Глава 27. Чеча в клетке

Ардов плавал в сизых сигаретных волнах меж бильярдных столов, чувствуя себя засыпающей в удушье снулой рыбой. Оглушенный открытием, сделанным час назад в кабинете обер-полицмейстера, он до сих пор не мог прийти в себя и избавиться от какого-то кислого рассола, которым, как ему казалось, наполнилась его голова наподобие аквариума. Ноги сами собой привели в «Пять шаровъ».

«Необходимо попытаться восстановить картину происшествия», – дал себе приказание Илья Алексеевич.

Он подошел к столу, где в тот вечер играли последнюю партию Костоглот и Остроцкий. Сейчас здесь завершала схватку в обычную «пирамиду» пара разгоряченных джентльменов, один из которых, низкий и коренастый, был настроен благодушно и игриво, а другой, высокий, с серым лицом, испытывал явное раздражение. Объяснением настроению мужчин служил ход поединка, в котором коренастый одерживал верх, явно чувствовал себя в ударе, поминутно острил и выделывал ногами всякие кренделя. Зрители возбужденно галдели, ожидая новую веселую выходку.

– Василий Парамонович, куда же вы целитесь, там ведь нет лузы! – изобразил преувеличенное беспокойство мужчина. – Впрочем, чувствую, сейчас будет!

Шутник обернулся к зрителям и получил в награду очередной взрыв хохота. Высокий и вправду двинул кием с какой-то особой злостью, шар с грохотом посчитал все четыре борта и успокоился почти на том же месте, откуда и начал движение.

– Как-то под утро довелось мне возвращаться с любовного свидания, – начал коренастый очередной анекдот к удовольствию публики, одновременно натирая кий мелом. – Перед дверью потер рукой белую стену, помазал лоб, брюки… – Он указал на собственные брюки в меловых пятнах. – «Прости, – говорю дорогой супруге, – встретил свою первую любовь – и не удержался». – «Брось врать, – говорит мне моя благоверная, – опять всю ночь в бильярд играл!»

Шутка опять вызвала восторг. Коренастый сделал эффектный удар, отправив шар в лузу, и развел руки, как бы желая принять аплодисменты, которыми наградили его зрители.

– Извините! – визгливо протянул поверженный противник. – После соударения битка и прицельного шара как минимум один из них должен коснуться двух разных бортов!

Коренастый с недоумением посмотрел на стол.

– В случае нарушения правил неправильно забитый шар должен быть выставлен, а удар переходит сопернику, – продолжил долговязый.

Ардов огляделся. Допустим, примерно так закончилась партия с участием Костоглота. Что было дальше? К нему подошла Найденова и тихо напомнила о Кулькове, с которым Касьян Демьянович пообещал встретиться. Впрочем, если допустить, что Костоглот все же является Хряком, то никакого особого политеса для встречи не требовалось – бывший подельник мог запросто заявиться в «Пять шаровъ», благо обстановка здесь чужда высокомерия и членские билеты при входе не спрашивают.

Илья Алексеевич представил, как три дня назад, уже за полночь, в почти опустевшем клубе появился крепко сбитый мужчина в твидовом костюме с узором «гусиная лапка». Оглядев зал, он вразвалочку направился к дальнему столу, где одиноко катал шары глава правления железнодорожного общества.

– Талан на майдан, Касьян Демьяныч! – поприветствовал Куль старого приятеля.

Костоглот, узнав хриплый голос, даже не обернулся.

– И тебе не хворать.

Проследив за отлично исполненным карамболем, Куль продолжил попытку завязать разговор:

– А ловко ты намастырился шары класть! Если бы не моя кри…

– Зачем пришел? – грубо оборвал Костоглот.

– Ого, – недобро ухмыльнулся каторжник. – Нелюбезно старого фартицера встречаешь.

Костоглот, оставив замечание без внимания, обошел стол, выбирая позицию для нового удара.

– Уж не арапа ли ты решил запустить, а? Касьян Демьяныч? Я к тебе за тарбынкой.

– За дуваном завтра придешь, спросишь у маркера. А ко мне больше не лезь.

– Это что же? – слегка возвысив голос, произнес Куль с капризной интонацией. – Думаешь, пару косух отгрузишь и в расчете? Сам-то, я смотрю, на куклима сходил, весовым грачом сделался.

Костоглот беспокойно огляделся, желая понять, не привлекла ли чье-нибудь внимание своеобразная манера речи его собеседника. Кажется, никто из посетителей не обратил внимания. Костоглот подошел вплотную к Кулю и посмотрел в упор.

– Мой глаз яманный тебя не касается, – тихо, но с явной угрозой произнес он. – Возьмешь завтра ренцель, а сейчас хряй по добру.

В глазах Касьяна Демьяновича бурлил такой крутой кулеш, что Куль невольно скукожился, отвел глаза в сторону и запустил под усы гадливую улыбочку.

– Не могу, Касьян Демьяныч, – прогунявил он и положил на стол картонную папочку, которую держал в руках. – Бумажки тут. Подпиши – и в расчете.

Подумав, Костоглот извлек из папки несколько листов, быстро просмотрел и тут же, на глазах Куля, разорвал на мелкие кусочки, сделав на столе кучку. Куль, не стирая с лица улыбочки, молча смотрел на горку рваной бумаги. Для большей наглядности Костоглот зачерпнул пригоршню клочков и высыпал бывшему подельнику на голову. Куль застыл как каменное изваяние, не успевая решить, как вести себя дальше.

Взяв со стола бильярдный шар, Костоглот направился к выходу.

– Господин кого-то ищет? – раздался учтивый и одновременно развязный голос. Ардов вынырнул из видения, которое сам себе напридумал, в реальное пространство и обнаружил перед собой щуплого господинчика в жилетке с бабочкой, похожего на грача. – Позвольте представиться – Альберт Викентьевич Дурылин, распорядитель заведения.

– Où est votre marqueur? – почему-то перешел на французский Илья Алексеевич. Он повертел головой, желая обнаружить в зале благообразного седовласого старичка.

– Селиван! – крикнул куда-то в человеческую гущу «грач» и указал на Ардова. – Устрой господину стол.

– Non! – возразил Илья Алексеевич. – Я хотеть участвовать турнир карамболь, – неожиданно для самого себя заявил он, изображая французский акцент.

– Для нас большая честь, – расплылся в особой улыбке Дурылин. – Позвольте проводить.

Распорядитель подвел Ардова к стойке с квадратной столешницей, обтянутой зеленым сукном, на которой покоилась толстая раскрытая тетрадь. Уплатив взнос, Илья Алексеевич самолично заполнил на разграфленной странице строчку под номером 36.

– Все хитришь, а жопа голая, – вдруг кто-то сказал сиплым голосом прямо на ухо Илье Алексеевичу.

Сыщик обернулся. На него желтым глазом смотрел большой пепельно-серый попугай с пурпурным хвостом. Он сидел в клетке.

– С позволения сказать, с позволения сказать, – продолжила птица.

– Это господин Чеча, наш главный распорядитель, – представил пернатого обитателя клуба Дурылин.

– Чеча хор-р-роший, Чеча хор-р-роший, – подтвердил попугай.

– Прошу не судить строго-с, Чеча обитает в самом эпицентре человеческих страстей, поэтому взял себе за правило иногда напоминать посетителям о наиболее постыдных проявлениях падшей человеческой натуры. Да-с…

– Жопа голая, жопа голая, – повторил жако, покачиваясь на жердочке.

– Чеча, это неприлично, – укорил птицу распорядитель и обернулся к Ардову: – Милости просим в воскресенье к пяти. Позволю заметить, записаны лучшие игроки. Есть и из других городов, – добавил он особым многозначительным тоном.