Глава 24

Мария сидела в Квинс-парке и бросала крошки голубям. В центре парка стояла конная статуя, от которой, как солнечные лучи, в разные стороны расходились дорожки, обсаженные деревьями. На этих дорожках стояли скамейки, но, несмотря на то, что здесь было много людей, чаще всего долго на них никто не засиживался. Это был, так сказать, проходной парк. Она еще издали увидела высокую фигуру широкоплечей Рут, которая гигантскими шагами шла в ее сторону. Рут присела рядом с ней на скамейку, вытянула ноги и закрыла глаза от солнца, светящего в лицо.

– Как тебе такая случайная встреча? – спросила она.

– Можно сказать, даже слишком случайная, – Мария рассмеялась. – Между прочим, ты можешь на меня смотреть, никто не запрещает.

Рут повернула голову и улыбнулась подруге.

– Не буду спрашивать, как у тебя дела. Вчера я была в суде. Не могу даже представить, как чувствует себя человек, личную жизнь которого обсуждают публично и так досконально. Тебе удалось хоть немного поспать этой ночью?

– Совсем немного. Давай не будем говорить о том, что было вчера. Как твои близняшки?

– Мария, послушай, мы должны об этом поговорить. Обвинение вызывает в суд психиатра. Тебе снова придется его выслушать. Я хотела бы помочь тебе подготовиться к тому, что он будет говорить, – произнесла Рут и протянула руку в ее сторону, все же не найдя смелости прикоснуться к ней.

– Мне нужна подруга, а не советчик. Давай лучше поговорим о тебе. Профессор Ворт скажет все то, что скажет, тут мы не в силах ничего изменить.

– Но я не хотела бы, чтобы ты отвечала…

– Так, как вчера? Я понимаю, что мне не стоило терять самообладания. В последнее время во мне все чаще закипают чувства. Я годами сдерживала себя, а сейчас, наверное, компенсирую и нагоняю упущенное… Как твоя мать?

– Все еще кричит на людей из окна автомобиля. В прошлые выходные в супермаркете уронила на пол коробку яиц специально для того, чтобы услышать звук того, как они бьются. Все еще думает, что мой отец жив, и мне ужасно больно каждый раз объяснять ей, что он умер. И каждый раз после этого она становится такой грустной… Вот это тяжело!

– Слава богу, что у нее есть ты, – Мария улыбнулась. – А как Леа и Макс?

– Они еще не поняли, что близнецы не обязаны находиться в состоянии постоянной конкуренции. Честно тебе признаюсь, что с облегчением оставляю их в яслях. Дома они забираются на стулья, диваны, комоды, вообще на любые предметы. И еще, теперь еда для них – это оружие, которым можно кидаться. Два года – не самый простой возраст.

– А ты помнишь, как мы с тобой разговаривали по телефону и ты сказала, что беременна? Мне кажется, тогда я разволновалась и обрадовалась даже больше, чем ты. Помню, что эта новость поддерживала меня в течение нескольких месяцев.

– Да, я помню, как тогда изменился твой голос. И ты поддержала мое решение провести искусственное оплодотворение. Все остальные считали, что я сумасшедшая, оттого что собираюсь рожать, не имея при этом партнера.

– Ну, вот видишь. Ты сама растишь детей и продолжаешь заниматься горячей линией. Я удивлена, что у тебя вообще остается время на себя.

– Получается, что это ты меня поддерживаешь, а не наоборот, – улыбаясь, ответила Рут. – Кстати, мне нравится твоя новая прическа. Каково это, вновь управлять своей жизнью?

– Такое ощущение, что я только что вышла из тюрьмы.

Рут понимала, что в случае Марии от тюрьмы не стоит зарекаться.

– Ты можешь признаться в суде, что долго поддерживала со мной связь, – предложила она. – Ведь я – единственный человек, который может подтвердить то, как он к тебе относился. Обвинение утверждает, что ты обманываешь суд и все было совсем не так, как ты говоришь. Я же подтвержу, что мы с тобой уже давно общаемся, и я знаю, как тебе было плохо. У меня есть записи твоих разговоров.

– Нет, ничего из этого не получится. Если я заявлю суду, что смогла собрать деньги на телефонные звонки, выходила, чтобы купить телефон, клала на него деньги и связывалась с тобой, то все это будет свидетельствовать о том, что у меня было достаточно сил, чтобы его бросить. Ты была человеком, с которым я поддерживала связь. Но я же неоднократно заявляла о том, что осталась совсем одна, и от этих утверждений не могу отказываться… – Мария улыбнулась. – Ничего хорошего из этой затеи не выйдет, и ты сама это прекрасно знаешь. Записи наших разговоров доказывают то, что я говорила с тобой, но не являются неоспоримым доказательством того, что это происходило на самом деле. Обвинение скажет, что я что-то наболтала в полоумном состоянии или просто хотела привлечь внимание к своей персоне. Они точно все это вывернут наизнанку и придадут словам совсем другой смысл. Я уже слышу, как Имоджин Паскал говорит: «Так, значит, миссис Блоксхэм, вы выходили из дома, чтобы класть деньги на счет, но при этом не были в состоянии связаться с врачом или добраться до приюта для жертв домашнего насилия? Все это звучит не очень убедительно».

Мария осталась довольна тем, как ей удалось изобразить голос обвинителя, но на лице Рут улыбки не было.

– Принудительный контроль – это сложная вещь. И в каждом конкретном случае все бывает по-разному. Ты была не в состоянии принимать рациональные решения. Очень немногие жертвы осознают, в каком тяжелом положении они находятся. А когда осознают, то часто бывает уже слишком поздно.

– В конечном счете, все опять сводится к ситуации, кому поверят присяжные: мне или жертве. И учитывая, что Эдвард уже ничего не может сказать в свою защиту, присяжные будут относиться к моим словам с еще большим недоверием. В конце процесса Джеймс Ньюэлл выступит с речью. И я в него верю.

– Обвинение тоже выступит с заключительной речью. Не стоит ожидать милосердия от Имоджин Паскал. Я должна чем-то тебе помочь! – Рут в ярости сжала лежавшие на коленях ладони в кулаки, такие же большие, как у сильного мужчины.

Марии было жалко Рут, которая выглядела не очень женственно. Она не смогла найти партнера, который не судил бы о ней исключительно по внешнему виду. Рут всегда хотела иметь семью, но дети у нее появились только после искусственного оплодотворения. С другой стороны – и Мария знала это по собственному опыту, – наличие мужа не являлось гарантией семейного счастья. В каждом человеке заложено желание не быть одному, чувствовать ночью тепло другого человека, иметь лучшего друга – и в этом смысле Рут не была исключением из правила.

– Ты ничем не можешь мне помочь. Ты можешь только смотреть. Позволь мне самой разобраться со всем этим. И я готова к самому худшему.

– А если я к этому не готова? Ты нашла меня и попросила о помощи! И я сказала, что всегда буду тебе помогать! – Рут с раздражением смахнула накатившую слезу.

Мария решила забыть о том, что они договорились не подходить слишком близко друг к другу во время встречи и не прикасаться. Она подвинулась на скамейке ближе к подруге и взяла ее за руку.

– Иди домой. Поцелуй от меня близняшек. Я их когда-нибудь точно увижу – на следующей неделе или лет через двадцать…

Она быстро поцеловала Рут и встала. Если у нее остается всего несколько дней свободы, ей хотелось провести их, гуляя и смотря на мир. Если все пойдет не так, плакать можно будет потом…

– Я не могу позволить, чтобы тебя осудили, – произнесла Рут, не поднимая глаз, тоном настырного ребенка.

– Пожалуйста, уважай мои желания. Я покончила с Эдвардом. Езжай домой и наслаждайся вечером в кругу семьи. Цени каждую минуту, которую ты с ними проводишь.

Мария вышла из парка через противоположный выход, а не тот, в который зашла Рут. Она заставляла себя держать голову высоко и смотреть на небо и деревья, а не брести, уперев глаза в землю. Суд неизбежно подходил к концу. После того как профессор Ворт напакостит ей, насколько сможет, выступят адвокат и прокурор, потом судья подведет итоги процесса, после чего ей вынесут приговор. Она столько месяцев ждала начала этого суда, что казалось просто невозможным, что финал так близок. Вскоре она узнает, что ее ждет: свобода или тюремный приговор. Мария подставила лицо солнечным лучам и решила получить удовольствие от этого дня, который мог оказаться ее последним днем на свободе. С юга дул легкий ветерок. Было все еще жарко, но не очень влажно. В небе порхали птицы. В ее собственной голове раздавалось тиканье часов, отсчитывающих минуты до момента, когда решится ее судьба. Она старалась не думать о том, что может оказаться в тюрьме, но вероятность попадания туда была настолько большой, что она не могла ее игнорировать.

Если ее осудят, то она, скорее всего, попадет в тюрьму Ист-Парк в Фалфилде, расположенном к северу от Бристоля. Пару месяцев назад Мария прочитала о ней в Интернете, в публичной библиотеке. Очень удивилась, что в Сети можно найти все, что угодно: от рецептов блюд до адресов салонов по уходу за телом, способов маникюра и клининговых услуг. По крайней мере, заключенные могли позволить себе выглядеть красиво, кладя яд в еду любовников, а также узнать наверняка, как после убийства лучше всего избавиться от тела. Хотя сейчас все это уже не кажется таким смешным… А вот гулять – это хорошо! Мария решила, что сегодня будет гулять до вечера. Насмотрится всего по максимуму. И если ей суждено оказаться в камере, то она насладится свободой по полной, пока есть такая возможность.