Глава 35

Формула

Город гудел от беспорядочного трезвона: по случаю светлой седмицы на колокольни пускали звонить подростков – отбоя не было. Улица была полна торговцами и нарядными обывателями.

– Сыр-колбас – все для вас! – надрывался нанятый гастрономической лавкой разносчик с деревянной рамой на плечах, увешанной связками колбас и расфасованными в оберточную бумагу четвертьфунтовыми кусками сыра.

Рядом мороженщик с ящиком на колесах ловко обслуживал дам и детвору: специальной ложкой навертывал шарик, клал на бумажку и втыкал деревянную палочку.

На углу Погонной мальчишка-газетчик выкрикивал новости:

– Русский гений убит тайными заговорщиками! Враги России нанесли подлый удар!

Илья Алексеевич на ходу просмотрел «Санктъ-Петербургскіе вѣдомости». Анчиповский не пожалел красок, живописуя как само кровавое преступление, так и весь ужас грядущего экономического краха империи.

У самого дома Аладьина расположилась торговка с тележкой под полосатым тентом, где у нее стояли бочонки с баварским квасом и лимонадом. Миловидная девица в фартуке попыталась соблазнить Илью Алексеевича стаканом лимонада.

– В следующий раз, – отказался сыщик и устремился к подъезду, где маялся городовой.

Из короткого доклада блюстителя уличного порядка следовало, что никаких происшествий вокруг господина студента за последние сутки не совершилось. Ардов поднялся на самый верхний этаж.

Аладьин сидел в неубранной постели, неотрывно смотрел в точку на стене и время от времени вздрагивал, словно по телу пробегала судорога. Убранство комнаты было скупым – стул, стол, кувшин, керосинка. На оберточной бумаге лежали аккуратно порезанные кусочки сыра – очевидно, остатки скромного вчерашнего ужина.

– Вы написали формулу? – поинтересовался Илья Алексеевич.

– Они п-придут за мной, – продолжая пялиться в стену, пробормотал студент.

– Прекратите истерику, у входа дежурит городовой, можете быть покойны.

Аладьин взглянул на сыщика и, кажется, немного пришел в себя.

– П-профессор скрытничал и не п-показывал всей формулы. Он даже специально меня п-путал.

– Это можно понять. Так вы восстановили?

Дрожащей рукой молодой человек протянул лист бумаги, испещренный нервными значками.

– Мне п-пришлось вспомнить каждую деталь, – произнес он жалобным тоном, будто эта работа доставила ему нестерпимую боль. – Единственное, чего я не могу п-предоставить, это рецепт сока сомы. Он был записан у п-профессора отдельно.

Илья Алексеевич замер на мгновение, потом пошарил в жилетном кармане и предъявил клочок бумаги, который был извлечен Жарковым из кулака умерщвленного профессора.

– Это?

– Откуда она у вас? – удивленно протянул начинающий алхимик.

В дверь постучали.

– Это он! – выкрикнул Аладьин, забился в угол и укутался одеялом.

– О чем вы? Кто – «он»?

– Настал мой черед… – прошептал несчастный.

– Успокойтесь! Убийцу, скорее всего, уже поймали, – как можно спокойней проговорил Ардов, направляясь к двери.

– Вот как? – с надеждой прошептал Аладьин. – И кто же это?

– Некий месье Люк, гастролер из Одессы. Вы должны его помнить, он приходил к Горскому.

– Лысый? – просиял студент.

– Угу.

Ардов отворил дверь. В комнату ворвался возбужденный Шептульский. От него чувствительно разило сивухой.

– Вот вы где, Илья Алексеевич! – озабоченно проговорил филер, беспокойно вращая глазами. – Насилу вас отыскал.

Заметив на столе кувшин, Шептульский бросился к нему, не обращая внимания на закутанного в одеяло Аладьина.

– Она совсем не та, за кого себя выдает! – заявил Кузьма Гурьевич и принялся с жадностью глотать воду.

– Кто? Куда выдает? Нельзя ли поконкретней?

Отрываясь от кувшина между глотками, Шептульский доложил о ночном приключении. Известие ошеломило Илью Алексеевича – такого оборота он не ожидал.

– Уверен, после этого, который без пальца, был и третий. А может, и более, – предположил Кузьма Гурьевич в заключение, мужественно признав, что не сумел исполнить миссию в полном объеме из-за угрозы разоблачения.

– Что ж, идемте, – вздохнул Илья Алексеевич.

– Господа, прошу меня защитить! – подал голос Аладьин.

Шептульский с удивлением взглянул на хозяина каморки, как будто увидел его впервые:

– От кого?

– От Глебовой – это же очевидно! – взвизгнул юноша. – Она убила Крючина и Горского… Следующим буду я…

Глава 36

Золотой слиток

– А она съехала, – сообщил слесарь, у которого снимала комнату Глебова.

Он сидел на крыльце и лудил посуду; в ногах у него резвилась беспечная дворняжка.

– Съехала? – растерялся Илья Алексеевич.

– Ну да, – подтвердил хозяин, продолжая деловито растирать паклей расплавленное олово по днищу кастрюли.

Тут же, во дворе, дородная супруга слесаря помешивала кипящее белье в чане на огне.

– Уж два часа как! – подключилась она к разговору. – А то, что дворник ее не зарегистрировал, – нашей вины нету. Платила она исправно, а за прочее – не нашего ума.

Ардов поморщился: от женщины явственно тянуло резиной.

– А куда съехала, не сказала?

– Кажись, в Калугу. Подруга там у ней, что ли.

– А где ее комната? Можно взглянуть?

Слесарь кивнул в глубь жилища.

Осмотр помещения никаких открытий не дал. Единственное окно выходило на глухую стену. Под облупленным подоконником валялась кривая табуреточка, которую, вероятно, использовали, чтобы выбираться наружу через окно, не тревожа хозяев. Надо полагать, именно этим путем Глебова незаметно покидала жилище, нарядившись в костюм рабочего с городских окраин.

На столе валялись газеты. «Расправа надъ русскимъ алхимикомъ», – прочел заголовок Ардов. Как видно, девушка внимательно следила за общественной жизнью.

Уже выходя, Илья Алексеевич заметил, что увязавшаяся за ним дворняга упорно тычется мордой в пол меж рассохшихся досок под подоконником, словно пытается извлечь какое-то лакомство. Отковырнув гнилую половицу, сыщик вынул из щели небольшой слиток желтого металла. На поверхности красовались объемные буквы «НИЧТО».

– Матерь божья, золото! – прохрипел Шептульский и тут же бросился расковыривать доски в надежде обнаружить клад.

– Думаю, этот случайно завалился, – попытался остудить пыл филера Илья Алексеевич. – Уходили в спешке.

– Это ж сколько золота было, если по дороге слитки теряли? – присвистнул Кузьма Гурьевич.

Ардов не удержался:

– Почему же вы не вернулись сюда после Мучного переулка?

– Вернулся! – горько воскликнул Шептульский таким тоном, словно этот вопрос был уже неоднократно обсужден. – Вернулся и был на посту, – он приложил руки к груди в знак искренности. – Но ведь третьи сутки без сна и пищи! Кому такое под силу? Разве только сыну Зевса и Алкмены!.. – Он смиренно потупился. – Был пленен сетями Морфея.

Илья Алексеевич вздохнул и направился к выходу, опасаясь, как бы Шептульский в припадке велеречивости не начал декламировать Гомера.