24

Разглядывать норвежские пейзажи с высоты птичьего полета – захватывающее занятие. Темной полосой протянулись густые хвойные леса, окаймляющие бездонно голубые фьорды, а дальше уже вечная мерзлота… Взметнулись ввысь белоснежные шапки гор, на вершинах которых снег не тает даже в начале сентября. В аэропорту Бергена я запрыгнула в такси и велела водителю везти меня прямо в Тролльхауген, дом, в котором когда-то жил Эдвард Григ и в котором теперь размещается его мемориальный музей. Мы ехали по широкой двухполосной автостраде. Мимо проносились деревенские пейзажи, мелькая сквозь густые кроны деревьев по обочинам запруженной машинами дороги. Но вот мы свернули с автострады и поехали уже по узкой проселочной дороге.

Небольшая лужайка впереди, и такси остановилось перед прелестным деревянным домом, обшитым досками светло-желтого цвета. Я расплатилась с водителем, вышла из такси и, забросив рюкзак на плечо, замерла, изучая внешний вид дома. Огромные живописные окна в деревянных рамах, выкрашенных в зеленый цвет, резной балкон, выступающий со второго этажа. Один угол дома увенчан башенкой, на которой установлен флагшток с трепещущим на ветру государственным флагом Норвегии.

Дом Грига примостился на самом склоне горы и обращен своим фасадом к озеру, окруженному со всех сторон холмами, поросшими густой сочной травой и высокими величественными елями. Красота окружающих мест поражала своей прозрачной, умиротворяющей тишиной. Какое-то время я завороженно созерцала эту красоту, а потом направилась к зданию уже современных архитектурных форм, на котором значилось, что это вход в Мемориальный музей Грига. Зашла в вестибюль и представилась девушке, стоявшей за прилавком сувенирной лавки. Я попросила ее сообщить директору музея о моем приезде, но в этот момент машинально глянула на стеклянную витрину и ощутила, как занялось дыхание от переизбытка чувств.

– Mon Dieu! – пробормотала я в полном замешательстве, даже не заметив, что автоматически перешла на французский. Под стеклом выстроилась в ряд целая вереница крохотных коричневых лягушек, точно таких же, как та, которую папа вложил в конверт вместе с письмом.

– Эрлинг сейчас подойдет, – сказала мне девушка, кладя телефонную трубку на рычаг.

– Спасибо. А не могли бы вы рассказать мне, почему в вашей сувенирной лавке продаются эти лягушки?

– У Эдварда Грига всегда была при себе такая лягушка. Он носил ее в кармане везде и повсюду как свой счастливый талисман, – пояснила девушка. – А укладываясь спать по ночам, он всегда целовал лягушку.

– Здравствуйте, мисс Деплеси. Я – Эрлинг Даль. Как долетели? – Рядом со мной появился красивый седовласый мужчина.

– Чудесно долетела. Спасибо, – ответила я, лихорадочно собираясь с мыслями после откровений девушки насчет лягушек. – И пожалуйста, зовите меня просто Алли.

– Ладно, Алли. Позвольте еще один вопрос. Вы не голодны? Предлагаю вместо того, чтобы торчать в моем заваленном бумагами кабинете, прогуляться до кафе, заказать там по паре бутербродов и поговорить. Свои вещи можете оставить под присмотром Элси. – Он знаком указал на девушку.

– Отличная мысль! – одобрила я, вручая рюкзак Элси. Поблагодарив девушку кивком, я проследовала за Эрлингом. Мы миновали несколько дверей и оказались в помещении, все стены которого были сплошь из стекла. Через стекло открывался необыкновенной красоты вид на озеро, по берегам которого возвышались могучие ели. Я глянула на обширную водную гладь, переливающуюся на солнце, с разбросанными там и сям крохотными островками, поросшими соснами. Озеро раскинулось вплоть до самого горизонта, его противоположный берег терялся в дымке тумана.

– Озеро Нордас великолепно, правда? – воскликнул Эрлинг. – Мы в повседневной своей суете порой забываем, как нам всем повезло работать в таком прекрасном месте.

– Превосходный пейзаж, – издала я восхищенный возглас. – Вам действительно очень повезло.

Когда мы с Эрлингом заказали себе кофе и бутерброды, он поинтересовался у меня, чем может быть полезен. И снова я извлекла из сумочки фотокопию обложки папиной книги и принялась объяснять ему, что конкретно мне хотелось бы выяснить.

Он внимательно глянул на фотокопию.

– Никогда не читал этой книги. Хотя приблизительно знаю, о чем она. Сравнительно недавно я помогал Тому Халворсену, праправнуку Анны и Йенса, в его изысканиях. Он как раз трудился тогда над составлением их новой биографии.

– Знаю. Я уже заказала себе его книгу в Штатах. Так вы знакомы с Томом Халворсеном?

– Конечно. Я его хорошо знаю. Он живет всего лишь в нескольких минутах ходьбы от музея. А музыкальные круги Бергена очень небольшие, и все всех знают. Том играет на виолончели в нашем местном филармоническом оркестре. А недавно его назначили вторым дирижером оркестра.

– Как вы думаете, можно ли договориться о встрече с ним? – задала я свой следующий вопрос, когда нам принесли бутерброды.

– Не вижу никаких проблем. Единственное, сейчас его нет в Бергене. Он вместе со своим оркестром находится на гастролях в Штатах. Но они возвращаются буквально на днях. А как далеко продвинулись вы в своих поисках?

– Я пока еще не дочитала до конца эту книгу. Жду, когда мне перешлют перевод второй части. Я остановилась как раз на том месте, когда отец Йенса попросил его покинуть родительский дом, а Анне предложили в новом сезоне выступить в роли Сольвейг.

– Понятно. – Эрлинг одарил меня доброжелательной улыбкой, потом глянул на свои часы. – К сожалению, прямо сейчас у меня нет времени добавить к прочитанному вами кое-какие дополнительные подробности. У нас через полчаса начнется так называемый «обеденный» концерт. Но в любом случае, думаю, будет лучше, если вы все же сначала прочитаете до конца книгу Йенса, а уже потом можно будет поговорить и обо всем остальном.

– А где состоится концерт?

– О, у нас для концертов выстроен специальный зал. Он так и называется: Тролльзален. На протяжении всех летних месяцев мы приглашаем к нам пианистов, которые исполняют музыку Грига. Вот и сегодня прозвучит Концерт для фортепиано с оркестром ля минор.

– Как интересно! Вы не возражаете, если я тоже приду послушать?

– Буду только рад, – сказал Эрлинг, поднимаясь из-за стола. – Доедайте свой бутерброд, и милости просим в наш концертный зал. А я пойду проверю, все ли в порядке с нашим пианистом.

– Спасибо, Эрлинг. Большое спасибо за приглашение.

Кое-как затолкав в себя остаток бутерброда, я побрела через густой лес, которым порос склон горы, к концертному залу, руководствуясь указателями, расставленными по всему маршруту следования. Но вот наконец и само здание концертного зала, оно уютно расположилось среди сосен. Я вошла в амфитеатр и стала спускаться по ступенькам вниз. Зал уже был заполнен публикой почти на две трети. Сравнительно небольшая сцена, в центре которой возвышается роскошный концертный рояль «Стейнвей». Сцена со всех сторон обрамлена огромными окнами, через которые открывается потрясающий вид на озеро и могучие ели, такой своеобразный живописный задник в исполнении самой природы.

Не успела я усесться, как на сцене появился Эрлинг в сопровождении хрупкого темноволосого молодого человека. Даже на расстоянии его внешность поражала своей неординарностью. Эрлинг заговорил вначале на норвежском, а потом на английском, обращаясь уже к многочисленным зарубежным туристам, которых было полно в зале.

– Счастлив представить вам, глубокоуважаемые слушатели, пианиста Вильема Каспари. Этот молодой артист уже снискал известность во всем мире. А сравнительно недавно он принял участие в выпускном концерте в Альберт-Холле в Лондоне. Мы очень признательны маэстро Каспари за то, что он согласился почтить своим присутствием и наш скромный уголок.

В ответ раздались доброжелательные аплодисменты публики. Каспари бесстрастно кивнул в ответ, потом уселся за рояль, выжидая, когда в зале станет тихо. Но вот зазвучали вступительные аккорды, и я тотчас же закрыла глаза, уносясь мыслями в те далекие дни, когда училась в Женевской консерватории. Студенткой я каждую неделю посещала концерты классической музыки, да и сама нередко участвовала в них. Классическая музыка в те годы была моей страстью, но, к своему большому стыду, приходилось признаться, что последние десять лет я вообще не бывала на концертах, даже на самых скромных. Я слушала Грига, чувствуя, как с меня постепенно спадает напряжение последних дней. Легкие, умелые пальцы пианиста буквально порхали по клавишам. Надо немедленно выправлять положение. Буду снова ходить на концерты, пообещала я себе.

Но вот концерт закончился, Эрлинг отыскал меня в зрительном зале и повел на сцену, чтобы познакомить с Вильемом Каспари. Выразительное лицо с выступающими вперед скулами, бледная кожа туго натянута на череп. Выделяются глаза бирюзового цвета и полные, кроваво-красные губы. С головы до пят этот человек поражает безупречностью своего внешнего вида. Все идеально чисто, все доведено до совершенства. Темные волосы аккуратно уложены, волосок к волоску, черные концертные туфли надраены до блеска. Но при этом общее впечатление довольно странное, будто видишь перед собой такого красивого вампира.

– Спасибо, – поблагодарила я пианиста. – Прекрасное выступление!

– Не стоит благодарностей, мисс Деплеси, – ответил он и принялся тщательно вытирать руки белоснежным носовым платком, прежде чем обменяться рукопожатием со мной. Какое-то время он напряженно вглядывался в мое лицо, а потом обронил: – Знаете, у меня такое чувство, что мы с вами уже где-то встречались.

– Неужели? – растерялась я, не в силах припомнить, когда бы это могло случиться.

– Да. Я учился в Женевской консерватории. Полагаю, вы поступили на первый курс, когда я уже заканчивал консерваторию. Вообще-то у меня отличная память на лица. А кроме того, я запомнил и вашу фамилию. Она мне тогда показалась весьма необычной. Вы ведь флейтистка, если я не ошибаюсь?

– Да, – ответила я, не скрывая своего удивления. – Во всяком случае, когда-то я играла на флейте.

– Даже так, Алли? А мне вот вы ничего об этом не рассказали. – Наступил уже черед Эрлинга удивляться.

– Просто это все было очень давно.

– Так вы больше не играете? – рассеянно поинтересовался у меня Вильем, методично расправляя лацканы своего пиджака, скорее такой неосознанный жест, чем желание привлечь внимание к своей персоне.

– Нет, я не играю.

– Припоминаю, что однажды мне довелось присутствовать на одном из ваших сольных выступлений. Вы тогда еще исполняли сонату для флейты и рояля.

– Да, было такое. У вас просто поразительная память.

– Да, то, что я хочу запомнить, я запоминаю навсегда. Впрочем, это качество моей памяти имеет как свои хорошие, так и плохие стороны. Увы-увы!

– Как интересно! – подал голос Эрлинг. – Ведь музыкант, поисками материалов о котором сейчас занимается Алли, тоже был флейтистом.

– А что за музыкант вас заинтересовал, позвольте полюбопытствовать? – спросил Вильем, уставившись на меня своими фосфоресцирующими глазами.

– Один норвежский композитор по имени Йенс Халворсен и его жена Анна. Она была певицей.

– К сожалению, ничего не слышал ни о ком из них.

– Тем не менее в Норвегии они оба были широко известны, особенно Анна, – сказал Эрлинг. – А сейчас позвольте предложить вам совершить экскурсию по дому Грига, если, конечно, у вас есть на это время. Можете также посетить и его маленький домик в горах, где он сочинял свою музыку.

– О, с большим удовольствием! – откликнулась я.

– Не возражаете, если я составлю вам компанию? – спросил у меня Каспари. Он все еще продолжал изучать меня, склонив голову набок. – Я приехал в Берген вчера ночью. И у меня еще просто не было времени осмотреться здесь.

– Совсем даже не возражаю, – ответила я. Пусть уж лучше идет рядом со мной, подумала я про себя, чем сверлит насквозь своим внешне бесстрастным, но очень сосредоточенным взглядом.

– Тогда отправляйтесь на экскурсию прямо сейчас, – немедленно предложил нам Эрлинг. – И обязательно загляните ко мне попрощаться, когда будете уходить. Еще раз от всей души благодарю вас, Вильем, за ваше вдохновенное выступление.

Мы трое вышли из концертного зала, а дальше уже только с Каспари направились через лес к дому Эдварда Грига. Вошли в дом, проследовали в гостиную. На деревянном полу возле одной из стен стоял старинный «Стейнвей». Остальная обстановка представляла собой эклектичную смесь из простой деревенской мебели и нескольких элегантных образчиков из красного дерева и ореха. На стенах, облицованных панелями из сосны приятного цвета спелого меда, висели многочисленные портреты и пейзажи.

– До сих пор чувствуется атмосфера жилого дома, не правда ли? – обратилась я к своему спутнику.

– Вы правы, – согласился со мной Вильем.

По всей комнате были разбросаны фотографии в рамочках, на которых были запечатлены Григ и его жена Нина. Одна из них, та, на которой они были засняты на фоне рояля, особенно привлекла мое внимание. На губах Нины застыла легкая улыбка. Понять выражение лица Грига было труднее. Тяжелые густые брови и пышные усы придавали ему непроницаемый вид.

– Какие они оба крохотные на фоне этого огромного рояля, – невольно удивилась я. – Прямо как две маленькие куклы!

– Да, они оба были невысокого роста, не более пяти футов. А вы знали, что у Грига был коллапс легкого? И когда он фотографировался, то всегда подкладывал под пиджак небольшую подушечку. Поэтому он всегда на фотографиях прижимает одну руку к груди.

– Надо же! А я этого и не знала, – пробормотала я вполголоса, пока мы медленно шли вдоль стен, разглядывая выставленные экспонаты.

– А почему вы решили оставить музыку? – неожиданно поинтересовался у меня Вильем. В принципе, такой стандартный вопрос, к которым я уже привыкла. Но в эту минуту Вильем показался мне очень похожим на такой процессор, который работает в автоматическом режиме по заранее заданной программе. Что-то щелкнуло у него внутри, словно подсказывая, что предыдущая тема уже обработана и надо переходить к следующей теме, указанной в общем списке.

– Я стала профессионально заниматься парусным спортом.

– То есть вместо флейты решили поиграть на волынке, чтобы ваши товарищи по команде могли сплясать под эту музыку матросский танец хорн-пайп? – Он издал короткий смешок, явно довольный собственной шуткой. – По флейте не скучаете?

– По правде говоря, последние годы скучать просто не было времени. Парусные гонки стали моей жизнью.

– А я вот не могу представить собственную жизнь без музыки, – негромко обронил Вильем, кивнув в сторону рояля Грига. – Этот инструмент для меня и страсть и боль одновременно. И основная движущая сила в моей жизни. Больше всего я страшусь заработать артрит, когда пальцы перестанут гнуться. Музыка для меня все, а я без нее – ничто. Понимаете?

– Значит, вы верите в собственный талант сильнее, чем я. В какой-то момент учебы в консерватории я вдруг почувствовала, что достигла потолка своих возможностей. Как бы много я ни работала, а существенных перемен к лучшему в моей игре не наступало.

– О господи! Да подобные страхи меня снедают каждый день и на протяжении уже многих и многих лет. Но я должен верить в то, что в моей игре все же есть прогресс, иначе я просто убью себя. А сейчас предлагаю отправиться в тот домик, где великий Эдвард Григ сочинял свои шедевры.

Домик расположился неподалеку от основного дома, в котором обитало семейство Грига. Глянув через стекло в парадной двери, я увидела скромное пианино, стоявшее у стены, рядом примостилось старое кресло-качалка. Возле большого окна с видом на озеро – небольшой письменный стол. А на столе – еще одна лягушка, точная копия моей. Но о лягушках я решила пока не заводить разговор со своим новым знакомым.

– Какой потрясающий вид! – вздохнул Вильем. – Такие красоты могут вдохновить кого угодно.

– Но как-то здесь уж очень одиноко, вы не находите?

– Лично я не имею ничего против одиночества. Более того, я счастлив, когда я один. Наверное, я очень самодостаточный человек, – с некоторым недоумением пожал плечами Каспари.

– Кстати, я в одиночестве тоже чувствую себя вполне комфортно. Хотя в последнее время все чаще ловлю себя на мысли, что одиночество в конце концов сведет меня с ума. – Я взглянула на Вильема с доброжелательной улыбкой. – Ну, что? Пошли назад?

– Да, пора возвращаться. Ко мне в отель к четырем часам должен подъехать журналист. Хочет взять у меня интервью. Администратор здесь, в музее, сказала, что закажет мне такси. А вы где остановились? Могу подвезти вас до города.

– Дело в том, что пока еще нигде. Поездка сюда была довольно спонтанной, потому я не бронировала заранее номер в отеле, – пояснила я Вильему, пока мы спускались вниз с горы. – Думаю, в городе имеется справочно-информационный центр для туристов, и там мне наверняка помогут.

– А почему бы вам для начала не проверить наличие свободных номеров в моем отеле? Чистота идеальная, здание стоит на берегу старинной бухты. Прекрасный вид на фьорд. Кстати, я весьма впечатлен вашим полнейшим безразличием по отношению к тому, где и как устроиться. Лично я, отправляясь в дорогу, бронирую себе номер за многие недели вперед. Мне важно заранее знать, где я буду обитать. Неопределенность в этом вопросе может надолго выбить меня из колеи.

– Наверное, сказались годы занятий парусным спортом. Они сделали свое дело и сформировали, можно сказать, наплевательское отношение к удобствам или к их отсутствию. Полнейший пофигизм, или, если по-научному, политика laisessz-faire. Одним словом, мне все равно, где и как. В принципе, я могу спать на чем придется.

– Зато у меня крен в другую сторону. Я буквально помешан на организационных вопросах. Знаю, моя дотошность зачастую сводит с ума всех, кто вынужден общаться со мной.

Я забрала свой рюкзак у Элси, той девушки, которая встретила меня на кассе, потом подождала у входа, пока Вильем утрясал вопросы с такси. Разглядывала его исподтишка и думала, что внутреннее напряжение, которым он постоянно снедаем, проявляется и чисто внешне, например, в том, как он держится. Даже сейчас, пока Элси разговаривает по телефону с оператором из таксомоторного парка, выясняя время прибытия машины на место, он не выглядит расслабленным. Глянешь на этого человека со стороны, настоящий солдафон. Каждый мускул напряжен, руки сжаты в кулаки, жилы выпирают наружу.

Гонимый… Именно так, несчастный, гонимый человек, мелькнуло у меня.

– Итак, где же вы обитаете, когда не носитесь по океану под парусом и не блуждаете по белу свету в поисках информации о давно умерших музыкантах и их женах? – поинтересовался он у меня, когда такси наконец прибыло и мы уселись в него.

– В Женеве, в родительском доме.

– То есть своего жилья у вас нет?

– Нет. Да и зачем мне оно? Я вечно в разъездах.

– Вот еще одно кардинальное различие между нами. А я живу в Цюрихе, и моя квартира там – это моя крепость. Мое убежище и пристань. И имейте в виду, я страшный зануда. Мне стоит больших усилий не попросить человека, приходящего ко мне в дом, снять обувь прямо в прихожей или почти силой втиснуть ему в руку гигиеническую салфетку, чтобы он вытер ею свои руки, прежде чем поздороваться со мной.

Я тут же непроизвольно вспомнила, как тщательно протирал свои руки Вильем после того, как закончил играть на рояле.

– Понимаю, со стороны я выгляжу немного чудаковатым, если не сказать больше, – констатировал он и любезно добавил: – А потому не смущайтесь и думайте про меня все что хотите.

– Не вы первый, уверяю вас. Большинство музыкантов, с которыми мне приходилось сталкиваться по жизни, – весьма эксцентричные люди. Порой я даже думаю, что эксцентричность характера – это неотъемлемая часть любой артистической натуры.

– Скорее уж аутистической. Так, во всяком случае, утверждает мой психиатр. Впрочем, между двумя этими типами натур такая тонкая, едва уловимая грань. Мама постоянно твердит мне, что рядом со мной обязательно должна присутствовать какая-нибудь сильная личность. И тогда со мной все будет в полном порядке. Но кто же в здравом уме согласится терпеть все мои фобии? А у вас есть друг?

– Я… Был… Но несколько недель тому назад он погиб, – ответила я, отрешенно уставившись в окно машины.

– Мне очень жаль, Алли. Мои соболезнования.

– Благодарю.

– Даже не знаю, что можно сказать в подобной ситуации.

– О, не переживайте, – постаралась успокоить его я. – Никто не знает.

– И поэтому вы решили отправиться в Норвегию?

– Наверное, да.

Такси медленно покатило вдоль красивой набережной. По одну сторону проезжей части выстроились в ряд деревянные здания, выкрашенные в самые разные цвета: все оттенки белого, бордо, охры, желтого. У всех без исключения домов V-образные крыши, крытые красной черепицей. Многоцветие красок вдруг запрыгало перед моими глазами и расплылось кругами. Я почувствовала, что еще немного, и из глаз брызнут слезы.

– Что ж, – Вильем откашлялся после продолжительной паузы, – обычно я предпочитаю не вести разговоры на эту тему, но у меня тоже имеется кое-какой опыт по части того, через что пришлось пройти вам. Мой партнер умер пять лет тому назад, сразу же после Рождества. Тяжелые воспоминания.

– Сочувствую! – Я слегка погладила его сжатый кулак. Кажется, он тоже погрузился в невеселые мысли о прошлом.

– Как сказать… В моем случае смерть можно даже посчитать благословением. Джек был очень болен. Очень! И страшно мучился в конце. А у вас?

– Несчастный случай в море. Секундное дело. Мгновение тому назад Тео был еще жив, а в следующее его уже не стало.

– Если честно, даже не знаю, что хуже. Скажем, у меня было хоть какое-то время примириться с мыслью о неизбежном. С другой стороны, мне пришлось ухаживать за больным, видеть страдания человека, которого я любил. Я и сейчас все еще люблю его. Однако не буду больше грузить вас своими проблемами. У вас и своих предостаточно. Простите меня за откровенность.

– Не надо просить прощения. Знаете, как ни странно, но мысль о том, что и другим людям тоже пришлось пройти через подобные испытания, утешает, хоть немного… – ответила я, и в эту минуту такси затормозило возле высокого кирпичного здания.

– А вот и мой отель. Предлагаю вам пройти вместе со мной к администратору и узнать, есть ли у них свободные номера. Сильно сомневаюсь, что вам подвернется что-то получше.

– Действительно, вряд ли, если судить по тому, какой красивый вид открывается отсюда, – согласилась я с Вильемом.

Я вышла из такси и увидела, что отель «Хавнеконторет» расположился всего лишь в нескольких метрах от причала. Там на приколе стояла красивая старинная двухмачтовая шхуна.

– Тео тут точно понравилось бы, – добавила я негромко, благодарная своему спутнику хотя бы за то, что он поймет мои слова правильно.

– Да. Тогда идем. Позвольте мне взять ваш багаж.

Я попросила водителя такси подождать пару минут и проследовала за Вильемом в вестибюль. У стойки администратора выяснила, есть ли у них в наличии свободные номера, и тут же забронировала себе место. После чего снова вышла на улицу и отпустила машину.

– Я рад, что все так быстро устроилось, – сказал Вильем, расхаживая возле стойки в ожидании меня и уже пребывая в явном напряжении. – Однако, кажется, мой интервьюер уже на месте. Ненавижу журналистов, но делать нечего. Увидимся позже.

– Конечно, – согласилась я, проследив глазами за тем, как он быстрой походкой направился к женщине, поджидавшей его в вестибюле.

Расплатившись кредиткой и получив пароль для Wi-Fi, я поднялась на лифте в свой номер. Он расположился под самой крышей, откуда открывался просто фантастический вид на бухту. Уже совсем стемнело. Ночь постепенно вступала в свои права. Я переоделась, сменила джинсы на трико и спортивную фуфайку и включила свой ноутбук. В ожидании, пока заработает интернет, стала размышлять о Вильеме. Несмотря на все его очевидные странности, этот человек мне явно нравился. Но вот засветился экран, и я бросилась проверять свою электронную почту. И обнаружила еще одно письмо от Магдалены Йенсен, которая занималась переводом моей книги.

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Grieg, Solveig og Jeg/ Григ, Сольвейг и я

1 сентября 2007 года

Дорогая Алли!

Пересылаю Вам вторую часть перевода. Саму книгу я отправлю по почте на Ваш женевский адрес. Надеюсь, вы получите удовольствие от чтения. История очень интересная.

С пожеланиями всего наилучшего, Магдалена.

Щелкнув на клавишу «Открыть вложение», я нетерпеливо уставилась на экран в ожидании, когда компьютер загрузится текстом второй части перевода. Но вот операция завершена, и я снова погружаюсь в чтение…