Ледяная купель

Порой случается, малейший пустяк роковым образом влияет на судьбы миллионов людей.

Соколов уже считал себя победителем. Многомесячные труды российской разведки увенчались блестящим успехом. Списки большевистских агентов лежали у гения сыска в кармане. Стоило отказаться от приглашения Ленина и не пойти в трактир, Соколов сел бы в поезд, благополучно добрался до Российской империи. В этом случае по смутьянам и террористам был бы нанесен сокрушительный удар. Октябрьский переворот 1917 года вряд ли мог состояться.

Но теперь события приняли неожиданный поворот. Над жизнью Соколова нависла смертельная опасность.

Угрозы

Первым пришел в себя Сильвестр. Страх, сковавший его при виде Соколова, сменился наглой самоуверенностью.

– Стало быть, граф, вы здесь с чужим паспортом? Так сказать, на нелегальном положении? А что власти Австро-Венгрии предпримут, когда им станет об этом известно? Скажу: вас закуют в кандалы и отвезут в тюрьму.

Ленин, в свою очередь, задумчиво посмотрел на Соколова, побарабанил пальчиками по столу:

– Гм-гм! Я начинаю догадываться, куда исчез товарищ Цигель… Не удивлюсь, если его труп выловят в Шпрее.

Сильвестр зло осклабился:

– Теперь, граф, вам не отвертеться от каторжных работ. Лет на десять прикуют к тачке. За шпионаж. И еще за убийство столько же.

Соколов презрительно посмотрел на Сильвестра:

– Ты, глупый человек, лучше подумай о собственной судьбе. Маклакову и Мартынову станет известно, кто в охранке был предателем и выдавал секретные сведения. Тебя ждет позорная смерть. Даже если ты попытаешься укрыться на чужбине, возмездие тебя настигнет.

Сильвестр задумался. Потом решительно тряхнул набриолиненным коком.

– Это, граф, случится лишь в том случае, если вы доберетесь до России. Но уверяю вас – этого не произойдет. – Он выдернул из висевшей под мышкой кобуры револьвер, наставил на Соколова, сквозь зубы прошипел: – Думаете, я забыл, как вы в консерватории оскорбили меня действием? Вызывал вас на дуэль – вы уклонились. Из-за вас не удалась моя карьера. Нет-с, такое не забывается. – Не спуская напряженного взгляда с Соколова, обратился к Ленину: – Позвольте, Владимир Ильич, представить вам этого человека. Так сказать, всероссийская знаменитость, гроза «щипачей» и «медвежатников», сам Аполлинарий Соколов! – и снова с ненавистью уставился на гения сыска. – Я всегда помнил о вашей жестокости, каждое мгновение. – Снизил голос до зловещего шепота: – Я поклялся отомстить вам, чего бы мне это ни стоило. Час возмездия настал. – Приказал Штакельбергу: – Обыщи, нет ли при нем оружия? Да осторожней! Этот человек крайне опасный.

– Это я уже знаю, – усмехнулся Штакельберг. Он чувствовал себя довольно неловко. Профессиональный убийца испытывал к Соколову не только уважение, но и благодарность. Он представлял, сколько усилий потребовалось сыщику, чтобы вытащить его из тюрьмы.

Не без опаски Штакельберг приблизился к Соколову, протянул руки, чтобы пошарить по карманам, но Соколов рявкнул:

– Пошел вон! У меня нет оружия.

В этот час трактир был полупустой. И хотя русские разговаривали на своем языке, сидевшие за столиками аборигены испуганно повскакали, бросились вон.

Гельфанд-Парвус при виде револьвера смертельно побледнел. Заикаясь, просяще произнес:

– Го-господа, только… бе-без трупов!

Ленин засуетился, картаво выкрикнул:

– Срочно вызвать полицию! Этого субчика необходимо арестовать. – Вдруг осекся, задумчиво почесал пальчиком лысину. – Но, товарищи, у этого реакционера в боковом кармане сюртука секретные списки революционеров. Он забрал их обманом. Никак, гм-гм, нельзя, чтобы они попали в комиссариат. Надо отобрать! Непременно. Чего бы это ни стоило, гм-гм.

Сильвестр, поигрывая револьвером, усмехнулся:

– Под дулом граф выложит списки. Ведь это так, «сослуживец»? Они вам теперь совершенно не нужны. Верните бумаги, ну! Или я вас пристрелю.

Палата № 6

Соколов крепко задумался. Он знал правило: когда ситуация кажется безвыходной, никогда не надо торопить события. С нарочитым наслаждением потянувшись, пообещал:

– Отдам ваши бумажки! Но прежде, герр Ленин, позвольте задать вопрос: неужели вы полагаете, что громадная империя рухнет лишь потому, что вы проповедуете бредовые идеи?

Ленин, резко переменив настроение, вдруг весело засмеялся:

– Вы, батенька, не знаете психологию толпы. Народ, масса не приспособлены существовать в свободном обществе. С толпой надо обращаться, как с ребенком. Толпа не приемлет сложных идей. Нужно самое простое, такое, что амеба поймет…

– «Свобода, равенство, братство»?

– Вот-вот! – Глаза Ленина лихорадочно загорелись. Соколов понял, что затронул тему, которая страстно волнует большевистского вождя. – Но нужно часто, бесконечно часто повторять свою примитивную идею. Необходимо льстить толпе и обещать ей горы золотые. При этом достаточно простого утверждения, не подкрепляемого никакими доказательствами, – и тогда идея овладеет массами. Массы пойдут за своим вожаком. Часто повторяемая идея в конце концов врезается в самые глубокие области бессознательного. И чем ниже по своему умственному развитию субъект, тем он крепче уверен, что родился с привитыми ему идеями. А вот когда идеи окончательно овладеют массами, мы на волне общего энтузиазма построим справедливое бесклассовое и действительно счастливое общество.

Соколову стало ясно: перед ним стоит ненормальный, одержимый бредовыми мыслями человек, который уже и сам верит в то, что говорит.

Сильвестр слушал как зачарованный. Он вдохновенно произнес:

– Теперь, граф, вы поняли, почему я с товарищем Лениным? Потому что за нами – светлое будущее всего человечества! И льщу себя мыслью, что сделал много полезного для партии и своих товарищей.

– Например?

– В частности, я содействовал разоблачению члена ЦК, доносчика Романа Малиновского.

Соколов рассмеялся:

– Это забавно: ты сам участвовал в вербовке этого тридцатипятилетнего поляка, выходца из крестьян, служившего слесарем на фабрике! А твой идейный вождь и вдохновитель, – кивнул на Ленина, – наивно его проталкивал, не жалея денег, депутатом Государственной думы последнего созыва. А теперь – разоблачение…

В настроении Ленина вновь произошла резкая перемена. Лицо исказила злая гримаса.

– А какое, собственно, ваше дело, господин хороший, прислужник гнусного российского самодержавия? Вы поддерживаете насквозь прогнивший режим.

Соколов хладнокровно возражал:

– Вы ненавидите Россию, ее строй, презираете народ. Но вы никогда не отстанете от России, перебравшись на постоянное житье в Америку или, скажем, в любимую вами Германию.

– Это вас не касается! – резко отвечал Ленин.

– А я знаю почему! Чтобы ваши патологические натуры могли существовать, вам нужна среда разложения. Вот вы и разлагаете общество, а в здоровой обстановке ни жить, ни честно трудиться не можете. Я изучал ваше полицейское дело, герр Ленин. И для меня совершенно очевидно: для общества вы – паразит, как, скажем, вошь. Ведь вы ничего полезного для людей не умеете делать. Даже помощником присяжного поверенного вы были плохим, все время получали нарекания, пока вас не изгнали со службы.

Соколов попал в точку. Ленин тайно очень переживал свою никчемность. Он запальчиво возразил:

– Я могу быть, к примеру, хорошим учителем!

– Неправда! Чтобы быть хорошим учителем, надо любить тех, кого обучаешь. А вы людей физически не переносите, у вас все – «сволочи» и «идиоты». Вот и привлекаете в свою партию предателей и человеконенавистников.