Книга: Змеиная голова
Назад: Глава 24. Последняя попытка
Дальше: Глава 27. Чеча в клетке

Глава 26. Страшное открытие

Благородная седина, ухоженные, слегка подвитые баки, волевое, но не лишенное при этом сентиментальных морщинок лицо, крупный, похожий на утиный нос, высокий лоб, переходящий в лысину… Ардов смотрел на портрет, приклеенный на картонку с вензелем одесского фотографического ателье Вольфа Чеховского на Дерибасовской, 13, и пытался собраться с мыслями. Неужели дерзкое предположение о том, что нынешний Костоглот является фальшивым, находит свое подтверждение? Идея была столь фантастической, что Ардов оказался не готов, заглянув в редакцию «С.-Петербургскiхъ Вѣдомостей», извлечь из запечатанного сургучом конверта портрет совершенно незнакомого человека. Но именно его прислал одесский корреспондент на адрес редакции в ответ на просьбу Клотова разыскать и выслать срочной бандеролью изображение коммерции советника Касьяна Костоглота. Ардов испытывал странное ощущение: физиономия была ему явно неизвестна, но вместе с тем от фотографии исходило нечто знакомое. Сыщик никак не мог ухватить это чувство за хвост и разобраться в его природе.

– Не желаете водички? – учтиво поинтересовался Арсений Карлович, приметив, как чин сыскного отделения судорожным движением отправил в рот какую-то пилюльку.

Сам редактор оказался в отлучке, поэтому конверт Ардову вручил его помощник.

– Чернослив, – ответил Илья Алексеевич.

Спохватившись, он извинился, затряс головой, поблагодарил молодого человека за помощь, попросил передать поклон господину редактору и, опрокинув по дороге стул, помчался по ступеням на улицу.



Фото настоящего Костоглота повергло обер-полицмейстера в шок. Он буквально окаменел за столом и провел в молчании несколько минут, медленно переводя взгляд с карточки на фикус в углу и обратно.

– Получается, что подозрения все-таки подтвердились, – решился вступить Ардов. – Костоглот – Хряк. Самозванец и мошенник.

Надо отдать должное Августу Рейнгольдовичу: он не впал в истерику, не стал отказывать неоспоримому факту в праве на существование, не попытался обвинить чина сыскного отделения в неуместной активности. Подобные проявления человеческой слабости Илья Алексеевич хотя и не ждал от господина обер-полицмейстера, когда пытался по дороге к нему предугадать возможную реакцию, но все же не мог исключать и потому заранее к ним приготовился.

– По официальным отчетам выручка общества за прошлый год составила всего триста тысяч рублей, – проговорил сыщик. – А расходы и гарантированная акционерам прибыль – четыре миллиона. Таким образом, государство должно доплатить на содержание частной компании три целых семь десятых миллиона рублей, что в двенадцать раз превышает доходы общества.

Райзнер встал и прошелся вдоль стола. Было видно, что сумма буквально ошарашила его.

– Итак, картина преступления выглядит следующим образом, – медленно произнес он. – Остроцкий раскрыл махинации лже-Костоглота и начал шантаж, желая при этом сохранить инкогнито. Он отыскал бандита Кулькова и устроил ему встречу с бывшим подельником в «Пяти шарахъ». Во время переговоров Куль был убит Костоглотом в припадке бешенства, что подтверждает жилетная пуговица, оставшаяся в руках покойника, очевидно, в результате потасовки, предшествовавшей смерти.

– Август Рейнгольдович, показания, полученные от покойного артиста Лянина, указывают на то, что на момент, когда Костоглот оставил клуб, Куль был еще жив. Лянин видел, как тот вышел на улицу вслед за Костоглотом, а потом возвратился внутрь.

– Ну и что? – возразил обер-полицмейстер. – Вернулся позже и довершил дело.

– Но показания Лянина…

– Лянин был влюблен в Найденову! – перебил Август Рейнгольдович. – Ей ничего не стоило упросить своего воздыхателя дать вам на допросе выгодные для Костоглота показания.

Ардов невольно скривился, поскольку рот наполнила жгучая слюна с горьким вкусом кайенского перца. Он не удержался и, извинившись, воспользовался колбочкой из кожаной манжеты на левом запястье, выронив из нее на ладонь пару пилюлек и отправив их в рот. Постепенно приступ горечи прошел.

– Вы не знаете, на какие коварства способна женщина ради возлюбленного! – разглагольствовал обер-полицмейстер, прохаживаясь по кабинету. – Даже и не ради возлюбленного, а ради идеи, которую взяла себе в голову. Устоять бывает решительно невозможно даже хладнокровному человеку, что уж говорить про этого вашего артиста, который, судя по всему, был личностью крайне неуравновешенной.

Август Рейнгольдович налил воды из графина и медленно выпил, очевидно укладывая в это время какие-то мысли.

– Потеряв подельника, Остроцкий тем не менее не оставил затеи и ночью разместил голову кабана в кабинете Костоглота, – продолжил реконструировать события Райзнер.

– Сам? – удивился Ардов.

– Сейчас это не имеет значения, – возразил начальник полиции. – Главный вопрос – зачем? Полагаю – для усиления давления. Мол, твое прошлое нам хорошо известно, убийство твоего бывшего подельника нас не остановит. Если не пойдешь на сделку, растаскаем твое грязное бельишко по редакциям, ославим так, что вовек не отмоешься.

– Но Хряк догадался, кто затеял с ним игру, явился в министерство и расправился с шантажистом, – продолжил Ардов ход мысли, предложенный начальником.

– Обронив при этом табакерочку, – задумчиво отметил Август Рейнгольдович, очевидно представляя, какими доказательствами будет возможно защитить обвинение в суде.

– Которую сейчас выставляет как подарок, сделанный Остроцкому ранее, – на всякий случай заметил Илья Алексеевич.

– А разве у него было для этого время? – удивился обер-полицмейстер. – Когда вы видели табакерку у него в кабинете?

– Во вторник днем.

– А в среду утром Остроцкого уже убили.

– Он мог это сделать накануне вечером в «Пяти шарахъ».

– Хм… Если подарок был сделан при свидетелях, присяжные могут и не принять улики, – задумчиво отметил начальник полиции.

Илья Алексеевич хотел было предложить свою версию убийства Остроцкого, но Август Рейнгольдович не дал возможности.

– Послушайте, Ардов, – с некоторой озабоченностью проговорил он. – После этой свиной головы к Костоглоту должен был прийти новый парламентер, иначе какой смысл городить весь огород?

– Думаю, такая встреча была… – согласился сыщик. – По крайней мере во вторник, когда утром у Костоглота была обнаружена голова хряка, к нему в контору приходил подозрительного вида посетитель, которого Касьян Демьяныч велел не указывать в журнале посещений.

Обер-полицмейстер обратил к Ардову вопросительный взгляд.

– Об этом мною получены показания от швейцара Бурова, отставного фельдфебеля, полного георгиевского кавалера.

– Удалось установить личность визитера?

– По описанию – нет. Эта фигура остается неизвестной…

– Во всяком случае сам факт встречи можно считать установленным, и пока этого достаточно. Мы можем предположить, что Костоглот, он же Хряк, в ходе этой встречи каким-то образом догадался, кто стоит за этим визитером, и с утра пораньше решил дело самым незамысловатым способом.

Райзнер задумался и тряхнул головой.

– Ей-богу, в голове не укладывается! – с какой-то растерянной улыбкой выдохнул он. – Уважаемый человек, имеет право визита ко двору, ношения шпаги… Это, конечно, невероятный скандал…

Обер-полицмейстер прошелся по кабинету, остановился у стола и взял в руки принесенный Ардовым портрет неизвестного. Вздохнув, он продолжил со свежей интонацией, которую явно намеревался применить на будущем судебном процессе:

– Понимая, что вскоре будет разоблачен, Костоглот, он же Хряк, решил бежать с артисткой Найденовой и устроил ей побег прямо из театра. Если принять во внимание, что на месте убийства Лянина была обнаружена визитная карточка Костоглота, легко предположить, что она выпала в момент схватки, когда артист, став невольным свидетелем происшествия, попытался оказать сопротивление и спасти девушку, не разобравшись толком в обстановке. Тем более что вы его как раз и предупредили об опасности, которая грозит девушке, верно? Иными словами, юноша был убит Костоглотом по неосторожности.

– Честно говоря, я предполагал для Варвары Найденовой другую опасность, – хотел было возразить Илья Алексеевич, но, взглянув на портрет неизвестного в руках, не стал продолжать – все его недавние гипотезы рассыпались в прах перед этой непреодолимой уликой.

Август Рейнгольдович устало опустился в кресло.

– Подумать только… три убийства! – проговорил он и опустил лицо в ладони, поставив локти на стол.

Ардов пребывал в некотором смятении. Выстроенная Райзнером картина преступления выглядела, казалось бы, вполне логично. Но чина сыскного отделения охватило какое-то необъяснимое волнение. Мысли пустились в неудержимый круговорот, выскакивая оттуда отдельными черными крупинками наподобие блох. Единственное, что Ардов осознавал со всей определенностью, что в этой картине совершенно не нашлось места Соломухину. Он выпал из версии обер-полицмейстера с какой-то филигранной элегантностью, и Илья Алексеевич уже и сам готов был отказаться от подозрений на его счет, хотя еще час назад был уверен, что именно этот человек совершил все три убийства.

– Думаю, Костоглот готовится выйти из игры и сбежать с капиталами, – донесся до Ардова голос обер-полицмейстера.

В этот момент дверь тихонько отворилась и в проеме показалась голова одного из помощников обер-полицмейстера. Дождавшись кивка, господин в черном сюртуке просочился в помещение, проскользнул к столу и что-то нашептал на ухо хозяину. Получив одобрительный кивок, он так же тихо оставил кабинет.

– Ну вот, – помолчав, сказал Август Рейнгольдович. – Он уже опустошил банковские счета общества и купил билеты на Норд-экспресс.

– Прикажете арестовать?

Райзнер подошел к Ардову. На его щеках проступила сеточка румянца.

– Всенепременно, Илья Алексеевич, – проговорил он особым проникновенным голосом. – Только не сейчас. Завтра! Дело имеет серьезный характер, и мне необходимо уведомить кое-кого…

Август Рейнгольдович продолжал говорить что-то еще, но у Ардова в голове как будто произошел взрыв. Он смотрел на губы высокого сановника, раскрывавшиеся без звука, и мысли текли сами собой:

«Боже мой… Неужели это и есть тот самый пупенмейстер, затеявший всё это черное дело? Действительно, он ведь не мог не знать истинного прошлого человека, прибывшего в столицу под видом уважаемого коммерции советника! Кому, как не ему, хватило бы доводов, чтобы убедить и Остроцкого, и Костоглота пойти на обман, на самое дерзкое государственное преступление, подделав показатели финансовой деятельности общества. Очевидно, в какой-то момент лже-Костоглот решил отказаться от махинации и выйти из игры, но этот шаг мог поставить под угрозу весь план обогащения, за которым, надо полагать, стоят и другие высокопоставленные мужи. Неудивительно, что Райзнеру пришлось прибегнуть к психологическому давлению на подельника, чтобы довести обман до конца! Однако Хряк проявил удивительное упорство, и череда смертей, не планировавшихся поначалу, стала единственным способом для господина обер-полицмейстера довершить злодейство в свою пользу. Вот где и появляется фигура Соломухина… Не удивлюсь, если сегодня ночью в Норд-экспрессе обнаружится труп главы правления общества «Златоустовских железных дорог» с признаками апоплексического удара. А возможно, и не его одного труп…»

– …чтобы взрыв, который, вне всякого сомнения, произведет этот арест, не имел обратного направления в нашу с вами сторону, – довершил свою мысль Август Рейнгольдович, глядя на чина сыскной полиции с совершеннейшим доверием и открытостью. – Вы меня понимаете?

– Конечно, ваше превосходительство, – только и смог сказать Илья Алексеевич.

Назад: Глава 24. Последняя попытка
Дальше: Глава 27. Чеча в клетке