Глава 16. Второе убийство

Начальник контрольной комиссии, коллежский асессор Остроцкий висел в своем кабинете на крюке от люстры. Он был мертв. Люстра лежала тут же, на паркете, рядом с опрокинутым стулом. Повсюду осколки стекла – при повешении несчастный, вероятно, опрокинул стоявший на краю стола графин. На полу имелось бурое пятно и ощущался стойкий винный дух.

Рабочий стол был завален финансовыми отчетами, справками, ведомостями и прочими документами. Ардов отчужденно перебирал бумаги, похоже, даже не вчитываясь.

– Характер висения свободный, положение тела вертикальное, соприкосновение с окружающими предметами отсутствует, – диктовал Жарков для протокола, который вел Облаухов, примостив переносную чернильницу на краешке стола.

В министерство прибыли чуть ли не всем отделением во главе с приставом: самоубийство коллежского асессора – дело не рядовое, спрос будет с самого верху, так что надлежало проявить и тщание, и рвение. В соседних кабинетах шли опросы министерских обитателей.

Троекрутов вертел в руках модель паровоза, взятую с полки.

– Илья Алексеевич, как думаете, каковы причины этого самоубийства?

Перед внутренним взором Ардова раскрылась книжка Михневича «Язвы Петербурга», которую он от нечего делать пролистал в книжной лавке неделю назад.

– По статистике, утомление жизнью – полтора процента, страх наказания – два с половиной, материальные потери – пять, любовь, ревность, горе и обиды – семь, физические страдания – восемь процентов, душевные болезни – тридцать четыре, алкоголь – сорок три.

– Сорок три? – Троекрутов оживился. – У меня вот был случай. Денщик самоудавился. Случайно. Хотел согреться, сел у печи. Дверца вот так вот приоткрыта была, задвижка вот так торчала. Выпивши он был крепко, потому сразу же заснул, повалившись вперед. А воротником возьми да за эту задвижку и зацепись! Вот так вот.

Пристав ухватил себя сзади за воротник, показывая, в каком месте задвижка зацепилась за одежду денщика.

– И что же вы думаете? Так во сне и задохнулся. Собственным воротником удавился. Да-с… Пьянка, она, знаете ли, до добра еще никого не доводила…

Троекрутов поднес к носу осколок графина и понюхал.

– Ну, мне кажется, тут все понятно. Сумасшедшим чиновник контрольной комиссии быть не мог, так что вывод один – чрезмерные возлияния. Вот и улики, так сказать, любезно приготовлены… Выпил – и…

– Запах алкоголя от трупа не определяется, – сухо уведомил Жарков, не отрываясь от осмотра.

– А что ж еще? – удивился пристав. – Не утомление же жизнью.

– Может, горе и обиды? – предположил Облаухов.

– Какое еще горе? – начал закипать Евсей Макарович. – Какие обиды? Вот вы, Облаухов, мне постоянно доставляете горе и обиды своей бестолковостью, но я же не лезу в петлю! Хотя, может, уже самое время! С нашими показателями… Самый неблагополучный участок в городе.

Жарков растянул рулетку между полом и ногами трупа.

– Расстояние от подошвы вниз – 1,64 фута, – продолжил он диктовку.

Цифра вызвала у Петра Павловича какое-то смутное подозрение. Он поискал глазами стул и подставил его под ноги повешенного.

– Это убийство, господа, – громко объявил он.

Все взоры обратились на ноги трупа, которые явно не доставали до сиденья.

– Покойный не мог самостоятельно приладить петлю и прыгнуть. Это сделал кто-то другой, чей рост выше не менее чем на полфута…

Известие сильно огорчило Троекрутова.

– Илья Алексеевич, сколько там процентов по мотивам горя? – обернулся он к Ардову.

– По горю – семь.

– Мне кажется, в этом разделе сугубо участковые приставы представлены… Опять труп на наш участок. И какой – коллежский асессор…

Перебрав документы на столе и в ящиках, Ардов взял рамку с фотокарточкой, на которой, очевидно, был запечатлен хозяин кабинета. Физиономия показалась знакомой. Да не просто, а как будто только что расстались! Усилием воли Илья Алексеевич запустил перед внутренним взором череду лиц, встретившихся ему в этот день: служители покойницкой в участке, кладбищенский кучер и сторож; прохожие на улице – продавец копченых сигов, стекольщик, пильщики дров, полотеры, трубочисты; служители и посетители «Пяти шаровъ»… Как будто никто не похож… Стоп! Не здесь ли?.. Покидая «Пять шаровъ», Илья Алексеевич мысленно задержался в гардеробной зале, где за фикусом на стене висела доска с портретами почетных членов заведения. Вот и он: «г-нъ Остроцкiй В. В.». Оказывается, покойный тоже был мастер шары катать?

Память любезно раскрыла перед Ардовым помещение бильярдного клуба, каким оно было вчера утром в момент, когда к Найденовой пришел на занятие студент. Илья Алексеевич окинул зал взором: маркер, шаркая, ходил от стола к столу и стирал с досок результаты сыгранных накануне последних партий. Ардов сделал усилие и мысленно приблизил к себе надпись с доски у ближайшего стола, которую старик через мгновение смахнул тряпкой. Сыщик успел прочитать фамилии вчерашних соперников: «г-нъ Остроцкiй» и «г-нъ Костоглот». Вот так сюрприз! Оказывается, Костоглот и министерский чиновник задержались вчера допоздна за совместной игрой. А сегодня один из них мертв.

В кабинет вошел письмоводитель Спасский, которого пристав отправлял изучать списки посетителей, бывших на приеме у Остроцкого за последнюю неделю. Выяснилось невероятное: сегодня утром начальника контрольной комиссии посетил купец первой гильдии Кульков.

– Это невозможно! – взволнованно выкрикнул Ардов.

– Что ж тут мудреного, – степенно отозвался Троекрутов, – дело обычное.

– Кульков лежит у нас в прозекторской в виде трупа! – поддержал коллегу Жарков.

– Но ведь он был убит накануне! – удивился пристав.

– Да и никакой он не купец, – уточнил Илья Алексеевич и полез в жилетный карман за часами.

– Стало быть, под именем Кулькова сюда приходил кто-то другой? – догадался Евсей Макарович.

– И этот кто-то был убийцей, – довершил ход мысли Жарков.

Ардов раскрыл часы и поднес к уху – из механизма потекли струйки кукольного менуэта, рассыпавшиеся хрустальными капельками. Мелодия чуть успокоила Илью Алексеевича, и мысли его перестали скакать вприпрыжку, наседая друг на друга. «Никакой нужды называться Кульковым у преступника не было. Это просто циничная, дерзкая выходка. Но для чего? Кому и какой намек она содержит?»

Жарков, забравшись на стул, наставил увеличительное стекло на посиневшую физиономию.

– На лице трупа имеются ссадины и кровоподтеки серповидной формы в районе носа и рта. Полагаю, это последствия попытки закрыть рот во время удушения. По характеру расположения можно предположить, что убийца был левшой, хотя и необязательно. Илья Алексеевич, – обратился он к Ардову, – подайте, пожалуйста, свет.

Убрав часы, чин сыскного отделения протянул Жаркову подсвечник.

– На шее отчетливо различаются две странгуляционные борозды, – продолжил криминалист. – Одна прижизненная горизонтальная строго посередине шеи, другая – косая вверх, слабовыраженная, явно посмертная.

Подавая подсвечник, Илья Алексеевич почувствовал, что зацепил ногой какую-то небольшую вещичку, которая отлетела под стол. Нагнувшись, он принялся шарить в пыли между массивными ножками.

Жарков спрыгнул со стула.

– Сначала набросили удавку сзади, а потом уже подвесили в петле, – объявил он вывод по итогам осмотра.

Ардов поднялся. В руках у него была изящная серебряная табакерочка в виде пузатого человечка. Он обернулся к Жаркову:

– А табак?

Вопрос вызвал замешательство.

– Покойный употреблял нюхательный табак? – поправился Илья Алексеевич.

– Вряд ли. По крайней мере табачных пятен на пальцах нет.

Тем временем в клубе «Пять шаровъ» Костоглот горячо убеждал в чем-то Найденову, прижав к бархатной портьере.

– Касьян Демьяныч, не пойму, к чему все это? Какая опасность?

– Прошу вас, Варвара Андреевна, просто доверьтесь мне и делайте, как я прошу!

Девушка была явно обескуражена тем напором, с которым почтенный джентльмен уговаривал ее покинуть город, но продолжала капризничать, требуя более подробных объяснений.

– Человек, с которым вы вчера здесь встречались, был убит! Ко мне приходил сыщик, толковал про каких-то бандитов. Куль… Хряк… Не желаете все-таки объясниться?

При упоминании кличек Костоглот поменялся в лице и так крепко сжал руку Варвары Андреевны, что та вскрикнула. На голос за ближайшим столом обернулся Соломухин, задержав подготовленный по шару удар.

– Что с вами, Варвара Андреевна?

Словно придя в себя, Костоглот недоуменно уставился на артиста. Найденова высвободила руку и быстрым взглядом оценила расстановку шаров.

– Соломухин, вы задумали «верхний винт»? Смотрите, как бы не вылетели за борт.

Осклабившись, артист вернулся к партии. Найденова обернулась к Костоглоту и продолжила шепотом:

– Извольте держать себя в руках! Вы прекрасно осведомлены о моем безграничном к вам доверии, но я отказываюсь что-либо предпринимать, пока вы не объясните, что происходит!

Почувствовав, что начинает слишком сильно привлекать внимание посетителей, Костоглот сквозь зубы попрощался с Найденовой, предупредив, что разговор не окончен.