весь мир, где живут он и его друзья…

Рядом с фургоном «лесорубов» остановился еще один, только не серый, а тускло-синий, с костляво-крылатой эмблемой. Из него повыскакивали фигуры, похожие на роботов или крестоносцев – в круглых шлемах и с большущими серебристыми щитами. Встали в линию. К ним подскочил помятый попзоповский командир, показал на студенческий строй дубинкой (успел подобрать). У роботов тоже появились дубинки – у каждого сбоку от щита. Металлические существа ударили дубинками о щиты. Сделали шаг. И снова ударили, и снова шагнули. Дружно так. Эти удары заглушили в Тенькином сознании гитарную песню. Но зато… зато вдруг пришла мысль: наверно, это все-таки не роботы! Если с них стряхнуть доспехи, покажутся на солнце обыкновенные люди. Пускай вроде попзоповцев, но живые же! Вдруг им что-то можно объяснить?

По крайней мере, он должен был попытаться!

Из развилки уходила железная труба – к тополю на другом краю Косы. Толщиной со взрослую руку. К ней когда-то подвешивали качели. До земли было метра четыре. Тенька ступил на трубу и пошел по ней. Мало кто решился бы на такое, но для него – легонького, не боящегося высоты – это было ничуть не трудно. Он дошел до середины трубы, встал очень прямо. Со стороны казалось, что щуплый мальчишка затрепетал на ветру, как сиреневый флажок.

Щиты надвигались.

Тенька вскинул руки.

– Послушайте! – сказал он сквозь жестяные удары и шум в ушах. – Ну, вы же, наверно, все-таки люди! Послушайте! Зачем вы на других людей…

И в тот же миг он раз и навсегда понял: они не люди.

Щиты врезались в шеренгу студентов, замелькали дубинки, взлетели крики над сумятицей шлемов и волосатых студенческих голов. Тенька увидел, как на блестящий шлем опустилась трость Дед-Сергея, как два робота выкручивают руки рыжему Артуру. Потом Дед-Сергея сбили с ног, он исчез в гуще тел. Тенька услышал над собой вскрик Шурика и бросился в схватку.

…Нет, он даже не бросился, а сначала взмыл над головами и, раскинув руки, стал планировать вниз, целясь на край щита, которым был сбит Дед-Сергей. Планировал неторопливо и в тишине – так ему казалось. И наконец ухватился за край щита. Рванул. А подошвами ударил в круглый стеклянно-металлический шлем. Тут же крепкий удар выбросил его из свалки, чем-то острым ободрало ногу. Следом вылетел Шурик, он держался за окровавленный локоть. Шурик сразу вскочил, кинулся назад, туда, где оставался его дед. Тенька бросился за ним, запнулся, упал, на миг увидел над собой Кабула… Ударили выстрелы. Один, второй…

И замерло все. Даже дубинки застыли в воздухе…

Нет, стреляли не попзоповцы, не роботы. В стороне от схватки, вскочив на дощатый ящик, стоял со вскинутой рукой подпоручик внутренней службы Куликов. Над рукой подпоручика вился синий дымок. Тенька не сразу сообразил, что в кулаке Михаила Аркадьевича – пистолет. К участковому подскочил встрепанный командир-попзоповец. Его нарукавная нашивка была полуоторвана.

– Вы кто?! Почему стрельба?!

– Уведи своих костоломов, – ровным голосом велел Куликов. В тишине это было слышно отчетливо.

– Кто вы такой?!

– Я участковый уполномоченный этих кварталов. Здесь частная территория. Она куплена Обществом «Эксперимент» Института НФТ. Лишь их представители имеют право здесь распоряжаться. И рубить деревья…

– Какой к чертям НФТ?

– Вот такой. Вадим Вадимыч, покажите этому… вояке документы.

Неизвестно откуда возник низенький человек в белом костюме. Протянул листы.

– Вот свидетельства и договор. Уже целые сутки, как это владения института. А то, что совершили вы, называется рейдерство и бандитизм.

– Фильтруй базар-то, доцент, – неуверенно сказал попзоповский командир. – У нас был приказ.

– Точно так же говорили пленные эсэсовцы, когда отправлялись на виселицу, – разъяснил Михаил Аркадьевич. Спрятал в кобуру пистолет и шагнул с яшика. – За пострадавших ответите сполна.

– Это ты ответишь за стрельбу!

– Не тыкай, когда говоришь со старшим по званию!..

Роботы, пятясь, отходили к фургону. Куликов проводил их глазами. И пообещал:

– А за ребятишек с вас спросится вдвое…

– Их кто просил соваться?! – завопил «однозвездный» командир.

Но участковый уже не смотрел на него. Спросил у кого-то:

– «Скорая» пришла?

Оказалось, что пришла. Длинная машина с красными крестами стояла за фургоном «лесорубов». Два санитара понесли к ней на носилках Дед-Сергея. Шурик бросился следом. Тенька за ним. И увидел, что сбоку плывут еще одни носилки, и на них… Кабул! С запрокинутой головой, с белым лицом и закрытыми глазами. Носилки с Кабулом вдвинули в машину первыми. Потом – с дедом. Шурик рванулся за ними. Высокий черноусый дядька в белом халате ухватил его за плечо:

– А ты куда?

– Это мой дедушка!

– А! Ну, поехали…

Рванулся и Тенька:

– Я тоже с ними!

Усатый медик быстро пригляделся:

– Можешь и сам по себе. Вон как изукрасил конечность…

По Тенькиной левой ноге сбоку тянулась широкая кровавая полоса. С нее капало. Висели кусочки кожи. «А почему-то не больно…»