Лянин мчался по улице, ничего не замечая на пути.
– Я ее спасу… Спасу ее… – возбужденно бормотал он.
Известие о том, что Варваре угрожает опасность, едва не лишило его чувств. Поручение чина сыскного отделения осуществлять за Найденовой негласный надзор, чтобы предотвратить преступление, Валентин воспринял с полной готовностью. Волнение накатывало на него волнами, мысли путались и не хотели выстраиваться в планомерный ряд. «Господи, в какую ужасную переделку затащил ее этот напыщенный индюк! Я должен этому помешать… Я должен защитить ее!»
Валентин прижался к стене, пропуская колонну бледненьких девочек в одинаковых платьицах на вырост, шедших парами за руки с матроной во главе – вероятно, они возвращались в сиротский дом из белошвейной мастерской, где провели день, склонив стриженые головы над коклюшками.
Продолжив путь, Валентин пересек площадь и свернул за угол, к театру «Аквариумъ». Первые зрители уже начали прибывать к подъезду. Еще издалека он заметил, как к дверям служебного входа подходила Найденова.
– Варвара Андреевна! – закричал Лянин. – Варя!
Крик потонул в уличном шуме. Найденова скрылась за дверью.
На сцене ставили нехитрые декорации «Мышеловки», которая должна была начаться менее чем через час. Из оркестровой ямы доносились звуки настраиваемых инструментов.
– Валентин Авдеевич, что же вы опаздываете, – укорил Лянина распорядитель, но тот даже не взглянул на невысокого господина в шелковом галстуке, будучи всецело поглощен высматриванием Найденовой.
Кажется, платье Варвары Андреевны мелькнуло в конце коридора. Лянин устремился следом, но буквально через пару шагов путь ему преградила дородная артистка, игравшая в «Мышеловке» Прасковью Федоровну Трамбецкую, выискивающую в любительских театральных кружках женихов для своих дочек.
– Валентин! Как хорошо, что я вас встретила, – начала она глубоким голосом с некоторой одышкой. – Давно хочу вам сказать. Вы все время неверно говорите свою реплику. Вы говорите «Ах, оставьте», а надо…
– Ах, оставьте! – раздраженно прервал актрису Лянин и устремился дальше по коридору.
Дверь гримуборной на втором этаже была приоткрыта. Деликатно постучавшись, Лянин просунул голову внутрь:
– Варвара Андреевна? Прошу прощения за вторжение! Мне необходимо с вами переговорить…
Не дождавшись ответа, Валентин робко ступил в комнату и обнаружил там Соломухина. Вид у него был растерянный.
– Услыхал какой-то шум, понимаешь, – объяснил он свое присутствие в чужой грим-уборной. – Как будто звали на помощь, что ли… А здесь никого нет…
Окинув комнату взглядом, Лянин кинулся к распахнутому окну, выходившему на наклонную крышу пристройки, в которой хранились театральные декорации. От сарая отъезжал крытый экипаж – на подножке стоял рослый детина.
– Смотрите! – закричал Лянин, указывая на карету. – Вы видели?
Соломухин бросился к окну.
– Что? Что там?
– Похитили… – прошептал Лянин. – Ее украли… Полиция!
Валентин бросился было к выходу, но Соломухин удержал его.
– Валентин, объясни толком!
– Ее украли! – в смятении пробормотал Лянин. – Господин сыщик именно об этом меня и предупреждал!
– Какой еще сыщик?
– Да этот драматург! Он не драматург вовсе, а чин сыскного отделения. Я был у него сегодня! Он считает, что Варваре Андреевне угрожает опасность, и просил меня проявить бдительность, а я… я… Надо ему сообщить.
Лянин опять устремился к выходу, но Соломухин усадил его в кресло и налил воды из графина.
– Погоди, ты был в полиции?
– Да! Он спрашивал про ее поклонников. Боже, Варя попала в беду – я чувствую… Ее увезли в карете! Вы видели? Там была карета! Лянин сделал глоток и собрался заплакать, но Соломухин встряхнул его за плечи, приведя в чувство.
– Прекрати истерику! Успокойся! Ты саму Варвару-то в карете видел?
– Нет.
– Ну вот видишь… Может, никуда она и не пропала. А ты разволновался.
Рассудительный тон коллеги произвел на впечатлительного артиста успокоительное воздействие. Соломухин подошел к окну, навалился пузом на подоконник, чтобы рассмотреть место, где якобы стояла карета, потом принялся закрывать окно.
– Зачем ты в полицию таскался-то?
– Он сам меня вызвал!
– Вот так «драматург»! Зачем это еще?
– Помните, всю прошлую неделю здесь шлялся нахальный господин с букетами – Кулин?
– Припоминаю.
– Вообразите, во вторник ночью его убили!
– Не может быть! – ужаснулся Соломухин.
– Представьте себе! Он был в «Пяти шарахъ» и там нашел свою смерть.
– А ты-то здесь при чем?
– Я был там в момент убийства, – не без гордости сообщил Лянин. – И видел кое-что важное. Возможно, мои показания помогут изобличить убийцу.
– Это просто невероятно!
Из-за внезапной смерти артиста Лянина и пропажи артистки Найденовой спектакль пришлось отменить и вызвать полицию. Труп Валентина лежал в гримуборной Найденовой в луже крови под головой, натекшей из разбитого виска. Бездыханным телом уже занимался Жарков. Ардов стоял у двери. За его спиной, в коридоре, возбужденно шептались артисты и персонал. Тенор Твальберг требовал от Африканова, чтобы полиция немедленно занялась розыском фотографии его отца, которая стояла в рамке на столике в его гримуборной и вот – пропала. Африканов, зевнув, обещал приложить все силы. Уже подоспели репортеры. Распорядитель дрожащим голосом отвечал на каверзные вопросы газетчиков.
– Вы обнаружили? – обратился Ардов к Соломухину, который стоял тут же и был немало обескуражен, поминутно приглаживал волосы и поправлял фибулу на плече – он был в костюме Менелая.
– Так точно.
Ардов прикрыл дверь.
– Он был не в себе, твердил про какое-то убийство. Примчался сюда спасать Варвару. Я – следом, пытался его как-то, с позволения сказать, успокоить… Потом отлучился принести воды, а когда вернулся… – Соломухин обвел комнату глазами. – Похоже, неудачно упал?.. Виском об угол.
– Я смотрю, у вас кровь? – указал Илья Алексеевич на царский гиматий.
– А? – оглядел себя Соломухин. – Ну да. Я ведь сразу бросился к Валентину, принялся тормошить… Сами понимаете… Мы, артисты, каждый день играем смерть на сцене, но когда такое случается в жизни… Разве можно к этому быть готовым?
– Характер раны не соответствует удару об угол стола с высоты его роста, – сказал Жарков. – Здесь явно было приложено усилие.
– Убийство? – предположил Илья Алексеевич, осматривая пространство перед окном. Там, под подоконником, он приметил пятно просыпанной пудры, на котором вполне отчетливо отпечаталась набойка со срезанным ушком. Он припомнил, что видел точно такую же в сарае у Костоглота, когда осматривал голову хряка с конюхом Егором.
– Какое убийство! – воскликнул Соломухин и указал на стул рядом с платяным шкафом. – Вот же! Он зачем-то наверх полез, что-то искал. Вот и стул, с позволения сказать, остался. С него и хлопнулся.
Илья Алексеевич оценил взглядом возможную траекторию падения, забрался на стул и заглянул на шкаф – там ничего не оказалось. Для надежности он провел пальцем по поверхности, оставив полоску на слое пыли.
– И зачем он сюда полез?
– Может, искал Найденову… – не раздумывая, предположил Соломухин. – Соглашусь, место странное, но и сам Валентин был человеком с причудами… Имел, если можно так сказать, слабость задерживающих центров…
– Положение тела вызывает сомнения, – опять вступил Жарков. – При таком характере удара голова должна была оказаться здесь.
Он показал носком ботинка, где следовало оказаться голове несчастного, если бы он упал со стула.
Ардов присел за гримерный столик. Пахнуло волной жасмина, флердоранжа и ириса. Из-под флакончика выглядывал уголок визитной карточки. Сыщик извлек мелованную картонку и прочел: «Костоглотъ Касьянъ Демьяновичъ, коммерціи совѣтникъ».
Помимо пудрениц и флакончиков на столике также красовалась великолепная подборка аккуратно составленных книжек, среди которых имелась пара томов с пьесами Александра Николаевича Островского, Чехов, «Беатриса» Оноре де Бальзака, «Брат герцога» Волконского, «Жанна д’Арк» Марка Твена, сборники Максима Горького, Мамина-Сибиряка, Мережковского, Куприна… «У нее развитый вкус», – подумалось сыщику. «Обвиняемый вздрогнул и нервно схватился длинными, тонкими пальцами за перила, отделяющие скамью подсудимых. Это был невзрачный, худенький человек, с робкими движениями и затаенной испуганностью во взгляде», – сами собой всплыли строки из коротенького купринского рассказа «Кушетка», где с поразительной психологической достоверностью описывались чувства несчастного приживальщика, решившегося для мести поджечь дом, в котором имел приют. Почему-то героя рассказа Ардов представил в образе Лянина, труп которого лежал у ног.
– По всей видимости, убийца был не лишен актерского дарования, – как бы разговаривая сам с собой, отметил Илья Алексеевич. – Он позаботился о том, чтобы оставить убедительные следы непредумышленного самоубийства, но явно потерял чувство меры.
Илья Алексеевич повернулся и завершил мысль, глядя прямо в глаза Соломухину:
– В итоге эти следы играют противоположную роль, а именно – вызывают сомнения.
– Что ж тут сомнительного? – удивился артист и оглядел комнату. – В дамской уборной обычно все вверх дном, первозданный хаос.
– Вот именно, – согласился Ардов и взял со стола томик Куприна. – И при этом – так аккуратно составленные книжки.
– А при чем тут? Варвара Андреевна читают…
– В момент расправы жертва оказывала сопротивление, в результате чего книги оказались на полу. После совершения убийства преступник собрал их и вернул на место – хотел скрыть следы борьбы.
Соломухин с недоверием посмотрел на ряд томов.
– Почему вы решили, что они рассыпались?
– А вот – видите?
Ардов протянул книжку артисту. На обложке отчетливо виднелись подсохшие бурые пятна.
– Это кровь, – сказал он. – Свежая. Во время свалки книжка была испачкана кровью. А преступник, когда наводил порядок, этого не заметил.
Жарков изъял книгу из рук Соломухина и посмотрел на пятно через увеличительное стекло.
– А вот и отпечаток! – с удовлетворением воскликнул он. – Вполне отчетливый.
Петр Павлович показал оттиск Ардову.
– Думаю, его оставил убийца, – предположил чиновник сыскного отделения.
Соломухин склонил голову и тоже попытался разглядеть следы преступника на обложке.
– Мы как раз вчера осматривали один труп, – доверительно поделился Ардов. – Там была такая же картина – убийство, замаскированное под самоубийство. Но нам повезло – преступник разбил графин и оставил кровавые отпечатки на столе. Знаете, сейчас по сличению отпечатков можно безошибочно установить преступника. Петр Палыч – непревзойденный специалист в этом вопросе.
– Впечатлен вашей проницательностью, господин сыщик… – с некоторым недоверием произнес Соломухин. – С таким мастерством вы убийцу в два счета изловите.
Ардов обратил внимание, что артист невольно завел руки за спину, словно хотел их спрятать.