– Смерти связаны! – выпалил Ардов, как только обер-полицмейстер закончил церемонное приветствие.
– Тише, тише, Илья Алексеевич, – попытался урезонить его Август Рейнгольдович. – Какие смерти? С кем связаны?
– С Костоглотом!
У Ардова бешено колотилось сердце. Он знал, что в таком состоянии не всегда умеет быть убедительным и последовательным, поэтому изо всех сил старался вернуть себе равновесие чувств.
– Вчера вечером в клубе «Пять шаровъ» пробили голову бывшему каторжнику по кличке Куль, – начал он.
– Почему в клубе? – прервал Райзнер. – В отчете указано, что труп был найден в канаве.
– Именно в клубе! Уже потом его вытащили и бросили в канаву.
Почувствовав, что сведения, от которых Ардов пришел в волнение, могут иметь самые серьезные последствия, хозяин высокого кабинета оставил вальяжную снисходительность, враз сделался серьезным и всецело включился в разговор, принявшись ходить вдоль стола.
– Убитый приходил в тот вечер в «Пять шаровъ», не будучи бильярдистом, – продолжил Ардов. – Приходил для встречи с Костоглотом.
Обер-полицмейстеру совершенно не понравился такой взгляд на события позавчерашнего вечера.
– Подождите-подождите! Значит, уважаемый и влиятельный человек повздорил в бильярдном клубе с каторжником и не нашел ничего лучше как проломить ему голову?
Тайный советник сделал паузу, чтобы чиновник сыскного отделения имел возможность осознать всю нелепость картины, которую сам же изобразил.
– Ардов, я понимаю, ваше специфическое отношение к чинам и власти – этот ваш незамутненный либерализм и все такое, – но все же будьте разумны!
Обер-полицмейстер опять надел маску ироничного балагура.
– Да при чем тут либерализм! – не выдержал сыщик. – Хряк – это и есть Костоглот! Это его кличка с тех времен, когда он промышлял разбоем. А Куль был его подельником.
Райзнер побледнел. Слова показались громом. Он взглядом проверил, закрыта ли дверь, и достал платок.
– Послушайте, Ардов, мне не нравятся ваши намеки… – Он промокнул лоб и губы. – И я не понимаю логики. Если, по-вашему, Костоглот убил этого уголовника – то откуда взялась голова в кабинете? После убийства?! Не сам же он водрузил хряка на стену!
– Вывод напрашивается сам собой, Август Рейнгольдович! Куль действовал не один. Голова понадобилась, чтобы сделать его сговорчивее. Я бы не исключал, что именно Остроцкий являлся автором интриги. Сегодня утром Костоглот явился к нему в министерство для обсуждения условий сделки и…
– Нет! – как ребенок взмолился обер-полицмейстер.
– Да… – разбил всякую надежду Ардов.
Глава столичной полиции без сил опустился в кресло. Дело, начавшееся как шалость, приобретало масштаб, способный потрясти самые основы. Зачем, зачем он втянул этого сыщика в столь деликатное дело? Теперь напустить туману и скрыть гнойник будет ох как непросто.
– Какие у вас улики против Костоглота?
Ардов положил на стол камушек зеленовато-коричневого цвета с желтыми крапинками.
– Это пуговица с жилета Костоглота. Была зажата в кулаке убитого Куля. Очевидно, сорвал ее во время потасовки перед смертью.
Обер-полицмейстер надел пенсне и поднес пуговичку к глазам. Тем временем Ардов поставил на зеленое сукно серебряного пузатого человечка.
– И это. Узнаёте?
Конечно, Август Рейнгольдович узнал. Он и сам неоднократно одалживался из этой табакерочки отличной рейнской смесью.
– Найдена на месте убийства Остроцкого.
Райзнер долго сидел, глядя на злосчастную табакерочку. Потом медленно прошелся к окну. Обер-полицмейстер напряженно думал, как отвести от себя надвигающуюся бурю, очертания которой он пока не мог представить, но печенкой чувствовал, что по всем приметам близится девятый вал… Запретить дальнейшее расследование? Поздно. Хотя возможно. Остроцкого представить самоубийцей, а этого каторжанина и так никто не хватится. Но куда девать Костоглота? Хорошо, если на этом кровавый парад и закончится. А что, если Остроцкий – не единственная фигура в этой партии? Куда в этом случае зайдет сошедший с ума коммерции советник – одному богу известно.
Три года назад, когда великий князь предложил кандидатуру Костоглота на место главы правления нового железнодорожного общества, решение о концессионном договоре с которым уже было высочайше одобрено, обер-полицмейстер лично проверял личность Касьяна Демьяновича и не нашел ничего подозрительного: все отчеты одесского генерал-губернатора свидетельствовали об исключительной благонадежности. Он был из староверов, жена умерла при родах семь лет назад, ребенка спасти не удалось. Жил вдовцом в патриархальном доме на Греческом базаре близ Полицейской улицы, все силы души направив на коммерцию и благотворительность; поддерживал Одесское женское общество призрения бедных, членом которого состояла покойная супруга. Ошибка была исключена.
Но и встречаться сейчас с Касьяном Демьянычем – боже упаси! В случае чего потом не ототрешься. Когда вчера утром он прислал записку о срочной аудиенции, интуиция безошибочно подсказала Августу Рейнгольдовичу, что от удовлетворения подобной просьбы надо бы уклониться.
Однако оставлять сильную фигуру на шахматной доске совсем без поддержки – тоже не дело, так партии не выигрывают. А вдруг как волна схлынет без ущерба, не набрав силы? Как быть? Сидеть и ждать? Чего? Когда гной из лопнувшего фурункула испачкает золотые эполеты?
Только сейчас Август Рейнгольдович заметил, что неистово выстукивает карандашом марш «Прощание с Гибралтаром». «Не лучше ли самому выступить врачом и вскрыть нарыв? – подумал он и вернул карандаш в бронзовую чашу. – Но прежде следует убедиться, что эту фигуру уже не спасти. Да-с… Именно так!»
К обер-полицмейстеру вернулось прежнее самообладание. Он повернулся к Ардову и мягко улыбнулся:
– Илья Алексеевич, а вам не приходила в голову мысль, что Костоглота специально кто-то подводит под монастырь?
Такую идею чин сыскного отделения рассмотреть еще не успел.
– Уж очень услужливо разложила перед вами эти улики чья-то старательная рука.
Ардов боролся с желанием достать пилюльку из колбочки под левой манжетой, чтобы прибить отвратительный вкус прогорклого молока во рту.
– Посудите сами, – вкрадчиво продолжил сановник. – Кто-то убивает каторжанина Куля и забрасывает Костоглоту в кабинет голову хряка, чем наталкивает нас на мысль о преступном прошлом коммерции советника. На следующий день его табакерка оказывается в кабинете убитого коллежского асессора. Справились ли вы, где находился Касьян Демьяныч в момент предполагаемой смерти Остроцкого?
– Завтракал у себя дома, – угрюмо доложил сыщик, не очень-то доверяя показаниям прислуги, которые по его просьбе взял полицейский чиновник Пилипченко. Да и в этого каторжника Куля Костоглот вполне мог садануть шаром в полночь второго дня – на это время алиби у него нет, был в «Пяти шарахъ». Но Ардов промолчал. Он не столько понял, сколько почувствовал, что некоторые другие имевшиеся в его голове еще непричесанные факты и мысли по делу вполне допускали взгляд на вещи, который предлагал Райзнер.
– Ну вот видите, Илья Алексеевич… От него хотят чего-то добиться! А он – кремень! Не сдается. Семьи, близких нет, ухватить не за что, вот и решили представить достойного человека исчадием ада. Что и говорить, действуют дерзко, с фантазией… Но и вам, мой друг, не следует становиться инструментом в руках преступников – будьте бесстрастным, не позволяйте чувствам вести вас по ложному следу.
– Кто же завел такую дерзкую игру?
– А вот это, мой дорогой друг, нам и предстоит выяснить…