30

Ровно через сутки Анна и Йенс наконец-то ступили на платформу Лейпцигского железнодорожного вокзала. Было еще очень рано, солнце едва встало. Анна была вымотана сверх всяких сил. Она едва держалась на ногах. Йенс нес свой чемодан и ее дорожную сумку. В поезде, следовавшем из Гамбурга в Лейпциг, имелись и спальные вагоны, но влюбленные посчитали, что не стоит тратить деньги на удобные спальные места, и поехали в общем вагоне. Всю ночь просидели, выпрямившись, на жестких скамьях. Правда, Йенс мгновенно задремал, уронив голову на плечо Анне. Чем дальше уносил их поезд к месту назначения, тем сильнее одолевали ее сомнения. Невероятно, думала она, решиться на такой смелый шаг. Неужели это все сотворила она?

Но вот наконец наступило утро, яркое солнечное утро. Они вышли из вокзала, кишащего народом, и направились к центру города. Как ни устала Анна, но все же и она, оглянувшись по сторонам, сумела оценить красоту Лейпцига. Даже настроение немного поднялось от увиденного. Широкие мощеные улицы, застроенные по обе стороны высокими каменными домами. Прямо не дома, а величественные дворцы, один краше другого. Многие здания украшены декоративной лепниной, с резными фронтонами, с нарядными широкими окнами в элегантных переплетах. Прохожие разговаривали между собой на незнакомом языке, проглатывая буквы и даже целые слоги. За время долгого путешествия поездом Анна уже немного привыкла к особенностям немецкой речи. К тому же Йенс успокоил ее, сказал, что владеет немецким более или менее сносно. Сама она пока смогла понять лишь пару слов, похожих на норвежские.

Наконец они оказались на центральной рыночной площади. Рядом с площадью бросалось в глаза величественное здание городской ратуши под красной черепичной крышей с высокой куполообразной башней, украшенной курантами. По фасаду ратуши протянулись арочные своды. Рыночная площадь уже была заставлена прилавками и кишела народом. Йенс остановился возле одного из прилавков, на который продавец выкладывал свежую хлебную выпечку. Анна с наслаждением втянула в себя вкусный аромат сдобы и только тут поняла, как же сильно она проголодалась.

Однако Йенс не собирался ничего покупать.

– Entschuldigung Sie, bitte. Wissen Sie wo die Pension in der Elsterstrabe ist? – поинтересовался он у продавца. Тот что-то ответил ему.

– Отлично! – воскликнул Йенс. – Оказывается, мы совсем рядом с тем самым пансионом, который и порекомендовал мне маэстро Григ.

Пансион разместился в скромном, наполовину деревянном здании на узенькой улочке, примыкающей к площади. Анна прочитала вывеску с названием улицы: Elsterstrabe. Все здесь было совсем иным в сравнении с теми красивыми улицами, которые они только что миновали, добираясь до Рыночной площади. Никакой помпезности и никаких признаков роскоши. Все довольно убогое, общее впечатление затрапезности и нищеты. Но Анна тут же напомнила себе, что пока они могут позволить себе только такое жилье, и безропотно поплелась вслед за Йенсом. Он подошел к входной двери и громко постучал дверным молотком. Спустя пару минут на пороге появилась женщина, поспешно запахивая на себе халат, чтобы спрятать под ним ночную сорочку. Анна сообразила, что еще нет и семи утра.

– Um Himmels willen, was wollen Sie denn?! – недовольно поинтересовалась у них хозяйка.

Йенс ответил что-то по-немецки. Из всего Анна поняла лишь «герр Григ». Однако, услышав имя известного композитора, женщина подобрела, черты ее лица разгладились, и она впустила молодых людей в прихожую.

– Хозяйка говорит, что сейчас у нее все комнаты заняты. – Йенс принялся переводить для Анны монолог женщины. – Но коль скоро нас прислал к ней сам герр Григ, то она может временно поселить нас в комнате для прислуги, которая расположена в мансарде.

Потом они долго карабкались вверх по узеньким деревянным ступеням, жалобно повизгивающим под их ногами. Наконец они поднялись на самый верхний этаж. Женщина распахнула дверь в крохотную каморку, примостившуюся под крышей. Из мебели – только узкая железная кровать и небольшой комод. На нем – таз и кувшин с водой. Но в целом комната выглядела чистой и опрятной.

Последовал еще один короткий обмен репликами на немецком, в ходе которого Йенс жестом указал хозяйке на кровать. Женщина кивнула головой и удалилась.

– Я предупредил ее, что мы поселимся у нее временно, пока я не подыщу нам более подходящее жилье. А еще я сказал, что кровать слишком узкая для двоих. Сейчас она принесет какой-нибудь тюфяк, и я улягусь на полу.

Оба они замерли посреди комнаты, погрузившись в унылое молчание. Наконец появилась хозяйка с тюфяком в руках. Йенс выудил из кармана несколько монеток.

– Nur Goldmark, keine Kronen, – отрицательно замотала головой женщина.

– Возьмите пока кроны, а я в течение дня поменяю деньги и заплачу как положено, – предложил Йенс.

Она неохотно взяла протянутые монетки и положила их в карман. Потом еще дала какие-то инструкции Йенсу, указав пальцем под кровать, после чего покинула комнату.

Анна, пошатываясь от усталости, села на кровать. Голова кружилась, но еще сильнее подпирала нужда. Ей срочно необходимо в уборную. Краснея от смущения, она спросила Йенса, не объяснила ли ему хозяйка, где у них тут туалет.

– Вынужден тебя разочаровать. Вон там. – Он ткнул пальцем под кровать. – Справляй свою нужду, а я пока постою за дверью…

Щеки Анны пылали от стыда, но, едва Йенс вышел за дверь, она быстренько сделала все то, что отчаянно хотела уже на протяжении нескольких часов. Ее невольно передернуло, когда она накрыла содержимое горшка муслиновой салфеткой, которая прилагалась к горшку вместо крышки. После чего позвала Йенса обратно в комнату.

– Ну как самочувствие? Получше? – ухмыльнулся он.

– Получше, – натянуто ответила Анна.

– Вот и отлично! А сейчас давай немного отдохнем с дороги.

Анна покраснела и отвела глаза в сторону, когда Йенс стал поспешно сдирать с себя одежду. Наконец он остался перед ней в одних хлопчатобумажных кальсонах и нижней рубашке. И тут же улегся на матрас, укрывшись своим пальто.

– Не беспокойся, Анна. Я не стану подглядывать. Честное слово! – Йенс издал короткий смешок. – Сладких тебе снов, любимая. Вот увидишь, поспим немного, и нам станет гораздо лучше. – Йенс послал ей воздушный поцелуй и перевернулся на другой бок, лицом к стенке.

Анна развязала ленты на своем плаще, потом сняла с себя тяжелую юбку и блузку, оставшись в нижней сорочке и штанишках. Йенс уже начал тихо похрапывать во сне. Анна залезла под кусачее шерстяное одеяло и положила голову на подушку.

«Что я учудила?» — спросила она себя мысленно. Герр Байер был абсолютно прав. Наивная и упрямая девчонка, вот кто она на самом деле! К тому же совершенно не задумывающаяся о последствиях своего шага. И вот итог! Все мосты за собой она уже сожгла, отрезав пути к отступлению, а в результате очутилась в этой убогой комнатенке, в которой катастрофически не хватает свежего воздуха. Да еще совсем рядом с мужчиной, с которым они пока еще не повенчаны. Даже нужду они вынуждены будут справлять практически на глазах друг у друга.

– Господи, прости мне то зло, что я причинила другим людям, – прошептала Анна, обращаясь к небесам. Наверняка ведь Господь в эту минуту взирает на нее с высоты. Он все видит, все понимает и скоро выпишет ей билет в преисподнюю. Наконец Анна забылась тяжелым, беспокойным сном.

* * *

Анна уже успела подняться с кровати и одеться, когда Йенс наконец пошевелился в своем углу. Ей отчаянно хотелось пить. К тому же мучил голод.

– Удобная кровать? – спросил он, зевая и потягиваясь.

– Постараюсь привыкнуть к ней.

– А сейчас, – Йенс стал одеваться, и Анна тотчас же отвернулась от него, – мы должны поменять наши кроны на немецкие марки. Самое время перекусить чего-нибудь. Но вначале я попрошу тебя покинуть комнату и дать мне опорожниться. Подожди меня снаружи, ладно?

Анна замерла в смятении при мысли о том, что он сейчас увидит в горшке. Однако молча вышла за дверь. Через какое-то время появился Йенс, к ее ужасу, с горшком в руках.

– Надо спросить хозяйку, куда нам девать содержимое, – сказал он и, миновав Анну, стал спускаться по скрипучей лестнице.

Анна, пламенея от стыда, поплелась следом. Конечно, до своего приезда в Христианию она была простой деревенской девчонкой. Но никогда еще за всю жизнь ей не приходилось сталкиваться с таким омерзительным и грязным действом. Дома в Хеддале туалет у них, конечно, был во дворе. Все просто, но чисто, и гораздо комфортнее, чем ночной горшок с салфеткой вместо крышки. У герра Байера Анна быстро привыкла ко всем современным удобствам, к комфортной ванной комнате, к удобному унитазу. Впервые она задумалась над тем, как же справляют свою нужду простые горожане, а главное, куда они потом девают свои испражнения.

Они столкнулись с хозяйкой в холле, и Йенс вручил ей горшок с таким видом, словно это была кастрюля с мясным рагу. Она молча указала куда-то в глубь дома, но взяла горшок из его рук.

– Так, одно дело сделано, – радостно провозгласил Йенс, открывая входную дверь.

Они пошли по запруженным народом улицам. На небольшой площади отыскали какую-то пивную и сразу же уселись за столик. Йенс заказал пиво, а потом они оба уставились на грифельную доску, на которой мелом было нацарапано не очень обширное меню. Анна не смогла прочитать ни единого слова.

– Ну вот! Выбор такой: их хваленые колбаски. Говорят, они тут очень вкусные, правда, пожирнее, чем у нас дома, – начал переводить меню Йенс. – А дальше какой-то Knodel… Только не спрашивай меня, что это такое. Шпик, ну это понятно. Сало, одним словом…

– Заказывай мне то же, что и себе, – устало бросила Анна. Официант принес пиво и поставил на стол миску с черным хлебом. Хотя вода была бы предпочтительнее, но, увидев кружку, Анна схватила ее и с жадностью припала к пиву.

Потом глянула сквозь мутные окна на улицу. На площади было многолюдно. Женщины в подавляющем большинстве облачены в простые темные платья с белыми или серыми фартуками поверх, которые еще больше подчеркивали их бледную кожу и тонкие, чисто немецкие черты лица. Анна ожидала увидеть в Лейпциге более нарядную и рафинированную публику. Ведь ей говорили, что Лейпциг – один из важнейших городов Европы. Но вот по улице проехал старинный экипаж, мельком явив взору модную шляпку с перьями на голове какой-то богатой горожанки.

Наконец подали обед, и Анна в один присест разделалась с жирными колбасками и картошкой. Пиво уже успело ударить ей в голову. Анна улыбнулась Йенсу и посмотрела на него влюбленным взглядом.

– Как мне попросить воды по-немецки?

– Скажи Ein Wasser, bitte, – ответил Йенс и тут же переключил свое внимание на небольшой уличный оркестрик. Несколько музыкантов играли на скрипках, перед ними лежала шапка, куда прохожие бросали монетки. Анна заметила, как Йенс подался к окну, с наслаждением вслушиваясь в звуки музыки.

– Ну разве не прекрасный город, этот Лейпциг? – воскликнул он с жаром. – Вот где наша судьба. Уверен в этом! – Он потянулся через стол и взял Анну за руку. – И как тебе самое начало нашего приключения, любовь моя?

– Я чувствую себя грязной, Йенс. Как ты думаешь, когда мы вернемся в гостиницу, можно ли будет спросить у хозяйки, есть ли у них место, где можно помыться и постирать свою одежду?

Йенс посмотрел на нее тяжелым, немигающим взглядом.

– Анна, очнись! А кто говорил, что она простая деревенская девушка, привыкшая к лишениям и неудобствам? И это все, что ты мне можешь сказать про город Лейпциг?

Анна с тоской подумала о своем родном Хеддале. Вспомнила, как зимой они собирали на дворе чистый снег, потом топили его на огне и мылись в этой воде. А летом вокруг их фермы полно чистых прозрачных ручьев, в которых всегда можно искупаться.

– Прости. Я привыкну ко всему. Постараюсь. Думаю, у меня получится.

Йенс взялся за вторую кружку с пивом, но тут же отставил ее в сторону.

– А знаешь, я даже должен быть благодарен герру Байеру за то, что он почти насильно выпроводил меня навстречу будущему.

– Я рада, что тебе здесь нравится, Йенс.

– Очень нравится! Ты только вдохни полной грудью этот воздух, Анна. Он здесь совсем иной, чем в Христиании. Этот город наполнен творчеством и музыкой. Взгляни, какая толпа народа собралась возле этих уличных музыкантов. Видела ли ты нечто подобное у нас? Да, в этом городе музыка действительно правит бал. И никто не насмехается над музыкантами, не упрекает их в пустячности занятий. Подумать только! И я тоже стану участником этого бала.

С этими словами Йенс осушил вторую кружку пива и, швырнув несколько монеток на стол, поднялся со своего места.

– А сейчас нам надо вернуться к себе. Я возьму рекомендательное письмо от маэстро Грига и отправлюсь вместе с ним прямиком в консерваторию. Вот оно, начало новой жизни, о которой я всегда мечтал.

Возвратившись в пансион, Йенс порылся в своем чемодане и извлек из него драгоценное письмо. Поцеловав Анну, ринулся к дверям.

– Ты пока отдыхай, дорогая. А я скоро вернусь с вином и хорошими новостями.

– А ты спросишь, не могли бы они прослушать, как я пою? – крикнула она ему вдогонку, но дверь за Йенсом уже захлопнулась.

Анна обессиленно опустилась на кровать. Наконец-то до нее дошло, что у этого их так называемого «приключения» есть две стороны, как у той медали. И у нее, и у Йенса своя сторона. Йенс бежал из Христиании навстречу чему-то. Она же убежала от того, что имела. Но главное, думала она, мысленно приходя в полнейшее отчаяние, уже ничего нельзя исправить или поменять.

Через несколько часов вернулся Йенс. Судя по выражению его лица, он пребывал в полной эйфории.

– Когда я переступил порог консерватории и спросил у швейцара, могу ли я увидеть ректора, господина Шлинца, тот глянул на меня, как на деревенского идиота. Тогда я показал ему свое рекомендательное письмо. Он прочитал его и тут же побежал вместе с письмом в кабинет ректора. Представляешь? Через какое-то время тот спустился и попросил меня сыграть на скрипке, затем наиграть одну из своих композиций на рояле. И ты не поверишь! – Йенс энергично рассек кулаком воздух. – Он мне даже отвесил поклон! Анна, он мне поклонился! Потом мы с ним поговорили немного о маэстро Григе. Ректор сказал, что для консерватории большая честь, если в ее стенах будет обучаться протеже самого Грига. Словом, с завтрашнего дня я приступаю к занятиям в Лейпцигской консерватории.

– Ах, Йенс! Как же я за тебя рада! Чудесная новость! – Анна изо всех сил постаралась придать своему голосу как можно больше жизнерадостности.

– Я заскочил по пути в ателье, заплатил закройщику двойную цену, чтобы они к завтрашнему утру подобрали мне что-нибудь приличное. Не хочу, чтобы в консерватории меня посчитали за эдакого простачка из страны фьордов. Ну разве все это не здорово? – Йенс рассмеялся, потом обнял Анну за талию, слегка приподнял ее и закружил по комнате. – Но прежде чем мы с тобой начнем праздновать нашу первую победу, нам надо перебраться на новую квартиру.

– Ты уже что-то подыскал?

– Да. Не дворец, конечно, но гораздо лучше этой убогой лачуги. Ты пока тут складывай вещи, а я пойду рассчитаюсь с хозяйкой. Отдам ей золотые марки. Буду ждать тебя внизу.

– Я…

Анна уже приготовилась сказать, что едва ли она сможет снести вниз чемодан Йенса и свою дорожную сумку, но он уже опять успел скрыться за дверью. Спустя несколько минут Анна, пыхтя от напряжения, с трудом стащила вещи в холл, где ее уже поджидал Йенс.

– Отлично! – воскликнул он. – А сейчас держим курс на наше новое пристанище.

Анна вышла вслед за ним на улицу и с удивлением увидела, что Йенс просто пересек проезжую часть и вошел в дом, расположенный напротив пансиона.

– Я увидел в окне объявление о наличии здесь свободных мест, когда возвращался из консерватории. Заглянул к ним и все разузнал, – пояснил он ей.

Дом был очень похож на тот, из которого они только что вышли. Но их комната была на втором этаже, и она была гораздо просторнее той каморки в мансарде, где они провели свою первую ночь в Лейпциге. Огромная железная кровать заполнила собой практически все пространство комнаты. Сердце у Анны неприятно екнуло при мысли о том, что здесь даже нет места на полу, куда можно было бы положить матрас.

– В коридоре возле лестничной площадки находится ватерклозет. Такое удобство, само собой, удорожает стоимость проживания, но, полагаю, эту новость ты воспримешь с удовлетворением. Я прав, Анна?

– Да, – стоически кивнула она в ответ.

– Вот и славненько! – Йенс вручил несколько монеток фрау Шнайдер, хозяйке гостиницы. Окинув женщину взглядом, Анна решила, что ее внешний вид тоже предпочтительнее, чем у прежней хозяйки. – Надеюсь, тут с лихвой хватит за первую неделю нашего проживания, – сказал он, вручая в порыве великодушия больше, чем требовалось.

– Kochen in den Zimmern ist untersagt. Abendbrot um punkt sieben Uhr. Essen Sie hier beute Abend?

– Она говорит, что в номере готовить нельзя, но каждый вечер ровно в семь мы можем ужинать у них внизу. – Йенс принялся терпеливо переводить слова хозяйки Анне. Потом повернулся к фрау Шнайдер и добавил: – Очень заманчивое предложение. И сколько это будет стоить?

Последовала еще одна передача денег из рук в руки, после чего дверь за хозяйкой закрылась.

– Итак, фрау Халворсен, как вам наши новые семейные апартаменты? – Йенс с улыбкой взглянул на Анну.

– Я…

Он прочитал страх на ее лице, когда она взглянула на широченную кровать.

– Анна, подойди ко мне, – велел он.

Анна молча повиновалась. Йенс крепко обнял ее и прижал к себе.

– Успокойся, любовь моя. Я же обещал, что не прикоснусь к тебе пальцем, пока ты сама не разрешишь. Но, знаешь, холодными ночами лучше все же спать вдвоем. Будем хоть как-то согревать друг друга.

– Йенс, нам нужно как можно быстрее пожениться, – снова напомнила ему Анна. – Мы должны отыскать здесь лютеранскую церковь, где нас могли бы повенчать, и…

– Мы так и сделаем. Обязательно! Но не стоит расстраиваться из-за всего этого прямо сейчас, – нежно проворковал он, пытаясь поцеловать ее в шею.

– Йенс! То, что мы сейчас с тобой творим, – это грех! – воскликнула она, отталкивая его от себя.

– Да, конечно, ты права, – согласился он и вздохнул, обдав горячим дыханием ее кожу, после чего разжал кольцо своих рук. – Тогда займемся более прозаичными вещами. Думаю, нам с тобой уже пора как следует вымыться, а потом пойдем в город. Перекусим где-нибудь, выпьем вина. Согласна? – Он слегка приподнял подбородок Анны и посмотрел ей прямо в глаза.

– Да, – ответила она и улыбнулась.