Шутка

– Дорогой граф, вы нас не желаете замечать? – услыхал он похохатывающий басок. С подчеркнутой вежливостью Соколову поклонился человек невысокого роста, с умными серыми глазами. Это был председатель Совета министров и министр финансов Коковцов. – Поздравляем со Станиславом!

Возле Коковцова, недалеко от тронного возвышения, стояли лощеный, с обширной лысиной и прижатыми ушками генерал-адъютант Фридерикс и совершенно громадный мужчина с коротким ежиком темных волос, подстриженными усами и бородкой, с пробритыми щеками и приятным лицом. Коковцов представил:

– Вы знакомы с Федором Федоровичем Гарнич-Гарницким? Знаменитый силач-борец, председатель «Геркулес-клуба», статский советник…

– Давно знакомы!

Фридерикс сощурил лукавые глаза:

– Вы, Аполлинарий Николаевич, должны знать, что сейчас завелась разбойная шайка. Газеты и обыватели волнуются: «Грабят и убивают, а полиция опять беспомощна». Третьего дня на Васильевском острове напали на Федора Федоровича. И что бы вы думали? Наш богатырь таких оплеух навешал им, что все трое ноги еле унесли. Каково?

Коковцов подхватил:

– А если бы на вас, Аполлинарий Николаевич, налетели, вы с ними сумели бы разделаться?

Соколов фыркнул:

– Как же можно! Я им добровольно отдал бы шубу и портмоне – несчастным помогать следует.

Все весело улыбнулись – шутка понравилась.

Кадриль

Бал в Зимнем пролетел быстро, как приятный сон. Государь вручал ордена: Шрайберу, председателю Верховного уголовного суда, генералу от кавалерии Владимиру Сухомлинову, купцу из Нижнего Новгорода – за благотворительность и еще кому-то. Но первым принять орден из рук самодержца и услыхать самые лестные слова удостоился Соколов.

Потом был роскошный стол, прекрасные вина, множество тостов. И наконец настали танцы. На хорах заиграл оркестр. Дамы еще при входе получили карточки с отпечатанным порядком танцев.

Так случилось, что Соколов оказался рядом с креслом, на котором сидела окруженная юными фрейлинами императрица. Она протянула для поцелуя руку и любезно заметила:

– А я очень вам признательна. Вы, граф, спасли империи государя, а мне – мужа, – и не без легкого кокетства, с удовольствием глядя на пышущего мужественной красотой атлета, добавила: – Вы, кажется, хотели быть моим кавалером и пригласить именинницу на кадриль?

Соколов не растерялся:

– Если государь позволит!

…Он с нетерпением дожидался своего танца.

Сам государь с государыней вел в первой паре полонез – танец начальный. Он шел красивой, полной изящной грации походкой, точно согласованной с ритмом музыки.

Потом зал наполнился вальсирующими парами. И наконец распорядитель – известный балетмейстер Николай Легат – провозгласил:

– Кадриль!

Все взоры обратились на императрицу и Соколова, который славился своим умением танцевать.

Оркестр сыграл ритурнель. Соколов подошел к государыне, поклонился, предложил руку в белой перчатке. государыня пошла с правой стороны от кавалера, положив кисть немного ниже плеча партнера.

Соколов, не изменяя своей манере победительно-смело глядеть на даму, начал выделывать такие сложные фигуры, что все ахнули. При этом он успевал говорить уместные комплименты и остроты. Лицо государыни горело восторгом – знаменитый красавец был ей положительно приятен.

…Государь тоже танцевал много. Этим искусством он владел прекрасно.

Заключительный танец – новейший миньон – Соколов оказался в паре со знаменитой Анной Павловой, которая, несмотря на свои годы – ей было за тридцать, – оставалась непревзойденной не только на паркете Зимнего, но и на сцене Мариинки.

Бал закончился далеко за полночь.

Подарок полиции

Соколов, оказавшись на Дворцовой площади, полной грудью вдохнул чистый морозный воздух. Под чернотой беззвездного неба лежал прекрасный спящий город. Снег перестал идти, и ночь застыла в чарующей тишине. Сыщик приказал кучеру Василию:

– Отправляйся, братец, домой без меня! Я пройдусь пешком…

Зимний дворец остался далеко за спиной. Сыщик шел вдоль набережной, мыслями возвращаясь к пережитым минутам. На сердце был радостный покой.

Вдруг за спиной Соколов услыхал отчаянный скрип шагов. В свете фонаря он разглядел пять или шесть людишек, нагонявших его. Вокруг, как назло, ни одного городового.

Соколов подумал: «Жаль, „дрейзе“ оставил дома! Пальнуть бы раз в воздух, сразу бы в портки наложили. Ну, выбора нет, придется наделать трупов!»

Людишки засуетились, стали окружать свою жертву. Соколов прижался спиной к парапету: маневр ограничивался, зато сзади никто подойти не мог. Вдруг вперед шагнул коренастый, в немыслимом треухе мужичок. Он размахнулся, в воздухе мелькнул кистень – классическое оружие человеческих отбросов.

Соколов со свойственным ему спокойствием зорко выжидал. И когда смертоносная фунтовая гиря была возле виска, чуть отклонился назад. Гирька свистнула возле лица. И сыщик тут же обрушил на нападавшего страшный удар снизу – в челюсть. Голова мужичка беспомощно болтнулась вверх, что-то хрястнуло в позвоночнике, и разбойник замертво рухнул, заливая снег кровью, хлынувшей из горла.

Соколов сместился вправо и хлестанул боковым ударом еще одного нападавшего. Тот на мгновение застыл, а затем во весь рост грохнулся затылком на парапет, чтобы уже никогда не подняться.

Соколов, спеша развить контратаку, начал наносить удары справа и слева. В темноте, на довольно скользкой от снега земле, это было не очень удобно, да и тяжелая шуба – помеха. Но уже через минуту боя еще двое валялись пластом. Один бросился бежать. Но зато тип в фуражке выхватил из-за пояса топорик и, опасно размахивая им, попер на Соколова. Раза два он сумел задеть рукава шубы сыщика, располосовав их.

«Ловкий, собака! – подумал Соколов. – Небось мясником служит. Эти крови не боятся!»

Он выбирал удобное мгновение. И оно пришло.

Когда убийца промахнулся в очередной раз, Соколов бросился на него, оторвал от земли и с силой швырнул в реку.

Под весом тела тонкий лед проломился, вода булькнула. Соколов наклонился через парапет и увидал лишь прибрежную темную полынью, навсегда поглотившую дурного человека.

– Эх, сукины дети, прогулку испортили! – вздохнул Соколов.

Вскоре он наткнулся на городового, дремавшего в будке.

– Беги, братец, позвони в участок. Саженей сто отсюда, не более, разбойники валяются. Пусть их соберут и – под замок. Скажи в участке: подарок от графа Соколова.

…На другой день город облетело известие: Соколов в одиночку разбил шайку, наводившую страх на жителей. За безжалостными разбойниками числилось несколько убийств. Теперь двое злодеев лежали на тюремных нарах, а в полицейском морге – два свежих трупа.

Старый граф Соколов вздохнул:

– Эх, Аполлинарий, когда ты угомонишься?

– Наверное, когда помру! – мрачно пошутил тот.

* * *

Тем временем последовал указ государя о смещении Макарова с поста министра МВД. В сентябре 1919 года большевики, тешившие себя чужой кровью, расстреляют бывшего министра.

Преемником Макарова стал занимавший прежде пост черниговского губернатора Николай Александрович Маклаков, тяготившийся новой должностью и несколько раз просивший государя об отставке. Маклаков был человеком мягким и интеллигентным, он искал поводов не наказывать, а прощать. Увы, коммунисты-большевики не страдали сентиментальностью. Они расстреляют Маклакова еще быстрей, чем Макарова, – в сентябре 1918 года.

Еще прежде, чем Макаров, был лишен своей должности Заварзин, а на его место назначен подполковник Александр Павлович Мартынов.

Судьба Заварзина оказалась более счастливой. В отличие от большинства наших героев Павел Павлович умрет своей смертью 10 октября 1932 года в благополучном Париже. Было ему шестьдесят четыре года. На память о своей деятельности Заварзин оставил мемуары «Работа тайной полиции», вышедшие в Париже в 1924 году. Пишите, друзья, свои мемуары, это будет лучшей памятью о вас.

…Впрочем, все служебные перемещения не изменили хода операции, которую мы описываем.