С утра Илья Алексеевич явился в штаб Отдельного корпуса жандармов на Фурштатской в кабинет Брусникина. Полковник весьма любезно встретил сыщика, хотя и выглядел озабоченным: из утренних газет следовало, что после вчерашней выходки у Коммерческого банка министр финансов Витте получил ультиматум с требованием остановить реформу. По пути сюда Илья Алексеевич слышал, как мальчишки-газетчики выкрикивали сенсационные заголовки: «Народовольцы шантажируют правительство!», «Формула профессора Горского обрушит рынок!», «Правительство собирается на срочное заседание!».
На столе Брусникина стояли ящики со слитками, доставленные из третьего участка Спасской части.
Глебова сидела на стуле, уставившись в окно. Появление Ильи Алексеевича оставило ее безучастной.
– Мы задержали вашего «фальшивомонетчика», – начал Илья Алексеевич. – Им оказался Гриша Капай, помощник Гали-Дудки, мошенницы из Одессы, проводившей здесь медиумические сеансы под видом мадам Энтеви. К смерти Крючина, равно как и к смерти профессора Горского, он не причастен.
Глебова бросила взгляд на сыщика, в котором презрение мешалось с удивлением, и снова отвернулась к окну.
– Столько смертей ради идеи о всеобщем счастье…
– Сколько? – вдруг вспыхнула революционерка. – Две?
– Если считать мадам Энтеви, то – три.
– Да пусть будет хоть сто тридцать три! Пятьсот тридцать три! Миллион тридцать три! – глаза арестованной загорелись нездоровым блеском. – Что вы причитаете, как старая бабка, Ардов?! Новый мир создается с кровью! И нет той цены, которую не мог бы заплатить настоящий патриот, чтобы купить за нее подлинную свободу для всех. Свободу, счастье и справедливость.
Илья Алексеевич не ожидал такого напора. Он обратил растерянный взгляд на Брусникина, который молча сидел за столом и что-то писал. Полковник закатил глаза к потолку, как бы говоря: «Ну что вы хотите? Вас предупреждали, революционеры – поголовные психи».
– Зачем же вы всё это затеяли, если в итоге формула не работает? – искренне удивился Ардов; он все никак не мог поверить, что тот кровожадный раж, в который прямо на его глазах неожиданно впала подозреваемая, является не формой театрализации и истинной сутью этой весьма симпатичной особы.
– Почему это «не работает»? – обеспокоилась Глебова.
Илья Алексеевич зачерпнул из коробки пригоршню слитков и бросил на стол.
– Да потому, что это не золото, а свинец.
Арестантку это заявление если и смутило, то лишь на мгновение – она тут же овладела собой.
– Нам просто не хватило времени, чтобы изготовить достаточное количество, – снисходительно ухмыльнувшись, пояснила она. – Уж поверьте, скоро мы утопим этот мир в золоте!
– Где же эта формула? – простодушно спросил Илья Алексеевич.
Глебова принялась зло хохотать.
– Формулу захотели? Вот вам! – Она показала Ардову пальцы, сложенные особым образом в неприличную фигуру. – Ничего вы не получите! Ваша прогнившая власть пойдет ко всем чертям!
– Статья 296-я «Уложения о наказаниях», – вступил в разговор Брусникин. – «Распространение ложных слухов с намерением спровоцировать сопротивление законным властям». До 8 лет каторги с лишением всех прав состояния.
– Да почему «ложные»-то? – Глебова, кажется, даже обиделась. – Говорю же вам – формула в надежных руках! И как только истечет срок, данный правительству для ответа, мы завалим золотом всю Россию – и уже не крашеным, а самым настоящим. Нас не остановить! Моя смерть ничего не изменит!
– В таком случае у меня последний вопрос, – пытаясь сохранять хладнокровие, проговорил сыщик. – Откуда вы получили недостающие элементы формулы, которые Капай подсунул профессору через мадам Энтеви?
Глебова хотела что-то ответить, но неожиданно закатила глаза, побледнела и грохнулась со стула.
– Похоже, ее надо в больницу! – растерянно проговорил Илья Алексеевич.
Брусникин потряс колокольчиком со стола, и в кабинет вошел унтер-офицер с красным аксельбантом.
Прямо на выходе из штаба Илью Алексеевича пригласили в черную карету. Через четверть часа он уже стоял в кабинете обер-полицмейстера.
– Это чертово письмо, о котором трещат газеты, к сожалению, правда, – без всяких вступлений сообщил Райзнер, нервно фланируя по кабинету. – Витте действительно его получил. Копии – в редакциях, у банкиров, промышленников, в Правительствующем Сенате и у великих князей. Шантажисты требуют отменить денежную реформу, иначе угрожают выбросить на рынок тонны золота, нашлепав его по формуле Горского.
Обер-полицмейстер подошел к столу и принялся дергать за ручку верхнего ящика, который не поддавался.
– Все понимают, что создать искусственное золото невозможно… – он наконец нащупал ключик под бумагами на столе, отомкнул ящик и вынул оттуда золотой слиток, – но против этого сложно возражать.
– Не стоит беспокоиться, ваше превосходительство, – это всего лишь позолоченный свинец.
– Это настоящее золото, Ардов! – отчаянно взвыл Райзнер. – Вчера его швырнула в толпу ваша сумасшедшая революционерка.
Известие ошеломило Ардова.
– Ошибки быть не может?
Райзнер обреченно помотал головой:
– Его только что вернули из университета, вот заключение сразу трех профессоров! – Сановник помахал листами бумаги. – Девяносто шестая проба, чище не бывает.
Илья Алексеевич взял слиток, повертел в руках, потом достал из кармана такой же и положил рядом – это была чушка из квартиры Глебовой.
– У меня такой же. Только из свинца. Всего лишь позолоченный.
Обер-полицмейстер поднес оба бруска к глазам.
– Вот как? – пробормотал он. – Ну, это понятно: были из свинца, стали из золота. Это же и есть алхимия! – отчаянно проговорил он и без сил опустился в кресло.
– Август Рейнгольдович, помилуйте! – не выдержал Ардов. – Все слитки были просто позолочены и в таком качестве представлены толпе. В штабе Третьего управления таких чушек – два ящика!
– А этот?
– А этот был подлинным, – согласился сыщик. – Чтобы произвести на вас впечатление.
– Илья Алексеевич, – тяжело вздохнул Райзнер, – даже если вы правы, что это меняет? Градус истерии столь высок, что реформы наверняка отменят.
– Я понимаю всю серьезность положения.
– Вы не представляете, в каком состоянии сейчас Сергей Юльевич…
По дороге к обер-полицмейстеру Ардов по привычке мысленно бродил по закоулкам своих «римских комнат» в надежде приметить пропущенные детали в событиях последних дней. Когда карета остановилась, он как раз пролистывал книги у этажерки в подвале Горского в день его смерти. Мысленно ткнув на место испещренный пометками «Санскрито-русский словарь» Коссовича, он успел взять в руки потертый том с золочеными буквами на обложке «Basilius Valentinus» и – спрыгнул с подножки кареты.
Сейчас, когда в кабинете образовалась напряженная тишина, Илья Алексеевич невольно обнаружил у себя в руках воображаемую книгу из библиотеки Горского, которую так и не успел вернуть на полку. Он откинул обложку и увидел на левом форзаце отпечаток искусного экслибриса, который при первом просмотре пролистнул без внимания. Вокруг знака, где дракон был заключен в колбу, извивалась лента с буквами: наверху был девиз «Оbscurum per obscurius», а внизу – надпись «Изъ коллекцiи Ивана Глебова». В то же мгновение в голове Ардова раздался женский голос: «Дядя еще жив, но он сошел с ума. Когда-то он был ученым, путешествовал по Индии… Искал секреты вечной жизни. Однажды ему дали там отведать какое-то зелье, и…»
Это был голос Глебовой.
– Где он сейчас? – спросил Ардов.
«В лечебнице для душевнобольных святого Николая Чудотворца», – ответила натурщица.
– Витте? – послышался удивленный голос Райзнера. – Думаю, у себя, на Фонтанке… А что?
Илья Алексеевич смутился: оказалось, что вопрос, обращенный во время того разговора к Глебовой, он только что произнес вслух.
– Виноват, – кашлянул сыщик. – Я хотел сказать, что, если истерию подогревают газеты, следует ими же и воспользоваться.
– Мы не можем заткнуть им рот, – помотал головой обер-полицмейстер, все еще с недоумением поглядывая на Ардова.
– И не надо, – голос сыскного чиновника зазвучал уверенно и бодро – это постепенно вселяло надежду в хозяина высокого кабинета. – Мы проведем публичный эксперимент, чтобы доказать, что золото по формуле Горского получить невозможно.
– Прекрасная идея, Ардов! Но – как?
– Вы поручили мне найти формулу, по которой Горский произвел золото…
– Да, – согласился Август Рейнгольдович, – но неужели вы…
– Формула нами практически восстановлена, – заявил Илья Алексеевич, хотя, по правде сказать, такое утверждение было преждевременным. – Думаю, завтра мы сможем приступить к опыту.
Райзнер встал из-за стола, расставил руки и как завороженный двинулся к сыщику.
– Я ни секунды в вас не сомневался, Илья Алексеевич, – сановник слегка приобнял сыскного агента, а потом принялся горячо трясти его руку. – Ни секунды… Вы спасаете империю!.. Идея с публичным экспериментом великолепна! Все будет открыто и демократично, никто не посмеет упрекнуть нас в манипуляциях… Только не завтра.
Илья Алексеевич сделал вопросительный взгляд.
– Завтра уже поздно, – пояснил Август Рейнгольдовч. – Эксперимент длится пять дней, а нам необходимо успеть получить сведения до 3 мая – на этот день Его Величество назначил заседание Финансового комитета. Сумеете?
– Постараюсь, – ответил Ардов, понимая, что другой ответ здесь не подразумевается.
– Пять дней – это, конечно, срок, – продолжил что-то прикидывать в уме Райзнер, – но, я думаю, мы с Сергеем Юльевичем сумеем сдержать натиск, пока вы не принесете нам победу.
Вдруг взор обер-полицмейстера сделался беспокойным:
– Постойте, а если у вас и вправду получится золото?
– Значит, народовольцы правы, – беспечно ответил Илья Алексеевич, – век золота прошел, и оно действительно ничего не стоит.
Райзнер поднял растерянный взгляд на собеседника: шутит или серьезен? Впрочем, Август Рейнгольдович уже привык к этим странностям молодого человека.