Глава 19. Допрос с колесом

– А, господин драматург!

Из задумчивого состояния чина сыскного отделения вывел голос артиста Лянина, подведенного к столу Облауховым. В руке Лянин держал повестку, которую Илья Алексеевич еще утром направил со Спасским в театр.

– Так это у вас ко мне вопросы?

Лянин старался держаться высокомерно, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к собеседнику.

Представившись и предложив стул, Ардов, не рассусоливая, перешел к делу:

– Кто вам велел следить за Костоглотом?

– В каком смысле? – растерялся Лянин.

– Не валяйте дурака. Вас просила об этом Найденова?

– С какой стати?

– Вы были у «Пяти шаровъ» позавчера вечером?

– Я бы попросил вас… – скривился Лянин, но Ардов не обратил внимания.

– Припомните в деталях обстоятельства. Найденова была в клубе допоздна. Посетители разошлись. Она вышла одной из последних и села в карету Костоглота. Что было дальше?

Лянин демонстративно уставился в окно с оскорбленным видом.

– Потом вышел и сам Костоглот, – продолжил Илья Алексеевич. – Он был раздражен.

Лянин продолжал хранить молчание.

– Кто-то выходил вместе с ним?

Губы Лянина сложились в презрительную ухмылку.

– Возможно, вы видели этого человека?

Ардов выложил фотографию Хряка из уголовного дела. Артист бросил взгляд на изображение и тут же покрылся румянцем.

– Собираете данные о соперниках, господин надзиратель? Я вашим осведомителем выступать не намерен.

– Что вам известно об этом господине?

Лянин опять отвернулся к окну. В этот момент из коридора послышались глухие звуки ударов и сдавленный крик Спасского:

– За что, ваше благородие?

Артист вздрогнул и обернулся к двери, из-за которой донеслись вопли. Обеспокоенный фон Штайндлер выскочил в коридор проверить, что стряслось.

– Отвечай, гнида, на вопрос! Не то руку сломаю! – прогрохотал оттуда околоточный надзиратель Свинцов.

Опять послышались звуки ударов, какой-то шепот. Лянин обратил на Ардова испуганный взгляд. Чин сыскного отделения невозмутимо писал в протоколе.

– Все скажу! – опять раздался голос Спасского. – Только извольте без рукоприкладства!

Старший помощник пристава вернулся в зал, бросил на Ардова неодобрительный взгляд и уселся на место. Присутствующие в зале чины полиции переглядывались и прятали улыбки.

– Это господин Кулин, – проговорил Лянин, кивнув на предъявленную фотокарточку. – Таскался за Варварой всю последнюю неделю. Заваливал цветами и конфетами.

– Кем он вам представился?

Валентин одарил чина сыскного отделения полным презрения взглядом.

– Не драматургом!

– Опять за свое, гаденыш?! – не унимался за стеной Свинцов.

– Ой! Ай! – запричитал Спасский. – Запамятовал, ваше благородие! Сейчас вспомню.

Подозревая, что разговор с ревнивым артистом может не заладиться, Илья Алексеевич заранее попросил коллег разыграть за стеной сценку кровавого истязания, чтобы воздействовать на впечатлительного господина в правильном направлении. Свинцов увлеченно бушевал в коридоре участка, бросая на пол стул и выкрикивая проклятия. Спасский обхватил себя руками за горло и выдавливал звуки страданий, завороженно наблюдая за разгоряченным околоточным надзирателем. Привлеченный звуками представления, из приемной залы в коридор прибыл Облаухов.

– Сейчас… – грозно проговорил Свинцов. – Сейчас я тебя, подлая твоя душа, этим вот колесом придавлю!

К стене действительно было приставлено бог весть откуда здесь взявшееся колесо от телеги. Спасский пискнул, сдерживая смех. Свинцов зыркнул на него страшным взглядом, с преувеличенным кряхтением поднял колесо и придавил им письмоносца к стене.

– Ай! – принялся сучить ногами Спасский, стараясь издавать соответствующие придавливанию колесом звуки. – Смилуйтесь, господин околоточный надзиратель! Сейчас всё раскрою, не извольте утруждаться.

Не желая оставаться в стороне, Облаухов тоже подключился к допросу:

– Зачем же вы его, Иван Данилович, колесом? – начал он преувеличенно громким тоном. – У нас на складе замечательная проволока есть!

Теперь уже не выдержал и Свинцов. Он мелко затрясся от смеха, очевидно пытаясь представить, какое мучение можно было бы изобрести при помощи проволоки.

– Помните? – не унимался Облаухов. – Ее ваш Свешников со стройки украл. В Мучном переулке.

Несмотря на явное переигрывание самодеятельных исполнителей, уловка, судя по всему, имела воздействие.

– Он представлялся купцом первой гильдии, владельцем какого-то литейного завода, – оставив язвительный тон, начал давать показания Лянин. – Говорил, что акционеры недавно увеличили там емкость печей и освоили выплавку по какому-то новому методу.

– По методу Мартена? – уточнил Ардов.

– Возможно, – повел плечом артист. – Я не специалист в этих вопросах.

– Зачем он прибыл в столицу?

– Говорил, ищет сбыт для продукции.

– Он просил Найденову представить его Костоглоту?

– Откуда я знаю?! – не выдержав напряжения, взвился Валентин. Все-таки обсуждения поклонников, осыпавших цветами его избранницу, давались ему нелегко. – Может, и просил! Какое это имеет значение? Если вы решили использовать свое положение, чтобы отвадить от Варвары почитателей, то на мою помощь не рассчитывайте! Она свободный человек и в состоянии сама сделать свой выбор!

– Этого господина вчера убили, – строго произнес Ардов. – И я веду расследование.

Сообщение произвело на Лянина впечатление. Он повертел головой, словно желая убедиться, что стены полицейского участка – не декорация, а прозвучавшие слова – не реплика из пьесы. Взгляд его потух, и весь он как-то съёжился.

– Понятно… Подозреваете меня в устранении соперников? Что ж, вам не откажешь в проницательности, господин сыщик. Чего же вы ждете? Арестовывайте меня! Я готов к любым истязаниям.

Валентин встал. На его глазах заблестели слезы.

– Как же всё это отвратительно! – дрожащими губами произнес он.

Артист завел руки за спину и устремил взгляд вдаль, изображая всеми проклятого еретика, только что лишившегося последнего смысла жизни.