Циничные признания

Сильвестр запальчиво выкрикнул:

– Мы, граф, обойдемся без ваших нравоучений. Я, к примеру, ненавижу самодержавие. Оно изжило себя и тормозит прогрессивное развитие общества. Я – убежденный революционер! И счастлив, что такой опасный враг, как вы, граф, попался в наши сети.

– Так-так! – Соколов задумчиво покачал головой. – Моя интуиция говорила, что ты, Сильвестр, – враг.

– Так почему, граф, не разоблачили этого «врага»?

– Не верилось, что человеческая гнусность может быть столь беспредельна. Теперь-то я понял, что именно ты задавил и осведомителя Хорька, и проститутку Клавку. Почерк одинаковый. Почему ты лишил жизни Хорька, понятно: он привез с большевистского совещания важные сведения. И вообще, для твоей банды, возглавляемой этим субтильным господинчиком, – кивнул на Ленина, – Хорек стал опасным. Но зачем было убивать безобидную Клавку? И почему ты давил людей электрическим проводом?

Сильвестр криво усмехнулся:

– Вот эту загадку, граф, при всей вашей хваленой гениальности, не разгадаете!

– И все же?

– Вы, граф, уже почти труп. Во вред революции ничего использовать не сумеете. И чтобы вы сами поняли это, могу позабавиться, рассказать, как водил российскую охранку за нос. Списки агентов добровольно вернете?

– Верну.

– Впрочем, мы и сами забрали бы их. Почему убил Хорька? Вы правильно рассудили – он сделался слишком опасным для партии. Я его люто возненавидел, и это облегчало задачу возмездия. Вы, граф, что усмехаетесь? Когда я пришел к Хорьку, полагал его зарезать.

Вдруг этот негодяй говорит: «Электричество проводили в нашем доме, вот я и спер моток провода с двойной шелковой изоляцией. Дорогая штука!» Мы посидели за столом, немного выпили. Мне в голову пришла прекрасная мысль: задавить этого типа куском провода! Вы, граф, из криминальной практики отлично знаете, что злодеи для совершения преступлений нередко используют свои профессиональные принадлежности. Думаю, пусть ищут убийцу среди электриков. И в своих расчетах не ошибся! Поиск пошел по ложному пути. Кусок провода я положил себе в карман, будучи уверен – он еще пригодится, дабы совершенно сбить сыщиков с толку. Остаток бросил в холодильный шкаф на кухне. Ловко, не так ли?

– И что было дальше?

– Я благополучно исполнил волю партии – совершил акт революционного возмездия. Но дело неожиданно осложнилось. Когда выходил из подъезда, столкнулся с Клавкой, которая меня знала. Клавка сказала, что Хорек назначил свидание, ждет ее. Что оставалось делать? Следствию она укажет на меня. Моя мысль работала быстро и, признаюсь, совершенно гениально. – В голосе Сильвестра звучало самодовольство. – Я, конечно, мог сказать Клавке и потом повторить дознавателю: заходил, дескать, к Хорьку, но никто дверь не открыл. Но все равно на меня пало бы подозрение. Счастливая мысль осенила меня. Я понял: надо сделать так, чтобы подозрение в убийстве пало на проститутку. Я сказал: «Клавка, хочешь заработать двадцать рубликов? Проведи со мной полчасика». У той глаза алчно загорелись – за такой капитал она обслужила бы саперную роту. Спросила: «Куда пойдем? В меблирашки?» – «Нельзя, половые донесут, нам запрещено по девицам ходить. Поехали в Сокольники! Там лес густой». – «В Сокольники, на природе – сладко! Да нет возможности, много время займет, а меня Хорек дожидается. Опоздаю, страсть как рассердится, вдруг драться начнет. Давай на скорую руку? Сарай в соседнем дворе – милое дело! Вот, у меня ключи от него, я хожу туда собаку кормить».

– И ты послал ее вперед, а сам осторожненько пошел за ней?

– Вы, граф, сообразительны! Именно так. Незамеченным проник в сарай – двор там пустынный. У меня в кармане, помните, оставался кусок провода. Я выбрал удобный момент, совершил еще один акт революционной справедливости – второй за полчаса.

– После этого отважился на рискованный шаг – вернулся на квартиру Хорька?

– Это была конгениальная мысль! Я рассуждал: «До наступления холодов в дровяной сарай никто не заглянет. Следствие уверится, что преступление совершила Клавка». Я срезал с головы мертвой Клавки пук волос, вынул несколько головных шпилек, достал из сумочки губную помаду и ключи от квартиры Хорька. Мне вновь повезло: никто не заметил, как я пробрался к Хорьку. Помадой я помазал край бокала, из которого якобы пила Клавка, оставил на подушке ее волосы, бросил на пол шпильки. Более того, я разорвал фото певицы Вевер: пусть следствие решит, что это Клавка сделала, как и само убийство, из-за ревности. Итак, полное впечатление злодейства, совершенного проституткой.

– Тогда понятно, почему ты послал Мурзаева электрическим проводом давить меня в «Астории», – запутывал следы, земля уже горела под твоими ногами. Сильвестр, ведь это ты дал наводку Чукмандину – направил его вскрывать кассу Шапиро?

– Разумеется! И больше того – ха-ха! – его сообщником был… я сам. – Сильвестр загоготал. – Этого никто не мог подозревать. А Чукмандина жаль, ловкий был мужик.

Ленин, внимательно слушавший эти откровения, нравоучительно произнес:

– Это великая честь – отдать свою жизнь за освобождение рабочих!

Соколов с иронией произнес:

– Ваша беда только в том, что эти рабочие вас не просят освобождать их. Да и сколько этих рабочих в России? В «Развитии капитализма…» вы сами называете цифру – три процента! Как же можно устраивать великие потрясения ради ничтожно малой части населения? Всякий, кто на Руси честно трудится, живет в полном довольствии. А мутят воду и устраивают революции всякого рода аферисты, любители опасных приключений и одержимые бесовской манией властвовать над людьми. А лодыри и бродяги при любой власти свой порочный характер не изменят.

Ленин возражал:

– Количество рабочих быстро растет. Сейчас труд подневольный. Когда орудия производства перейдут в руки пролетариев, он станет, гм-гм, радостным! Все будут жить богато.

– Но блага ведь станут распределять те, кто захватит власть. И если прежде «пролетарии» трудились на хозяев, которые все-таки заботились о них, строили больницы, общежития, столовые, то теперь начнется рабство государственное. Народ обязан будет сытно кормить того, кто сядет на трон. Этому новому властелину и верхушке его окружения достанется львиная доля всех благ. Так что равенства не получится! И все ваши партийные сказки о «светлом будущем» – наглая, сознательная ложь, направленная на одурманивание глупейшей части населения.

Ленин надменно усмехнулся:

– Лично вам выгодно настоящее положение вещей! С вами спорить бесполезно. Лучше сдержите ваше дворянское слово, верните агентурные списки.

Соколов швырнул на стол бумаги. Насмешливо взглянул на Ленина:

– А где чек на десять миллионов?

Ленин схватил бумаги, пересчитал страницы – все ли на месте? – торопливо сунул их в боковой карман кургузого пиджачка и бросил на ходу:

– Гм-гм, понимаю, что эти капиталы принадлежат российской охранке? За такую сумму вы решили приобрести нашу революционную сеть? Не вышло, господа! Вам теперь никакие деньги не помогут! У вас чек все равно полиция отберет, а мы деньги используем на нужды революции. – Расхохотался. Взглянул на Сильвестра и Штакельберга: – Товарищи, в оба смотрите за этим врагом трудового народа, я – в полицейский комиссариат.