Глава 24. Последняя попытка

– Понятия не имею, куда она могла пропасть, – пожал плечами Костоглот в ответ на прямой вопрос Ардова, зачем он распорядился тайно увезти Найденову из театра.

– Вы ведь… дружны.

– Ну так что ж? Я к ней не приставлен. Поехала куда-нибудь… развлечься.

В кабинете главы акционерного общества имелись признаки беспорядка. Прямо на столе стоял раскрытый саквояж; дверца массивного сейфа с золочеными буквами «Ф. Санъ-Галли» была приоткрыта, а из замочной скважины торчал ключ. Сам Костоглот, отбросив приличия, рылся в ящиках своего стола и перебирал бумаги, не смущаясь присутствием чина сыскного отделения.

– А господин Остроцкий часто бывал в «Пяти шарахъ»?

– Остроцкий, Остроцкий… что-то и не припомню, – не очень-то заботясь о правдоподобии, пробормотал Касьян Демьянович.

– Он в почетных членах клуба. На стене висит. Так же как и вы.

– Ах, Остроцкий! Я сразу-то и не понял! Владимир Владимирович! В клубе, вы знаете, все больше по именам… Да, захаживает иногда…

– Его убили, вы слыхали?

– Да что вы!

Костоглот воспринял известие без всякой эмоции.

– В его кабинете была обнаружена ваша табакерка.

Касьян Демьянович на мгновение замер, словно желал что-то вспомнить. Потом зло улыбнулся и продолжил исследование своих ящиков, отбрасывая ненужные бумаги прямо на пол.

– И что? Я подарил ему накануне. Табакерки дарить не возбраняется?

– А в тот вечер, когда убили господина Кулькова, он тоже был в клубе?

– Какого еще Кулькова? – блеснул глазом Костоглот, не поддавшись на уловку. – Вы что-то путаете, господин сыщик – никакого Кулькова я не знаю.

– Он намеревался предложить вам сталь со своего плавильного завода.

– Не припомню.

– А Соломухина?

– Артист, что ли?

– Да. Он был в тот вечер?

Хозяин кабинета взялся за бумаги на столе, просматривая их и отправляя некоторые в саквояж. Целую пачку перевязанных лентой листков Касьян Демьяныч повертел в руках и отбросил в сторону. Ардов прочел на верхнем листе выведенный пером заголовок – «Расписка».

– Прошу меня извинить, господин расследователь, но у меня совершенно нет времени вспоминать сейчас с вами всех, с кем я катал шары.

Наблюдая за хаотичными движениями рук Костоглота, Ардов невольно прочел надпись на одной из папок под вензелем общества «Златоустовская железная дорога» – «Отчетъ по прибылямъ и убыткамъ за 1895 годъ».

Мгновенной вспышкой увидел Илья Алексеевич такую же папку среди прочих бумаг на столе Остроцкого. Он сделал несколько быстрых вздохов. Оказавшись в кабинете убитого чиновника, сыщик принялся повторно перебирать документы, но на сей раз с особым вниманием. Дойдя до бумаги, озаглавленной «Заключеніе о вѣрности свѣдѣній, представленныхъ правленіемъ общества Златоустовской желѣзной дороги», он обратил внимание на подпись внизу документа: «Начальникъ контрольной комиссіи Остроцкий».

– А какова была прибыль вашего общества в прошлом году? – поинтересовался Илья Алексеевич, вынырнув из воспоминания.

– Это сведения не для разглашения, – сказал Костоглот и защелкнул саквояж.

– Триста тысяч, верно?

Глава правления с удивлением посмотрел на Ардова.

– Не удивляйтесь, я видел бумаги на столе Остроцкого, – простодушно пояснил Ардов. – Вы ведь совсем недавно направили отчет в министерство? А Владимир Владимирович как начальник контрольной комиссии готовил заключение на ваши отчеты?

– И что?

– А убыток – свыше четырех миллионов, так? Что и говорить, не очень выгодное предприятие…

– Чего вам надо?

– Вас шантажируют, Костоглот. Скажите кто, и я постараюсь вам помочь.

Хозяин кабинета сжал губы и отвернулся к окну. Казалось, он боролся с желанием посвятить чина сыскной полиции в свои обстоятельства.

– Это дело до вас не касается, – наконец произнес он. – Я свои дела сам улаживаю.

– Из-за вас может пострадать невинный человек.

– Не извольте беспокоиться! Я предпринял меры. – Касьян Демьянович зло ухмыльнулся, думая о чем-то своем. – Они еще не знают, с кем связались.

На выходе из конторы Илья Алексеевич на всякий случай поболтал со швейцаром в черной двууголке с галуном и кокардой, роскошная черная с проседью борода которого достигала пояса. Ответы старика расставили кое-какие важные детали в общей картине преступления, которая наконец начала приобретать зримые очертания в голове сыщика.

Глава 25. Взбесившийся карлик

Прислуга в доме Баратовых была обряжена в расшитые меандрами шелковые бордовые халаты и зеленые сафьяновые туфли с загнутыми кверху заостренными носками. Вместо музыкальной шкатулки на низеньком бархатном креслице восседал смуглолицый индус в чалме и бусах красного камня с ситаром в руках.

– Я выпросила у доктора Бадмаева лучшего повара, который знает все тайны приготовления тибетских блюд, – с воодушевлением сообщила Анастасия Аркадьевна, давая знак лакею раскладывать по тарелкам кушанье, по виду походившее на плов. – Вы были у него в аптеке? Там от одного запаха трав уже становится легче. Вне всякого сомнения, будущее – за тибетской медициной.

Илья Алексеевич осторожно положил на язык несколько зерен риса с тарелки и ощутил волну необычного вкуса: повар использовал куркуму, кориандр, кардамон, корицу и еще бог знает какие неведомые приправы. В сочетании с плавающими звуками ситара вкус блюда окрасил гостиную в оранжевые с желтым тона и вызвал едва уловимое беспокойство, но в целом показался Ардову безопасным.

– Август Рейнгольдович рассказал мне, что недавно маньчжурскими властями был казнен очень почитаемый буддистский мудрец – я не запомнила имени, – продолжила делиться новостями графиня. – Перед казнью он держал речь, из которой следовало, что если его отрубленная голова отлетит в сторону России, то вся Монголия перейдет во владения белого царя.

Анастасия Аркадьевна подняла на Ардова заговорщицкий взгляд:

– Как вы думаете, куда отлетела голова?

– К нам?

– Илья Алексеевич, я чувствую, вы относитесь несерьезно к этому пророчеству! – понарошку обиделась Баратова. – Между прочим, буддисты считают белого царя перерожденцем одной из своих богинь – я не запомнила имени, – она покровительница буддийской веры. Август Рейнгольдович говорит, что она переродилась в белого царя для того, чтобы смягчить нравы жителей северных стран.

– Думаете, государь Николай Александрович – буддистская богиня? – желая поддержать беседу, не очень удачно выразился Ардов.

– Воплощение, Илья Алексеевич! Это не в прямом смысле имеется в виду. Нам с вами надо обязательно сходить к доктору Бадмаеву, он вам разъяснит, как это может быть.

Выдержав, как показалось Ардову, достаточное время, отводимое законами приличия для светской болтовни, он обратился к беспокоившей его теме. Как обычно, переход получился не очень-то элегантным.

– Анастасия Аркадьевна, я недавно был в публичной библиотеке, листал там подшивку «Правительственнаго вѣстника» за 1892 год.

Упоминание года смерти отца Ардова вынудило княгиню сделаться серьезной. Она не сомневалась, что после возвращения в Петербург Илья Алексеевич взялся за тайное расследование этого отвратительного преступления, которое так и осталось неразгаданным. Да и само поступление крестника на службу в сыскное отделение Спасской части Анастасия Аркадьевна связывала именно с этим желанием – отыскать и покарать преступника.

– Весной того года правительство начало рассмотрение вопроса о выведении из оборота банкнот старого образца с заменой на новые билеты, – продолжил сыщик. – Вопрос вынесло на обсуждение Министерство финансов.

Интерес Ардова к деятельности Министерства финансов был неслучайным: главой департамента Государственного казначейства при означенном министерстве служил титулярный советник Ардов Алексей Арсеньевич, его отец. Именно он выступил инициатором решения об обмене билетов старого образца.

– Не припомните – возможно, батюшка делился с вами какими-то идеями по этому вопросу?

Анастасия Аркадьевна повела плечами, собираясь с ответом, который явно не предвещал никакой конкретики.

– Я понимаю, этот вопрос касается служебной деятельности и вряд ли мог стать предметом светского разговора, – поторопился Ардов предупредить нежелательный ход беседы, – но я знаю, что Алексей Арсеньевич чрезвычайно дорожил вашим мнением и нередко обращался за советом в деликатных вопросах, требующих тонкого разбора.

Княгиня взяла паузу, отдав должное мастерству, с которым крестник не дал ей возможности увильнуть от темы не только нежелательной, но и попросту опасной.

– Право, прошло уже столько времени… – на всякий случай сделала попытку Анастасия Аркадьевна.

Ардов ждал.

– Детали, конечно, стерлись, но, кажется, Алексей Арсеньевич говорил, что испытывал сильное давление в связи с той затеей.

– От кого? – подался вперед Ардов.

– Точных имен не было, – покачала головой княгиня. – Да это и не принято было в наших разговорах… Но я помню, что примерно за неделю до смерти ваш батюшка жаловался, что имел неприятную беседу с неким господином, которого он назвал rasende Zwerg. Не знаю, действительно ли это был карла, или Алексей Арсеньевич выразился иносказательно.

Бросив взгляд на часы, Ардов встал.

– Что вы задумали, Илья Алексеевич? – обеспокоилась княгиня.

– К сожалению, вынужден торопиться по делам службы, – поклонился чин сыскного отделения.

– Но вы еще не попробовали морковной халвы, – растерялась хозяйка. – Или вот, гулаб джамун, – указала она на блюдо с присыпанными сахарной пудрой жареными шариками.

Подыскав для тибетской кухни эпитеты в самых превосходных значениях, Ардов облобызал подставленную княгиней ручку и оставил гостиную.