Глава 34

Марию попросили встать, что она и сделала, лихорадочно ища взглядом что-то такое за пределами стеклянного бокса, за что могла бы зацепиться взглядом, – и не находила. Поднялась со своего места и старшина присяжных. Мария вглядывалась в лица журналистов, думая о том, что их, скорее всего, устроил бы обвинительный приговор. Плохие новости всегда продаются лучше, чем хорошие. Джеймс Ньюэлл и Имоджин Паскал стояли, повернувшись к Марии спиной. Антон повернул голову, бросил на нее торжествующий взгляд и улыбнулся. Инспектор явно ожидал обвинительный приговор. Она ответила ему безразличным, ничего не выражающим взглядом. Потом взглянула на присяжных. На нее смотрела только молодая женщина, и Мария была готова поклясться, что в ее глазах стояли слезы. «Наверное, это слезы горечи и боли, – подумала она. – Девушка переживает по поводу того, что я сделала со своим мужем, или, быть может, из-за того, что мой приговор окажется слишком суровым…»

– Удалось ли присяжным принять единогласный вердикт? – спросил секретарь.

– Нет, – ответила дама, старшина присяжных.

Мария сжалась, приготовившись к самому худшему.

– Удалось ли присяжным принять вердикт, с которым согласны десять человек? – продолжал секретарь.

– Да.

Мария нашла взглядом в рядах публики Рут, глаза которой уже были заплаканными; одной ладонью она прикрывала рот.

– Вы находите ответчицу Марию Блоксхэм виновной или невиновной в покушении на убийство?

В зале воцарилась тишина. Старшина обвела взглядом присяжных и только потом посмотрела на судью.

– Невиновной, – ответила она. – Большинством голосов десять против двух.

После этого судья начала что-то говорить, но Мария не расслышала ни одного слова. Рут громко зарыдала. Джеймс Ньюэлл повернулся в сторону бокса, в котором находилась Мария, и широко ей улыбнулся. Присяжных поблагодарили за их труды. Мария улыбалась всем тем, кто на нее смотрел, и по ее лицу текли слезы.

– Мисс Блоксхэм, – сказала судья, – вас признали невиновной. С радостью сообщаю вам, что вы свободны и можете идти. Охрана, пожалуйста, выпустите мисс Блоксхэм.

– Спасибо, ваша честь, – пробормотала Мария. – Спасибо!

Дверь бокса открылась, и ее заботливо вывели наружу из стеклянной клетки. Мария осталась в зале суда, в котором официально закрывали дело. В ее ушах барабаном отдавались удары собственного сердца, а в верхней части головы чувствовалось покалывание. Она старалась успокоить дыхание.

Имоджин Паскал встала, уперла руки в бока, повернулась к сидевшим за ней полицейским и что-то ожесточенно зашептала. Инспектор Антон качал головой и постукивал кончиками пальцев по стойке между рядами. Мария отвернулась от них. Казалось, что чувства противодействия, которое она ощущала во время суда, ей хватит на всю оставшуюся жизнь. Журналисты выходили из зала для того, чтобы делать телефонные звонки и снимать Марию на телекамеры. Миру надо было сообщить, что ее признали невиновной. Джеймс Ньюэлл вывел ее под руку из зала суда и нашел свободную комнату, в которой они могли бы спокойно поговорить.

– Как вы себя чувствуете? – спросил адвокат, закрыв за ними дверь.

– Еще не поняла, – Мария улыбнулась, – не успела осознать. Спасибо вам за все! Вы были очень добры!

– Это наша работа. Вы совершенно свободны и можете съезжать из хостела. Больше никакого комендантского часа и никаких правил. Я не рекомендовал бы вам встречаться со своим мужем. Также не рекомендую посещать больницу, в которой он находится.

Мария рассмеялась, но ее смех быстро превратился в плач. Ньюэлл предложил ей свой слегка смятый носовой платок.

– Вам необходимо как можно быстрее увидеться с адвокатом, чтобы начать процедуру развода и решения финансовых вопросов. Не думаю, что вы захотите жить в вашем доме.

– Ни за что, – подтвердила она. – Могу я задать вам вопрос?.. Вы мне верили? Вы раньше говорили, что верили… мне просто интересно почему.

– Мне платят не за то, чтобы я верил людям… – Он рассмеялся. – Я, наверное, ответил бы вам так: мне ужасно не понравился видеоклип с ежом. Не знаю даже почему. Какая-то подсознательная реакция. Считаю ли я, что вы сказали мне всю правду? Верил ли я в то, что вы ни разу не пользовались мобильным телефоном, который нашли в вашем ботинке? Вот это уже другой вопрос…

– Простите, – произнесла Мария.

– Не будем больше к этому возвращаться. Если вы хотите узнать мое личное мнение, я считаю, что правосудие свершилось. Положа руку на сердце, я искренне так думаю. И это самое главное. Я ответил на ваш вопрос?

– Да. Мне было очень важно, чтобы присяжные мне поверили. В суде есть свои тонкости: обвинение должно доказать свою правоту, а обвиняемый ничего не должен доказывать… Все это, конечно, прекрасно. Но я поняла вот что: очень важно, чтобы человеку посмотрели в глаза и сказали: «Да, мы тебе верим». Не то чтобы «мы не смогли доказать твою вину и поэтому считаем, что ты невиновна». В этом случае получается так, будто тебе просто все сошло с рук. Может быть, присяжные немного сомневались и поэтому решили, что я невиновна.

– Мария, – сказал адвокат, – вы сами знаете, виновны или нет, и не имеет никакого значения, что теперь люди говорят или думают на эту тему. Берегите себя. Рад был с вами познакомиться.

Он коротко, но крепко обнял ее, наклонил голову в знак прощания и вышел. Мария подумала, что его работа с ней закончилась, и теперь ему предстоит новое судебное дело, к которому он отнесется без излишнего драматизма. Она вышла из комнаты и стала искать Рут, которая должна была ждать ее с поздравлениями. Через пятнадцать минут безрезультатных поисков решила вернуться в хостел, чтобы забрать свои вещи. «Наверное, Рут поехала забирать близнецов или по делам матери», – подумала она. Ей было немного обидно, что та куда-то исчезла. Она взяла свою сумку и вышла из здания Королевского суда Бристоля, чтобы в последний раз пройти мимо демонстрантов и журналистов.

* * *

Лотти пошла вслед за Кэмероном. Несмотря на то, что на улицах было много туристов и вышедших на обед служащих, следуя за ним, она чувствовала себя немного смешной, потому что постоянно боролась с желанием пригнуться. Кэмерон неспешным шагом шел в сторону отеля – скорее всего, для того, чтобы забрать свои личные вещи, – но потом неожиданно свернул в кафедральный собор, находящийся рядом с отелем. Это было очень красивое здание, и Лотти не помнила, чтобы, будучи взрослой, когда-либо заходила внутрь. В школьные годы ее класс часто водили в кафедральный собор на уроки истории, но вот после школы ей не доводилось там бывать. Она помнила, что место нравилось ей тем, что там было тихо, и в течение веков ничего не изменилось.

Кэмерон сел в боковом приделе, а Лотти с мобильным телефоном в руке спряталась за колонной. Он сделал свое дело и должен был получить деньги. А потом должен будет встретиться с какими-то другими, не очень приятными людьми. Рядом с Кэмероном присела высокая женщина мощного телосложения. Лотти узнала ее – она видела эту женщину среди публики во время суда и в кафе в «Кэбот». Тогда Кэмерон убедил Лотти в том, что она все выдумывает, но Лотти все-таки была права: не так уж часто встречаются женщины такого высокого роста. В то время на ней были солнечные очки, поэтому было трудно рассмотреть ее лицо. Судя по всему, тогда Кэмерон хотел показать своей «работодательнице», что он уже чего-то добился. И, если вдуматься, Кэмерон действительно добился многого. Может быть, даже большего, чем планировал изначально.

Женщина поставила на пол пакет из супермаркета, кивнула Кэмерону и поднялась, чтобы уходить. Лотти пошла ей навстречу и преградила дорогу, положив ладонь на ее предплечье.

– Стойте на месте, – прошипела она. – Я сфотографировала вас двоих, так что если решите убежать, я вызову полицию, и ваша подружка Мария Блоксхэм снова моментально окажется в зале суда.

Вид у женщины был ошарашенный, но она никуда не торопилась бежать, а осталась стоять на месте. Кэмерон, наклонившись, пересчитывал деньги в пакете. Лотти присела с ним рядом.

– Ты чего здесь делаешь? – удивился он.

– Делаю так, чтобы ты никогда никому не дал прослушать ту аудиозапись. А также собираю на тебя достаточно компромата, чтобы сообщить в полицию, если ты хоть на пушечный выстрел приблизишься к моей семье, когда снова будешь в долгах и решишь использовать меня в качестве банкомата.

Кэмерон резко развернулся, схватил ее за лицо и сильно сжал пальцы. Лотти только усмехнулась в ответ. Таким же резким движением он отпустил ее и, отстранившись, пробурчал:

– Я же говорил, что не буду использовать эту запись.

– И я должна поверить на слово такому уроду, как ты?!

– Ты помогла мне сделать то, что было нужно.

– Ты заставил меня рассказать, что мой муж надо мной издевается! И не имеет никакого значения, что эта информация не должна выйти за пределы комнаты присяжных. Ты заставил меня врать самым подлым образом!

– Все уже позади. Мы это пережили, – заметил он.

– Ты так считаешь, дерьмо ты поганое? Думаешь, что все это можно легко забыть? Знаешь, что я поняла за время, когда была присяжной? Я поняла, что для того, чтобы изнасиловать, необязательно вставлять член. Я надеюсь, что у тебя снова будут проблемы и кто-нибудь другой заставит тебя почувствовать себя таким же беспомощным и ничтожным, какой чувствовала себя я. А теперь скажу тебе вот что: если я увижу тебя хоть еще один раз, то сразу пойду в полицию и расскажу все, что произошло. И тогда ты надолго сядешь. Скажи, что ты меня понял!

– Хорошо. Я уеду, как только выплачу долги.

– Отлично! И больше не возвращайся, – сказала Лотти, вставая. – И не морочь голову Джеку. У него есть мой номер, и я знаю, что он мне перезвонит. Скажи ему, что ты не готов, что ты ему не подходишь, говори все, что угодно, только не делай ему больно, гребаный ты лузер!

И она медленно пошла от него к ждавшей ее женщине. Кэмерон прошмыгнул мимо них, опустив голову.

– Так, значит, это вы заплатили ему за то, чтобы он добился оправдательного приговора? А я-то гадала, откуда у него столько информации, – сказала Лотти. – И каким же образом из двенадцати присяжных вы выбрали именно его?

– Он с самого начала не хотел быть присяжным. Все, что хочешь узнать, можно найти в Сети. Я за десять минут установила, что Эллис недавно объявил о своем банкротстве. В Сети нашлось много его фотографий с разными дамами. На одной из них он был запечатлен с двумя девушками, одетыми в одинаковые топы с логотипом одного казино. Как только я поняла, что ему нужны деньги, все стало предельно просто. Видимо, я неплохо умею «считывать» людей, – тихо ответила женщина, опустив голову.

Лотти увидела, что она плачет, и не могла понять почему: из-за того, что ее раскрыли, или из-за чего-то другого. Впрочем, для Лотти это не имело никакого значения. Она ощущала в себе дефицит понимания и всепрощения.

– Нет, вы даже очень хорошо «считываете» людей! Вы выбрали человека, который флиртовал со студентом, которому было сложно открыто признать свою нестандартную сексуальную ориентацию, и который шантажировал меня для того, чтобы я добилась нужного вердикта суда.

– Мне очень, очень жаль! Я не просила его об этом. Я даже не подозревала… – прошептала женщина. – Но вы поступили правильно. Мария Блоксхэм невиновна и не заслуживала того, чтобы попасть в тюрьму.

– Я тоже не заслужила, чтобы надо мной издевались, – заметила Лотти, нисколько не скрывая своего недовольства. – Вы считаете, что хорошо «считываете» людей? Тогда посмотрите на меня! У меня такое чувство, что я побывала в аду. Да, частично я заслужила то, что получила, но только частично. Он рассказал вам, что заставил меня сделать? – Женщина, не поднимая глаз, отрицательно покачала головой. – Он заставил меня лечь голой на кровать, раздвинуть ноги и делать вид, что я мертва. Вы считаете, что именно поэтому Мария Блоксхэм не должна была сесть в тюрьму? Честное слово, в этом я с вами совершенно согласна, но теперь вам придется жить, зная, что вы стали причиной того, что другой человек пережил этот ад. Когда в следующий раз решите кому-нибудь помочь, не забывайте о том, что ваши действия могут вызвать побочный эффект в виде сопутствующего ущерба кому-либо. Вы даже не представляете, какую боль мне причинили! Вы не сможете даже понять этого!

Женщина медленно села на стул, закрыла лицо руками и расплакалась. Лотти постояла с минуту, наблюдая за ней, а потом вышла из собора.